Сколько зарабатывает семейный ветеринарный врач

Каждую неделю наши читатели рассказывают о своей работе.

Героиня этого выпуска в восемь лет уже точно знала, кем она хочет быть, и сразу начала работать в этом направлении. Сейчас у нее своя выездная ветеринарная служба. Мы поговорили о том, как работать без выходных и не выгорать, как без очевидных признаков понять, что животному нужна помощь специалиста, что такое кэт-френдли ветеринария и зачем животным чистить зубы.

Я удивительным образом пришла в профессию. Мне было восемь, я училась во втором классе, когда бабушка подарила мне книгу Джеймса Хэрриота «О всех созданиях — больших и малых». Это записки английского ветврача. Книга произвела на меня огромное впечатление, и тогда я поняла, кем хочу стать. Ребенком я была деятельным, поэтому на следующий день пошла на районную ветстанцию и поставила будущих коллег перед фактом, что буду у них работать. Коллеги удивились и отправили мыть полы. Полов я за несколько лет намыла километры, но параллельно впитывала все знания, до которых только могла дотянуться. Именно то, что меня тогда не прогнали, я считаю настоящим чудом.

На городских станциях до сих пор есть отголоски тех схем лечения. Тогда шестилетняя кошка считалась старой. Там были те самые замечательные стеклянные шприцы. Мы их кипятили, и определенное количество времени они должны были прокипеть. Потом стали присылать пластиковые. Но сначала присылали очень мало. На них, конечно, было написано, что они одноразовые, но они тоже прекрасно кипятились — какое-то время, пока не начинали расползаться. Еще работа на станции запомнилась кучей писанины: терапевтический план, хирургический план, план по усыплению — да, такой тоже был. Как тогда усыпляли, даже говорить не хочу — это прямо детская травма. Ветеринарии мелких домашних животных тогда еще не было. Когда животному ставили иглу в вену, как человеку, это было прямо вау, на это сбегался посмотреть народ со всей клиники, включая аптеку. Сложных операций не было: кастрация, стерилизация, кесарево сечение, купирование ушей, хвостов и так далее. На самом деле там были достаточно квалифицированные врачи, они любили животных. Но когда каждый день такой поток, и от животных, и от владельцев очень устаешь, любить их становится сложно. А это была одна станция на весь район. Тогда не было частных клиник. В девять утра очередь из зала ожидания уже выходила на улицу. Принимали очень быстро, диагнозов было по пальцам двух рук пересчитать, схем лечения — по пальцам одной руки.

С тех времен у меня осталось несколько четких постулатов. Во-первых, я точно знаю, что очень много болезней проходят сами, потому что на тех схемах лечения, которые тогда были, животные просто не должны были выживать, если бы у них не было для этого собственных ресурсов. Я в этом уверена на 100%. Но благодаря современной ветеринарии мы можем все-таки помочь животному не заразить других и выздороветь быстрее, без потери качества жизни, без того, чтобы заболевание стало хроническим и причиняло неудобства. Во-вторых, если животное хочет жить, ветеринария бессильна. Когда я вижу в назначениях новокаиновые блокады или уколы гомеопатии в мышцы спины, я думаю: «Какой же ты живучий, зайчик!»

После работы на ветстанции я поступила в Санкт-Петербургскую государственную академию ветеринарной медицины — СПбГАВМ. Если бы выбирала сейчас, поехала бы учиться в Европу. В Германии, например, ветеринарное образование гораздо более фундаментальное, обширное, глубокое. У нас учебники успевают сильно устареть уже к тому моменту, когда их только напечатали. В моих учебниках были описаны препараты, которые не просто не используются, а уже даже не выпускаются. По сути, врач, конечно, учится сам. Главное, что дает высшее образование, — навык вычленять из потока информации то, что тебе нужно, и понимание, как это применить на практике. Когда я оканчивала академию, с интернетом было совсем плохо, он только-только зарождался, был по карточкам, поэтому учились по книгам.

В институте я неплохо зарабатывала на курсовиках. Они все были оригинальные, каждый писался под конкретного товарища. Я тогда перечитала полбиблиотеки: заходила и выносила оттуда мешками книги. У меня был уговор с библиотекарями, что они меня не трогают. И деньги были очень неплохие, для студента особенно. Точных цен уже не помню, но по ощущениям от 300 до 2000 ₽ за курсовик. Были эксклюзивные, типа анатомического вскрытия, за эти брала около 5000 ₽. Дневник по практике — 20 000 ₽. Работать приходилось много — я сутками не спала, благо организм позволял. Общий заработок был примерно 60 000 ₽ за сессию.

