Рекомендую фильм «Красивый мальчик»

• "Mother needs something today to calm her down
• And though she’s not really ill
• There’s a little yellow pill
• She goes running for the shelter of a mother’s little helper"
• —
• "Mother’s Little Helper" — The Rolling Stones

6 лет назад, 7 сентября 2018 года на Международном кинофестивале в Торонто состоялась премьера фильма «Красивый мальчик» бельгийского режиссера Феликса ван Грунингена. На первый взгляд — это обычная драма, повествующая о наркозависимости и попытках выбраться из бесконечной петли аддикции. Однако картина сражает зрителя вовсе не сценами употребления, ужасающими подробностями и тяжестью мира за гранью, а немым криком о помощи родителя, неподъемным грузом ответственности и переживаний, кричащим недопониманием между отцом и сыном и попыткой выстроить заново, укрепить, истонченные, некогда утерянные, семейные связи.

Костяк картины выстраивается на необговариваемом историческом контексте, однако для более глубокого погружения в проблематику, необходимо разобраться, что такого происходило и происходит сейчас в Америке, что привело к небывалому скачку смертей от передозировок и появлению новообразовавшейся тенденции прицельного изучения зависимости в массовой культуре.

В 1956 году в Великобритании появился препарат мепробамат, разрекламированный как средство для тревожных домохозяек, для успокоения нервов и улучшения состояния, его пили для избавления от бессонницы, тревожности, необъяснимой боли. Однако препарат был токсичен, имел обширное количество побочных эффектов и вызывал аддикцию. В начале 60-х годов возросло производство бензодиазепинов. Появились такие препараты как «Валиум», «Либриум», «Серакс». Эти средства возникли и распространились не только в Великобритании, но и в США. Транквилизаторы были у каждой домохозяйки. Этот феномен был настолько распространен, что его осветила английская рок-группа The Rolling Stones в 1966 году синглом Mother’s Little Helper, строчки из которого послужили эпиграфом к этой статье.

Позже на замену валиуму и остальным бензодиазепинам в США пришел сильнодействующий опиоид — викодин. Он был в доме почти у каждого, его рекламировали, как средство, помогающее от боли и снимающее тревогу. На викодин подсела вся Америка, но этим препаратом американская зависимость от болеутоляющих не ограничилась.

Крупная фармацевтическая компания, известная как Purdue Pharma, под началом семьи Саклер в 1997 году запустила агрессивную рекламную кампанию нового опиоидного анальгетика — оксиконтина, заявленного, как оксикодон пролонгированного действия, вызывающий привыкание менее чем в 1% случаев и сохраняющий свое действие на протяжении 12 часов, что сокращает любые риски возникновения зависимости от препарата. В начале 2000-х оксиконтин начало выписывать около 94 тыс. врачей, половина из которых — врачи общей практики, препарат распространился по всей стране. В период с 1997 по 2002 год оксиконтин стали выписывать в 4 раза чаще от раковой боли и в 10 раз чаще от остальных видов боли. Болит голова, вывихнули ногу, зубы мудрости не дают покоя? Не проблема, оксиконтин поможет!

Пациентам выписывались препараты от ксанакса и оксиконтина до аддерола (средство содержащее амфетамин (синтетический психостимулятор), которое используется в частной практике лечения СДВГ в ограниченных дозировках). Препараты продавались на каждом шагу. Люди, которым когда-то были выписаны эти лекарства от обычной боли не могли справиться с зависимостью и покупали таблетки чаще и чаще. В 2014 году проблема опиоидной эпидемии стала очевидной. Государство попыталось урегулировать ситуацию и уменьшить, сузить применение препаратов. Многие уже зависимые люди попали в черные списки клиник и аптек, лишаясь возможности дальше употреблять опиоиды. Попытка снизить процент зависимости привела к скачку распространения героина и фентанила. Лишенные возможности принимать препараты как раньше легально, зависимые начали искать замену, находя ее в полусинтетических и синтетических наркотиках. Героиновые дилеры воспользовались возможностью, по всей стране взлетела статистика по передозировкам от героина и фентанила. Каждую предотвращенную смерть от обезболивающего лекарства заменила смерть от наркотика.

Опиоидный кризис нашел широкое отражение в массовой культуре, проблема остро косвенно или напрямую ранила каждого второго американца. Так, в 2021 году была опубликована книга «Империя боли: Тайная истории династии Саклеров» Патрика Рэддена Кифа, было снято множество документальных проектов — «Преступление века» от HBO, «Героин(я)» и «Ребята на реабилитации» от Netflix, «7 дней: Опиоидный кризис в Арканзасе», «Не навреди: Опиоидная эпидемия». Несколько игровых сериалов и фильмов — «Обезболивающее» от Netflix, «Ломка» от Hulu, «Ветреная река» Тейлора Шеридана и «Вернуть Бена» Питера Хеджеса. Также ярко тематика опиоидной эпидемии США раскрывается в документальном фильме «Вся красота и кровопролитие» Лоры Пойтрас, где освещается история фотографа Нан Голдин и акций против семьи Саклер и Purdue Pharma.

