Бизнес
76K

Борис Дьяконов: «Моя совесть чиста»

Бизнес-секреты 2.0: руководитель «Точки», вице-президент банка «Открытие»

Аватар автора

Борис Дьяконов

руководитель «Точки», вице-президент банка «Открытие»

Можно делать одно и то же дело, быть унылым говном и долбить камни, а можно строить храм. А с храмом придет и заработок. Он будет честный, его не надо будет стесняться

«Точка» — банк для предпринимателей:

  • Более 15 000 клиентов;
  • 300 сотрудников;
  • 950 рублей — минимальная стоимость услуг в месяц.

Другие активы:

  • «Кнопка» — удаленная бухгалтерия для малого бизнеса.

О чем мы говорили: тайм-код выпуска ⬇️

Олег Тиньков поговорил с сооснователем «Банк-24-ру» — банка для юрлиц, у которого осенью 2014-го отозвали лицензию. Пока люди несли к зданию банка цветы, Борис сделал новый банк для предпринимателей — «Точку».

Меньше всего я хочу быть чуваком, который штаны протирает.

— В чем разница между менеджером и предпринимателем?

— Я такой странный менеджер, я когда-то был акционером «Банк-24-ру», потом продал долю, но остался на партнерских условиях как менеджер. При этом у меня параллельно были всякие бизнесы: консалтинг, массажные кресла, всякие вендинговые автоматы. Еще мы создавали сервис «Кнопка» для предпринимателей.

Тут два вопроса. Первый вопрос: чей капитал? Когда у предпринимателя целиком заемный капитал, тогда технически он менеджер. Еще есть вопрос отношения к делу. Ты приходишь с утра до вечера сидеть на заднице или ты приходишь создавать, менять, рисковать жизнью, энергией и в том числе деньгами.

— То есть ты сейчас не рискуешь своими деньгами?

— Рискую. Вот сегодня я потратил свои деньги на «Точку», зная, что они не компенсируются. Я легко к этому отношусь. Если веришь в то, что делаешь, в какой-то момент надо зажмуриться и прыгать.

— Ты был совладельцем бизнеса «Банк-24-ру», а теперь ты просто менеджер банка «Точка». Управляющий директор. У тебя уровень мотивации какой?

— Сейчас даже интереснее. Потому что «Точка» — первый онлайн-банк для предпринимателей. В предыдущей жизни я боялся делать эту трансформацию, отцепляться от офисов, делать какие-то смелые шаги.

Сейчас мне в чем-то страшнее и в чем-то интереснее. Я, честно говоря, сам себе этот вопрос задавал, потому что меньше всего на свете я хочу стать чуваком, который устал, который просто штаны протирает.

— C чего ты начинал? Ты из Екатеринбурга, там родился?

— Да, я из Екатеринбурга. Я там закончил школу, поступил на философский факультет. Параллельно уехал учиться в Америку, учился там 4 года, потом вернулся.

— На кого?

— Я выучился на бакалавра гуманитарных наук. Потом вернулся и служил пастором в методистской церкви.

— В США?

— Нет, в России. Параллельно работал программистом и айтишником. Просто подрабатывал, чтобы как-то сводить концы с концами. И делал одни из первых банковских веб-сайтов.

В 98-м году к нам с товарищем пришла идея сделать интернет-банк. Тогда это был чуть ли не первый интернет-банк в России. Я тогда еще мало-мальски программировал и часть продукта создал своими руками.

— Вы в 98-м сделали интернет-банк?

— Да, осенью. Сразу после августовского кризиса начали пилить этот продукт. Удивительно, но меня прямо подхватила и увлекла идея трансформировать привычный пользовательский опыт — достаточно болезненное общение с банком. Тогда всё было сложнее: банк-клиент, какие-то установки, специальные компьютеры. Я решил, что хочу превращать это во что-то новое, клевое и крутое.

— И как вы назвали этот банк в 98-м?

— В 98-м году тогда это был банк «Северная казна», я там был просто наемным программистом. И это был просто интернет-банк. Что интересно, мы написали решение, которое сразу обслуживало и юриков и физиков. Мы не догадывались, что их надо делать как-то отдельно.

— Что у тебя было после «Северной казны»?

— Один из менеджеров «Северной казны», Сергей Лапшин, решил сделать «шаг веры». У него было видение — сделать круглосуточный онлайн-банк и офигенный сервис для физиков. И он, собственно, инициировал этот процесс, а я присоединился и поддержал.

Борис Дьяконов — российский банкир. Основатель и директор банка для предпринимателей «Точка». В банковском бизнесе с 1998 года. С 2002 по 2014 был совладельцем «Банка-24-ру». С 2015 запустил дистанционный банк «Точка». Получил ученую степень кандидата педагогических наук. Написал много работ по современным банковским технологиям, электронной коммерции, менеджменту, управлению проектами, социальной педагогике и религиоведению.

Дата рождения: 2 марта 1977 года
Образование: Московский государственный социальный университет, 2000 год

Мы делали всё, чтобы сохранить лицензию.