Работать по специальности начала еще до получения диплома. Когда нужно было проходить обязательную практику на третьем курсе, я устроилась в ведомственную ветеринарную службу ФСИН. Там я работала с розыскными и караульными собаками. В мои обязанности входили осмотр и лечение больных собак, организация и проведение профилактических мероприятий, ведение отчетности. Традиционно охранные собаки агрессивные, и, чтобы врач мог к ним просто подойти, уже нужна седация. Мне помогали кинологи, потому что в каком-нибудь алабае могли быть все 80 кг, а во мне — значительно меньше. С овчарками мы договаривались, общались. Это был очень интересный опыт, который мне сильно помог впоследствии, потому что там была одна я и много животных, каждое со своим характером. Приходилось работать в условиях недостаточного финансирования: в запасах ветслужбы были йод, зеленка, антибиотик тилозин — и все. Я писала заявки на препараты, пыталась что-то наладить, например график вакцинации. Я привыкла ни на кого не рассчитывать, привыкла думать. Если мне нужно узнать дозу препарата, схему лечения или патогенез какого-то заболевания, я все найду сама. Это была такая жесткая школа: как бросают в воду детей, чтобы научить плавать.

После практики я оформилась сначала как вольнонаемный сотрудник, потом прошла начальную военную подготовку, принесла присягу, отслужила в армии, постреляла из автомата — и попала в штат. Но зарплата была на уровне уборщицы. Пока у меня был удобный режим работы, меня это устраивало: я приезжала когда хотела, на то время, которое мне было нужно для выполнения моих задач. Когда я закончила ветакадемию, оказалось, что в 08:15 я должна быть на построении и до 17 с копейками сидеть ковырять в носу. И это за какие-то смешные даже по тем временам деньги. Пришлось увольняться.

После ФСИН я работала с зоозащитными организациями, практиковала в ветклиниках и параллельно развивала свою частную практику. С зоозащитниками работала довольно долго: консультировала на форумах, выезжала в приюты. Во-первых, просто хотелось помочь, во-вторых, в этой среде много инфекций, а меня всегда очень интересовали инфекционные патологии — это моя первая любимая специальность. Но зоозащита — это истеричный мир с постоянным надрывом. То кто-то умирает — давайте соберем деньги, то где-то порезали собаку и за лапы привязали к дереву, здесь животное сбили, там котенку выжгли глаза… У меня на это уже не хватает нервов. Я потом спать не могла, и мне диагностировали депрессию.

Я ушла из зоозащитной сферы и повысила цены на свои услуги. Специально, чтобы отсечь тех, кто хочет подешевле, на халяву и так далее. У меня нет никаких скидок для бездомных животных, но если я приезжаю на вызов и вижу нищую бабушку с любимой кошечкой, таких я полечу бесплатно. Я даже попрошу лабораторию сделать скидку на анализы и сама достану какие-то лекарства. Еще у меня есть подруга в Петрозаводске, которая занимается бездомными животными, и несколько человек в зоозащите, которых я уважаю и готова с ними работать. Их животных я тоже лечу бесплатно и всегда очень рада им помочь, потому что там нет этой истерии. Просто люди заботятся о животных.

В ветклинике в 2009 году я работала шесть дней в неделю и получала 24 000 ₽ в месяц.

Я работала с десяти утра до девяти вечера очень напряженно и тяжело. Денег было мало, реализации никакой, потому что я не успевала ничего вообще, даже учиться. Ты просто вкалываешь, причем тебя даже не оформляют официально. К сожалению, очень распространено, когда врачи работают без оформления в штат и получают копейки. Это рабский труд, особенно у ассистентов, которые в принципе уже готовые специалисты, просто ничего не умеют и как раз в процессе работы всему учатся, — это нормально. Чтобы вырасти во врача, нужно какое-то время поработать ассистентом. За смену 14 часов ассистент может присесть два раза и заработать 1000 ₽.

Зарплаты в ветклиниках и сейчас — это 20 000—30 000 ₽ в месяц. Четкой ставки нет, есть какая-то фиксированная сумма плюс процент с приемов. Хорошо получают хирурги, хирурги-эндоскописты и узкие специалисты. Чем ты лучше, тем ты больше зарабатываешь. Но есть и другая сторона: чем больше отжал у клиента денег на ненужные анализы и манипуляции, тем, опять-таки, больше заработал.

В государственных клиниках платят еще меньше и при этом намного больше контролируют. Пациентов там очень много — на городской станции по-прежнему всегда очередь. Зачастую там прекрасное оборудование, но оно стоит под пленочкой, в коробке, потому что к нему не прилагается человек, которого обучили с ним работать. Квалификация врачей часто очень низкая. «Дихлофос» в уши при отодектозе — ушных клещах — это не шутка, а реальный случай. Поскольку в госучреждениях только оклад, врач не заинтересован в том, чтобы расти. Хоть прыгни выше головы — больше денег все равно не получишь. В частной клинике в этом плане лучше, иногда хоть на курсы какие-то пошлют.

90% случаев — это что-то стандартное: «почесушки», поносы, больные глазки, ножки, ушки и так далее. Бывает, что-то нестандартное маскируется под простое, и тогда болезнь легко упустить. В клинике на прием отводится ограниченное время, врача торопят, у него всегда куча дел и просто нет возможности возиться с каждым пациентом, искать причину заболевания, разрабатывать индивидуальную схему лечения.

А я люблю подумать подольше, изучить проблему, установить контакт с животным и хозяином. Мне нравится, когда я помню пациентов по именам, знаю, сколько им лет, какие у них анализы, какие угощения они любят, как они спят. Потом мы с владельцем общаемся онлайн, я на связи 24/7. Если есть вопросы по схеме лечения, если есть побочки от препаратов, если что-то не помогает или уже помогло и есть смысл отменить, клиенты мне пишут, консультируются. За это не надо дополнительно платить, это просто ведение, оно входит в стоимость вызова. Вообще, если врач хорошо знает животное — откуда оно, чем кормится, чем болело, — проблему иногда можно решить просто по телефону, а также проще распознать какой-то манифест патологии. Например, если у меня в пациентах кошка с морбидным ожирением, я буду ждать сахарного диабета и в анализах всегда буду смотреть сахар.

Когда у меня сформировался свой пул клиентов, я окончательно ушла в частную практику. Нигде не давала никакой рекламы, работало только сарафанное радио. У меня, конечно, есть «Инстаграм», на него подписано всего 370 человек, каждый день я там публикую пациента дня. С клиентами никогда проблем не было, работаю на износ, не успеваю спать. Причин успеха, как мне кажется, три.

Во-первых, я действительно люблю животных и искренне хочу помочь — наверное, это видно. Во-вторых, у меня достаточно высокая квалификация. Я ею занимаюсь, я дрессирую себя, чтобы соответствовать тем деньгам, которые люди платят за мои услуги. Это долго, нудно. Чтобы столько зарабатывать, нужно очень много работать. Причем работать не только на вызовах, но и после: это поиск ответов в литературе, консультации с коллегами, подбор медикаментов. Это постоянное самообучение: я сижу на «Пабмеде», посещаю конгрессы и мастер-классы, слушаю вебинары узких специалистов. Мне повезло: у меня есть бесплатный доступ ко всем образовательным мероприятиям клиники Сотникова — одной из ведущих ветеринарных школ России.

Поскольку я врач общей практики, мне интересно все. Я ходила на мастер-классы по УЗИ-диагностике, была на курсах по МРТ. Потому что, например, зная принцип МРТ, я понимаю, каких пациентов мне нужно отправить на это исследование, а каких — на КТ, каких — на энцефалограмму. Я могу дать точное направление. В августе пойду на мастер-класс к пластическому ветеринарному хирургу. Она будет рассказывать о стадиях раневого процесса, какие раневые повязки лучше в каком случае. Это все гуглится, есть статьи на эту тему, я уже была на подобном вебинаре, но хочу послушать именно этого врача, потому что у нее огромный опыт восстановления совершенно чудовищных раневых поверхностей. Еще с огромным интересом слушаю лекции Королевского ветеринарного колледжа в Лондоне. Сейчас вообще много материалов за вменяемые деньги размещается в онлайн-доступе. Недавно открыла очень интересное издание по биохимии и поймала себя на том, что читаю его, как приключенческий роман. Врачу общей практики нужно знать все понемножку. Хотя бы чтобы квалифицированно отвечать на вопросы владельцев.

В-третьих, если я помочь не могу, то я об этом честно говорю и отправляю клиента к узкому специалисту, который разбирается конкретно в этой патологии. Я никогда не буду брать деньги за то, чего я не умею, и я точно знаю, что клиент потом вернется ко мне с какой-то другой проблемой, которую я уже смогу решить. Если не вернется и останется в хорошей клинике, это тоже прекрасно. В Питере животных много — пациентов хватит на всех.