— Почему отозвали лицензию? Как ты себя чувствуешь морально? Не стыдно ли тебе? Сейчас вот ты вроде открыл банк «Точка», опять эти же клиенты к тебе идут. Хотя я знаю, что вам цветы несли.

— Как я себя тогда чувствовал? Ужасно. Неправильно было бы комментировать действия регуляторов, потому что самое важное, что мы делали и что мы создавали, — это мы делали и создавали для клиентов.

— Ты считаешь, это ошибка регулятора?

— Я не комментирую действия регулятора, я исхожу из того, что регулятор всегда прав.

Мне очень больно, что так произошло. Мы чувствовали огромную ответственность. Я до последнего не верил. Но моя совесть чиста. Мы делали всё для того, чтобы этого не произошло. Я был в кабинете, и вот этот приказ на сайте ЦБ. Мне было страшно даже выйти в коридор, до туалета дотопать. Прямо дико стыдно.

Потом начались очень странные вещи. Стали приходить клиенты. Слова поддержки можно отлистать на Фейсбуке. Всё, что люди писали на стене, там есть. Ни добавить, ни прибавить.

А потом сотрудники «Банк-24-ру» — рядовые ребята в контакт-центре — сделали потрясающую вещь. Они начали информировать клиентов о том, что происходит. О том, что все деньги на месте, ничего не растащено.

Эти люди, возможно, остались без работы. Но они сами скинулись на то, чтобы разослать смски клиентам, потому что корпоративные аккаунты уже отключены. И люди с мобильников с клиентами переписываются, созваниваются, объясняют что делать.

Услышав слова поддержки клиентов, мы дали несколько обещаний. Первое: что мы всем вернем все деньги. И второе: если клиенты хотят, то банк возродится. Собственно, произошло и то, и другое. Мы со всеми рассчитались — это уникальный случай в России.

— Молодцы. Действительно, немного таких кейсов скручивания банков. Я бы еще «Связной» туда добавил. Это тоже пример, когда достаточно большой банк был красиво сдут, а не брошен с дыркой, как в 90% случаях. Как и в вашем случае, там никто не пострадал.

— Знаешь, я очень люблю яхты. Иногда берешь яхту в аренду, и там есть такая игра. Ты берешь ее в аренду у чартерной компании, и задача ее сдать, чтобы тебе не насчитали штрафов. А штраф могут там насчитать за все: за разбитую кружку, за тарелку и так далее.

Я помню, как-то в Турции сдавал яхту в чартере. И пришел приемщик — старый, хорошо поживший моряк-турок. Посмотрел, сказал мне заветные для чартерного капитана слова «no damage», у тебя нет штрафов, нет никаких убытков. А потом добавил, что «a good captain is a one who sank the ship» — «хороший капитан это тот, кто утопил корабль».

Мне это показалось такой дичью. Я такой: «Ты что имеешь в виду?» А он говорит: «Слушай, я не хочу, чтобы ты утопил именно этот корабль, но, вообще, если ты сдал все без damage, ты, наверное, особо не научился».

Я тут слушал лекцию Нассима Талеба в Сколково, и он сказал очень похожие вещи. Что системы, которые никогда не переживали кризис, скорее всего, не будут готовы к удару. Но компании, которые проскреблись по дну, и, особенно в ситуации, когда возродились, в них совсем другая ДНК, совсем другая энергия.

Видишь только цель и фигачишь, фигачишь, фигачишь.

— Какие качества больше всего тебе помогли в бизнесе? Именно в бизнесе, не в жизни.

— Мне помогла страсть. Это какое-то детское ощущение, когда всё вокруг перестаёт существовать, и ты видишь только цель, и к этой цели фигачишь, фигачишь и фигачишь.

Ещё помогло желание мечтать и представлять, как могло бы быть по-другому. И еще одно качество, приобретенное в последнее время, — это умение «проныривать». Просто набрал воздуха и надо пронырнуть.

У меня есть такая фраза, она очень капитанская. Я шел в очень маленькой парусной лодчонке через Атлантику, и мы попали в штиль. Звезды отражаются в океане, яхта стоит, ничего не происходит.

Вдруг ко мне пришла мысль, что когда-то на этом месте, наверно, был шторм. Тонули лодки, тонули корабли, а сейчас всё как-то тихо. И, блин, на следующий день начался шторм. Нас колбасило трое суток. Рядом несколько лодок сильно разломались.

Но в самый тяжелый момент я вдруг подумал: «Здесь же несколько дней назад был штиль. И шторм, наверно, не длится вечно». Вот этот вот настрой, что шторм бывает, но не длится вечно, — очень помогает.

— Когда мы год назад в Екатеринбурге смотрели твой банк, ты сказал: «Я хочу продать это все дело и уйти в кругосветку». Я вижу, что яхты — это твоя страсть, как для меня велосипеды. Прошел год — в кругосветку ты не ушел. Что повлияло на твой выбор?

— Я сделал осознанный выбор. Мы сели, поговорили с командой, и был такой вопрос: «Ребят, мы хотим возродиться, мы хотим вернуться к клиентам, которые просили, чтобы мы вернулись?» Все сказали: «Да». Я сказал: «Ок, поехали». Это первое.