Я считаю, что у меня идеальная профессия: я глажу котиков, а мне за это платят. Мои клиенты — это в основном владельцы собак и кошек. Еще у меня в пациентах есть лиса, сервал, как-то ездила делать уколы хамелеону.

Больше 10 лет я работаю на себя. Это очень спокойная, размеренная работа. Сейчас у меня своя вызывная служба, работающая по современным стандартам: только доказательная ветеринария, никаких острых пациентов и хирургии на дому, упор на консультативные, диагностические, сопроводительные и процедурные услуги. В общем, я семейный ветеринарный врач. У меня нет операционной, нет своего кабинета, я работаю на дому у клиента и не занимаюсь острыми пациентами, которым могут внезапно потребоваться активные реанимационные или стабилизирующие мероприятия.

Перед вызовом я стараюсь получить максимально полную информацию о животном. Если мне скажут, что собака посинела и плохо дышит, я на этот вызов даже не поеду. Я сразу отправлю людей в клинику, чтобы они не теряли ни время, ни деньги, потому что такому животному в домашних условиях не помочь. Но иногда владельцы неадекватно оценивают состояние питомца или рассказывают меньше, чем могли бы. У меня была клиентка, которая меня обманула. Я ехала на совершенно другие симптомы. А когда вошла, увидела задыхающегося кота с отеком легких, выплевывающего отечную жидкость. У кота был безумный кашель, очевидно, пневмония и температурища. Я объяснила хозяйке, что надо ехать в стационар лечиться, — нужна квалифицированная помощь, может быть, даже аппарат ИВЛ. Но женщина мне сказала: «Нет, доктор, нам от вас нужен был только диагноз, а лечить я его буду торсионными полями». Я вокруг этой тетеньки плясала с бубном час, уговаривала ее, что я довезу, не надо денег, давайте только доедем до клиники, но убедить человека так и не получилось.

Я терапевт — провожу первичную консультацию, занимаюсь сопровождением сложных случаев, когда надо показать пациента нескольким узким специалистам и потом подобрать общую схему лечения. Это уронефрология, гастроэнтерология, дерматология, терапия инфекционных болезней и так далее. Хронические патологии на дому ведутся очень хорошо. Это позволяет минимизировать стресс у животного.

Сотрудников у меня немного: УЗИ-диагност, диетолог и моя помощница. Раньше у меня еще была хирург и стоматолог в одном лице, мы пробовали проводить какие-то простейшие операции на дому: санацию ротовой полости, чистку зубов — это все-таки происходит под наркозом, кастрацию котов, стерилизацию кошек, удаление небольших кожных новообразований. Но у меня каждый раз была аритмия, когда врач ехала на вызов. Я думала о том, что там внезапно в наркозе может произойти, и мне было страшно — она же там одна. Теоретически, если проводится какая-то операция под общей анестезией, должен присутствовать врач-анестезиолог. Он делает инфузии, если надо, следит за температурой тела. Например, у маленьких собачек под наркозом часто падают сахар и температура. И нужно контролировать этот процесс. Хирург занимается непосредственно своей работой. Он не должен от шприца, воткнутого в катетер, бросаться к скальпелю и обратно. И не дай бог еще выполнять функцию реаниматолога. Реанимационные мероприятия даже у небольшого животного в домашних условиях проводить очень сложно. Если это большая собака — в принципе невозможно. Мы, естественно, предварительно обследовали пациента, делали анализы крови, УЗИ сердца, но я все равно каждый раз очень волновалась, и в результате пришлось от этого отказаться. Я, конечно, лишилась какого-то количества денег, но решила, что мои нервы дороже.

Я оформила ИП, плачу налоги, все официально. У меня есть определенные ограничения. Например, я не могу проводить вакцинацию на дому от заболеваний, общих для человека и животного, в частности от бешенства. Но это правило существует только в Санкт-Петербурге — в Москве, например, оно не работает.

Еще я сотрудник процедурного кабинета клиники Сотникова. Я беру кровь на анализ, собираю материал для ПЦР-диагностики, чтобы выявить какие-то инфекции, провожу капельные инфузии, внутривенную катетеризацию и любые инъекции. Я называю это «вызовы для расслабления мозга». Пришел и сделал, думать не надо — почти как отдых. Таким образом, у меня два рабочих телефона: процедурного кабинета и моей вызывной службы.

У меня не бывает типичных рабочих дней. Каждый день особенный, непохожий на другие. Иногда это круговерть с семи утра до двух ночи, иногда — пара вызовов и томный обед в кафе.

Я работаю с категорией людей, которые более трепетно относятся к своему животному, чем большая часть населения. Если человек готов платить довольно приличную сумму за вызов врача, потому что не хочет подвергать животное лишнему стрессу во время похода в клинику, это значит, что он все-таки настроен сделать жизнь своего питомца лучше.

У нас еще во многом «карательная» ветеринария. Кот три часа просидел в холле, там собаки, страшно, резкие звуки, крики. Животное испуганное, голодное, потому что нужно сдать кровь. Его вытряхнули из переноски, грубо растянули в шесть рук, в попу залезли, в вену залезли, в рот залезли. Со звоном полетели на столик железные инструменты. С точки зрения кота это просто какой-то кошмар, безумие, он не понимает, что происходит, нормально же все было…

Прием, например, в кэт-френдли клинике сильно отличается. Во-первых, нельзя вытряхивать животное из переноски, нужно дождаться, пока кошка выйдет сама. Или хотя бы снять верхнюю часть и сверху закрыть одеялком. Одеяло опрыскать феромонами, потому что кошки очень чувствительны к лицевым феромонам, это их успокаивает. На мировом рынке сейчас много устройств с препаратами, которые можно просто включить в розетку, или можно попшикать специальным средством на поверхности, на руки — и животному будет комфортно. Не надо бросать инструменты, хлопать дверями и орать. Врачи должны заходить в кабинет корректно, не пугая животное. Кошек и собак нужно принимать раздельно, у них не должно быть общего холла. Или, если это невозможно по техническим причинам, в общем зале должны быть предусмотрены высокие полки или столики, на которых можно так разместить переноску, чтобы кошка оказалась выше собак, — ей так комфортнее. Кошки вообще очень тревожные животные. У них на фоне стресса часто обостряются заболевания. Они могут перестать писать, если нервничают. В конце концов, есть успокоительные. Можно перед приемом давать таблеточку. И врачу будет легче, и хозяину, и животному.

Раньше я работала, как и все: животное засунули в сумку-фиксатор или просто зафиксировали руками, воткнула иголку — кошка орет, кровь во все стороны, одного хозяина уже укусили, второй хозяин пытается упасть в обморок… В общем, теплая дружественная обстановка. С тех пор, как я перешла на кэт-френдли ветеринарию, я не достаю сумку-фиксатор. Сейчас, если я прихожу и вижу, что животное, например, схватили за шкирку, я объясняю: за шкирку брать не надо — вы его низводите до котеночка. Вы поставили его в подчиненное положение и доминируете. Не надо доминировать, давайте будем договариваться. То же самое с собаками. При бережном обращении можно спокойно осмотреть животное, оно не будет жевать тебе руку, пока ты проверяешь зубы. Врачу работать в таком формате тоже выгодно. И забор крови происходит гораздо быстрее, чем если это делать насильно.

Иногда во время манипуляции кошки начинают злобно орать утробным голосом — типа «ты что вообще творишь, холоп!» При этом не двигаются с места, не кусаются, не царапаются. В этот момент их никто жестко не фиксирует, лапку я просто придерживаю. Это выражение эмоций, животное имеет на это право. Я могу даже подпеть ему или помурлыкать с ним. Это очень смешно выглядит, я научилась этому на семинаре для кэт-френдли ветеринарных врачей. Коллега там рассказывала, что она со своими пациентами мурлыкает. Я послушала и решила тоже попробовать. Ведь что мы говорим кошке, которая вырывается? «Шшшшш» — так же, как мы успокаиваем детей. Но «Шшшшш» для нее — это вы на нее шипите. А кошки не любят, когда на них шипят. Для них это выражение агрессии. Поэтому мы не шипим на кошку, мы с ней мурлыкаем. Они реально от этого успокаиваются.

Есть котики, у которых кровь лучше берется из задней лапки. Бывает, надеваю на переднюю жгут, и котик начинает махать лапами:

Может быть, у него болит какой-то сустав. Очень многие кошки спокойно лежат на руках у владельца, им комфортнее пройти процедуру в таком положении. У меня есть семья, которая делает своему коту «мокрую лапку»: папа чуть-чуть смачивает руку и начинает гладить котика между ушей — создается эффект, как будто его вылизывает мама-кошка. Котик это очень любит и быстро успокаивается. У каждого владельца какие-то свои фишечки.