А второе… Я подумал: смысл же не в галочке — «Я прошел кругосветку», смысл в настроении. Я стараюсь на праздники вырываться и по-прежнему достаточно много времени проводить на яхте. Кругосветка подождет, если твоя цель — сделать офигенный банк для предпринимателей.

У меня есть друг, серийный уральский предприниматель, он занимается инновационным бизнесом. Очень талантливый человек, изобретатель. И такую штуку интересную рассказал.

Россия была крупнейшим в мире экспортёром трюфелей. Эта строчка экспорта была настолько важной, что для неё была отдельная строчка в бюджете Российской Империи.

— Я думал, они где-то в Пьемонте растут.

— Как выяснилось — нет. До 1917 года Россия экспортировала дофига трюфелей. Это значило, что были дубовые рощи, и помещику в голову не приходило их срубить, чтобы резко получить бабло и свалить куда-нибудь в Черногорию или во Францию.

Люди мыслили поколениями. Зачем мне валить дуб? Я тут гуляю, трюфельки продаю, мне больше не надо. Если я не проигрался в карты или не спился, я оставлю это детям, потом я оставлю это внукам, они так же тут будут гулять, продавать трюфельки, у всех всё будет хорошо.

А потом произошёл резкий слом. Люди решили, что хрен с ними, с дубовыми рощами, лучше сейчас всё вырубить, резко натопить печки, получить валюту, построить заводы, и это прервало мышление о…

— Преемственности?

— Да. «Я хочу, чтобы мои дети гуляли в этой же роще». То есть это очень разная ментальность. Есть ментальность «схватить и убежать», ну вот хоть что-то, хоть кусочек. За ней стоит то ли страх, что отберут, то ли чувство незащищенности — я не знаю. И есть совсем другая ментальность, когда «я хочу это оставить, я хочу, чтобы это продолжалось».

— А в чем, на твой взгляд, разница между московским и уральским предпринимателем?

— Я, честно говоря, вообще об этом не думал. Я могу сказать, какая разница между английским предпринимателем и московским или уральским.

— А какая разница?

— Английский попроще. Английский руководитель строительной компании сам будет не лениться класть плитку, даже если у него десять сотрудников. Русский заведёт себе офис, заведет секретаря, наймёт бухгалтера и напечатает визиток.

Вот у меня есть друг, турок, он там в каком-то городе реально босс. К нему мэр ходит с поклоном. Чувак почти долларовый миллионер, но ездит на разбитом мопеде 20-летней давности и купил какую-то страшную китайскую тачку.

Я у него спрашиваю: «Слушай, почему ты бы не купил себе нормальную машину?» Он говорит: «Ну как, я за те же деньги купил две машины — одну себе, вторую папе. Папа мне тоже помогает, ездит».

У него бизнес — туристов на лодочках катать. Он капитан, жена капитан, брат жены капитан, они же моют лодку с утра, они же ездят на мопедиках, закупают всю эту кока-колу, пиво, они же жарят шашлычки, они же аниматоры.

В России это было бы штатное расписание, с отдельными позициями, с мини-профсоюзом, и собственник бы приезжал и ругался бы на нерадивых сотрудников. А чувак в сезон сам работает 20 часов. Иногда ощущение, что вот это надо прожить и перерасти.

— Ты был пастором в методической церкви, и у тебя навыки проповеди есть, и одет ты подобающе. Будем считать, что твоя паства там [показывает на камеру].

— Моя первая работа была санитаром в больнице. И там была очень ненавистная деятельность — мыть окна. Я был маленький, мне было страшно. Мне даже 14 лет, по-моему, не было. Я не дотягивался, получалось плохо, с разводами.

Как-то помню, еле-еле вымыл окно и потом захожу в ту палату, которую я только что вымыл, а там больные люди лежат и улыбаются. Я понял, что смысл того, что я делаю, это не мыть окна, а делать так, чтобы в палате было светлее, и чтобы люди там улыбались. И я с тех пор во всем, что я делаю, пытаюсь найти какой-то смысл для себя.

Я не хочу всю жизнь мыть окна. Но делать так, чтобы люди улыбались, меня прикалывает. И я всегда рассказываю одну и ту же притчу про это. Она, в том числе, про церковь, про Средние века.

Идет путник по дороге, и там каменоломня. И люди долбят камни и так вяло это всё делают, у них бесконечные перекуры, из дома какие-то припасы едят. И один чувак со всей силы долбит. Путник к нему подходит и спрашивает, говорит: «Слушай. Вот это изнурительный каторжный труд, долбить камни киркой. Все вот еле-еле шевелятся, а ты вот как-то энергично долбишь камни. Это же адский труд». И работник на него посмотрел и говорит: «Слушай. Я не долблю камни. Я строю храм».

Эта история меня дико вдохновляет. Можно делать одно и то же дело, быть унылым говном и долбить камни, а можно строить храм. И я верю, что те, кто строит храм, у них храм и получается. А с храмом придет и заработок. Он будет честный, его не надо будет стесняться.

Сообщество