Недавно я приезжала к своей постоянной клиентке с девочкой-практиканткой из академии. Нам нужно было сделать укол кошке. Она живет в семье уже три года, но по характеру абсолютно дикая, ее забрали с улицы. Когда мы вошли, кошка зашипела на практикантку и залезла на шкаф. В итоге я, балансируя на стремянке, ее погладила, мы с ней поговорили. Я попросила у кошки разрешения сделать укол. Я знаю, что она меня не понимает! Но спокойный голос и доброжелательная интонация на самом деле творят чудеса. Пока я делала укол, кошка даже не дернулась, а до этого вела себя агрессивно и боялась. Я не могу сказать, что она была от меня в восторге, но мне удалось ее уговорить.

Чем процедуры более щадящие, тем лучше. Если есть возможность, лучше назначить таблетку или суспензию — легче владельцу, животному, врачу. И чем проще курс лечения, тем он более гарантированно будет соблюдаться. По последним рекомендациям, кошкам лекарства назначают либо перорально, либо внутривенно. Внутримышечные инъекции активных препаратов — гормонов, антибиотиков — нежелательны.

Не всегда легко понять, что животному больно. С собаками обычно проще: у них все эмоции написаны на лице. Если собачке больно, чаще всего мы это услышим и увидим. Есть, конечно, стоики, обычно это бойцовые породы собак — они вообще малочувствительны к боли. Но бывает, что даже стаффорды кричат. Еще тяжело работать с крупными цепными собаками, которые с владельцем почти не общаются. Это такой грозный звоночек, его функция — лаять, его никто не рассматривает как человеческого любимца. Очень часто сами владельцы таких собак боятся. Бывает, мне звонят: «Ой, у нас собачка что-то из будки не выходит». Я спрашиваю: «А вы можете ее вытащить, зафиксировать, надеть намордник?» Обычно собак я осматриваю без намордника и без жесткой фиксации, но с такими животными без этих мер работать все-таки довольно стремно. И многие отвечают: «Нет, мы не можем. Доктор, а может, вы как-нибудь подкрадетесь, сделаете укольчик и убежите?» Таким клиентам я отказываю, потому что я могу рассказать, как зафиксировать, но сама этим заниматься не буду.

А вот по кошке понять, что что-то не так, гораздо сложнее. Кошки как хищники до терминальной стадии болезни зачастую скрывают симптомы. На фоне относительного благополучия вдруг у животного обнаруживаются какие-то жуткие анализы, и оно начинает сыпаться на глазах. Сильная боль у кошек косвенно видна, но они очень редко кричат или плачут. Скорее это нахохлившийся батончик, котик с подвернутыми лапками или вообще лежащий на боку. Если котику больно, у него ушки назад, усы опущены, зрачки расширены. У здорового котика усы и ушки вперед, кошки вообще очень любопытны. Иногда они могут урчать, пытаясь таким образом себя немного обезболить.

Например, раньше животное было активное, а теперь весь день спит, вдруг стало более ласковое или, наоборот, прячется. Есть ряд типичных изменений в поведении котиков, которые должны точно насторожить хозяина.

Еще очень важная рекомендация владельцам — старайтесь наладить контакт с животным. После того как животному назначили какие-то процедуры, не надо хватать его и что-то с ним делать сразу же. Это касается и текущей гигиены: стрижки, промывания ушей, глаз. Нельзя просто взять и обстричь собаке когти, чтобы она потом не подходила к грумеру и не орала, как только берут лапу. Или, если вы внезапно полезете кошке в рот щеткой, она это совершенно точно не оценит.

Мы берем специальную вкусную пасту, выбираем ту, что нравится больше всего, мажем на нос или лапку, чтобы кошка облизала. Когда эта паста станет вкусняшкой, кошка ее захочет и будет просить, тогда можно аккуратно специальной мягкой зубной щеткой для животных почистить ей зубы. Животное должно понимать, что это не больно, не страшно, что ему ничего не грозит, что оно получит положительное подкрепление. Если у вас есть контакт с животным и оно позволяет вам делать какие-то странные вещи с ним — оно же не понимает, зачем это нужно, — это поможет вам в дальнейшем провести курс лечения, потому что животное будет вам доверять.

Могу посоветовать англоязычный ресурс на эту тему — International Society of Feline Medicine (ISFM). Там очень много бесплатных материалов для всех, памяток и вебинаров для владельцев — как приучать стричь когти или к переноске, есть вебинары и для врачей. Еще у меня свой образовательный проект: я читаю лекции по первой помощи, симптомам основных заболеваний и так далее. Времени на него, увы, немного, поэтому делаю это редко.

В месяц я зарабатываю от 180 000 ₽. В среднем — 250 000 ₽, но бывает и хорошо за 300 000 ₽. Максимально было 400 000 ₽, но я этот месяц не помню. В основном это именно мой заработок, сотрудники приносят мне примерно 20% — половину своего дохода с выезда они берут себе, половину отдают мне.

Чтобы зарабатывать больше, нужно раскручивать соцсети, нанимать больше людей и, по сути, становиться администратором, а не врачом. Не уверена, что мне этого хочется.

Заработок зависит от количества вызовов, которое, в свою очередь, очень зависит от сезона. Сейчас, например, жарко, все на дачах, животное где-то в кустах питается экологически чистой мышатиной, писает под деревом, и не очень понятно, что вообще с ним происходит, хозяева его не видят. Летом работы поменьше. Где-то начиная с сентября, когда дети идут в школу, и заканчивая, наверное, маем, работы очень много. Когда был ковид, я буквально сбивалась с ног. Если человек постоянно находится дома, он вынужденно обращает внимание на малейшие изменения в поведении животного. Ну и, опять-таки, доктор приехал — движуха какая-то. Однажды кошка залезла за душевую кабинку, а нужно было взять кровь, и хозяин со словами: «Я ее сейчас вытащу!» — радостный и счастливый побежал разбирать душевую. Это был самый разгар пандемии. Владельцы массово учились стричь когти, много читали про животных, много звонили и писали, что все, их котик умирает.

Средняя стоимость терапевтического вызова со всеми манипуляциями — 4000 ₽, процедурного — 2800—3000 ₽. Процедурных вызовов в день может быть много, например капельницы, уколы и введение препаратов через катетер. И это может быть к одному и тому же пациенту два раза в день на протяжении пяти дней.

До сих пор очень трудно усыплять пациентов. Делаю это нечасто и только для неизлечимо больных животных. Дело в том, что у нас в стране очень плохо с обезболиванием в ветеринарии. У клиники Сотникова есть официальная лицензия от Госнаркоконтроля на применение наркотических анальгетиков. Но их можно применять только в самой клинике. Когда животному и так плохо и больно, раз в сутки возить его на инъекцию наркотика очень мучительно. Максимум, что я могу предложить клиенту, — нестероидные противовоспалительные препараты. Они не так эффективно снижают боль, и есть довольно много пациентов, которым они просто противопоказаны, потому что у них, например, серьезное поражение слизистой желудка или проблема с почками. И тогда прием таких препаратов только усугубит состояние пациента. Если у человека в паллиативной схеме лечения есть обезболивание, то в ветеринарии его нет, животное просто лежит и мучается.

Причины для усыпления:

• категорическое нарушение качества жизни, когда животному очень больно;
• если у животного есть онкология, плохо операбельная или неоперабельная вообще. Или с учетом состояния непонятно, выйдет ли животное из наркоза;
• животное с кучей сопутствующих патологий. Химиотерапия неэффективна, или ограниченно эффективна, или дает очень сильные побочки, которые нельзя снять симптоматическими препаратами.

Животное, которое можно лечить, или здоровое животное я усыплять не буду. Мне очень хочется спокойно спать. Еще я сильно задрала цену на эту услугу, потому что каждое усыпление для меня — огромный стресс. Это позволяет отсеять тех, кому животное просто стало не нужно. Они всегда хотят подешевле.

Я довольно долго жила от зарплаты до зарплаты, когда считаешь каждую копейку. Когда думаешь, то ли поехать на маршрутке, то ли лишний раз пройтись пешком. Когда покупка сапог — это событие. Когда охватывает ужас от того, что счет за коммуналку оказался чуть больше, чем ты ожидала.

Я безумно рада, что сейчас моя квалификация позволяет мне брать достаточно много денег за мои услуги и не думать о вещах, о быте, о еде. Если мне нужно что-то из вещей, я иду и покупаю. Цену я обычно узнаю на кассе. Благо я спокойно отношусь к шмоткам и одеваюсь в масс-маркете. Я почти не готовлю дома. Теоретически могу, но это требует времени и сил, мне проще заказать готовую еду или поесть в кафе, в столовой.

Примерно 15 000 ₽ в месяц уходит на лекарства и корм для животных. У меня два кота и собака. У одного из котов диабет, второй ест только дорогие консервы, у собани аллергия на все.

Я взяла в ипотеку однокомнатную квартиру в спальном районе. На ипотечном счете у меня всегда лежит сумма, эквивалентная трем платежам, на случай форс-мажора. Осталось выплатить 800 000 ₽, рассчитываю полностью погасить за десять месяцев. Планирую продать эту квартиру, как только закрою ипотеку, и влезть в ипотечное рабство еще лет на десять ради жилья комфорт-класса или дома в коттеджном поселке. Мне нужно пространство, панорамные окна, хотя бы две комнаты. Я задыхаюсь в маленьких коробочках.

У меня довольно дорогая машина, купила ее в кредит за 2,5 миллиона рублей. Я очень много езжу. Редко выходит меньше 100 км в день. Когда заработок переваливает за 250 000 ₽, 200 км в день — это норма. До ковида ездила с сестрой и друзьями на своей машине в Германию, Финляндию, Италию, сейчас — в Крым, Сочи. В августе поедем в Мурманск и на Кольский полуостров — очень хочу увидеть Баренцево море.

Для оплаты поездок за границу я лезу в кубышку. Это психотерапевтическая методика имени меня, позволяющая тратить деньги на отдых, а не на очередной мастер-класс. Я очень часто работаю без выходных. До пандемии я жила в таком графике: 3—5 недель работала без выходных с утра до вечера, а потом на 3—7 дней улетала в Европу. Я чемпион по организации путешествий в формате чиптрип. Знаю все удобные хостелы в крупных городах, все доступные квартиры на Airbnb, где можно вкусно и недорого поесть, как найти дешевые билеты на самолет. Безумно люблю Берлин, Рим, Будапешт, Флоренцию, Гамбург.

За последние несколько лет у меня произошло изменение в сознании. Чтобы столько зарабатывать, мне понадобилось очень много сил, и у меня просто не было времени на какие-то хобби. А сейчас я поняла, что мне очень интересны архитектура и живопись. Я периодически слушаю лекции по истории искусств «для чайников» в «Эрмитаже» и подкасты про искусство, прошла курс по дизайну интерьера. Когда я приезжаю за границу, даже если я была в этом городе много раз, я обязательно пройдусь по любимым местам, полюбуюсь зданиями, загляну на какую-нибудь фото- или художественную выставку. Это доставляет мне безумное удовольствие, позволяет сменить картинку. Сейчас Европа закрыта, и я в печали. У меня усугубилась депрессия.

Мне нравится учить языки. Что в медицине, что в ветеринарии вся периодика, все профессиональные статьи и исследования — на английском. Я неплохо его знаю, потому что приходится много читать в оригинале. Я сама выучила немецкий до А2, и сейчас у меня есть репетитор. Потихонечку карабкаюсь с венгерским, но он сложно идет, а на репетитора нет времени. За неделю до поездки в какую-нибудь европейскую страну открываю приложение на телефоне и учу по 15 минут в день самые ходовые фразы, чтобы понять хотя бы немножко структуру языка.

Коплю на магистратуру в Люксембурге. Там три модуля, она стоит 1 200 000 ₽. Главное, что там не надо жить все время, пока учишься, потому что я не смогу сейчас надолго оставить родителей: у меня тяжело болеет папа. Две недели слушаешь модуль, потом возвращаешься домой, проходишь практику по заявленной схеме. Отчитываешься по практике, проходишь следующий модуль, после третьего модуля экзамен. С люксембургским дипломом я смогу претендовать на должность ветеринарного врача где-нибудь в Европе.

Я люблю свою профессию, мне в ней комфортно. Хотелось бы иметь возможность практиковать в Европе, США, Австралии и других странах, мечтаю поработать с дикими животными. Иногда хочется адреналина. Чтобы какой-нибудь лев на меня рявкнул, и я такая: «Ой! А можно мне обратно к моим пациентам, в мою раковину отшельника?» Еще интересно было бы поработать с рептилиями. Но пока я вокруг них хожу и только глажу. Такую стажировку, опять же, нужно искать за границей, санкт-петербургский зоопарк, к сожалению, не подойдет. Я бы хотела поработать в организации по сохранению биоразнообразия. Их довольно много в Европе, США, Новой Зеландии, Австралии. Они помогают определенным видам животных, часто редким. Это профессиональное развитие, совсем новая область.