Так, в 2018 году разговор о наркозависимости поднимает бельгийский режиссер Феликс Ван Грунинген в фильме, ставшем его американским дебютом, «Красивый мальчик». Картина основана на двух автобиографиях — «Красивый мальчик: правдивая история отца, который боролся за сына» Дэвида Шеффа и «Tweak: Growing Up on Methamphetamines» Ника Шеффа, сына Дэвида.

«Красивый мальчик» не становится очередным фильмом, изучающим влияние наркотиков на личность и зависимость через прицельное рассмотрение пристрастившегося человека, его мышления, проникновение в его мотивы и самокопание. Вместо точечного анализа и выявления конкретных причин через угол зрения зависимого героя, Ван Грунинген наркозависимость достаточно бережно рассматривает через призму родителя, отчаянно пытающегося найти ответ на вопрос «Почему?» и разобраться, какой именно момент стал переломным для его сына. Однако не на каждый вопрос можно дать отчетливый ответ. Причины не объясняются, зрителю показывается лишь путь, пройденный героями с момента осознания проблемы. Режиссер использует огромное количество флешбеков, намеренно выстраивает нелинейное повествование, прощупывая прошлое, исследуя причины возникновения зависимости, пытаясь найти разгадку в воспоминаниях. Однако флешбеки не дают абсолютно никаких ответов, не проясняя ситуацию, становятся лишь подспорьем для складывающихся домыслов.

Однако несмотря на свою недосказанность и неопределенность в некоторых аспектах, разговор получается достаточно честный и тяжелый. Повествование медленное, удушающее даже. Оно наседает и нагнетает, тянется, растекаясь, растворяясь в двухчасовом хронометраже, загоняя зрителя в неосознанную панику, ставя его на место Дэвида Шеффа. Герой Стива Карелла становится символом всеобъемлющей родительской любви, готовый на все ради благополучия сына. Однако, спасая Ника, он ставит под удар себя и остальных двух своих детей. Ван Грунинген показывает хрупкость человеческих взаимоотношений и семейных связей, негативное влияние зависимости на жизнь каждого члена семьи.

Познакомиться ближе с героем Тимоти Шаламе, погрузиться в его проблему и ход мышления, удается только посредством единичных эпизодов, посвященных ему, и чтению отцом его дневника. Как было сказано ранее, в полной мере познать, что повлияло на судьбу юноши, невозможно, однако же можно отрывисто проследить за его ощущениями и мыслями, составляющими лишь какую-то часть от всего айсберга его чувств. Ник описывает свое состояние и причины употребления лишь на эмоциональном уровне, ограничиваясь своими ощущениями. Однако, можно предположить, что могло послужить причиной депрессии, отчужденности и отдаленности от отца. За весь фильм Дэвид не произносит такого нужного Нику «я горжусь тобой» Перед глазами героя Шаламе всю жизнь пример успешного человека, у него казалось бы счастливая семья, хоть и без родной матери, спокойная, правильная жизнь, есть цели и амбиции, однако тихое благополучие не позволяет Нику чувствовать настоящее полностью. На протяжении двух часов зритель наблюдает за попытками героя прощупать реальность, испытать сильные эмоции. Так, особенно ярко это иллюстрирует эпизод стремления Ника физически ощутить действительность, буквально прикоснуться к ней в момент морального истощения и невозможности справиться с тягой к наркотикам. Герой подставляет лицо ветру, однако даже физический контакт с окружающим не отрезвляет его.

Сцена чтения Дэвидом дневника сына, где он видит пугающие рисунки и надписи, помогает проследить силу тяги к препаратам: «Что плохого в одной таблетке обезболивающего? Проблема в том, что месяцы спустя ты уже не помнишь, зачем завязывал». На протяжении всего фильма зритель видит постоянную борьбу и попытку выбраться из пут аддикции. Повествование построено так, что наблюдатель вместе с героями проходит весь цикл реабилитации, попадая в петлю, которая в какой-то момент ошибочно начинает казаться нескончаемой. Все повторяется из раза в раз — борьба с зависимостью, успех и рецидив, на очередной такой петле от сюжета хочется отстраниться, сильно зажмуриться и встряхнуться, ведь ты знаешь, что будет дальше: за казалось бы успешным восстановлением — болезненное возвращение к аддикции.

Режиссер погружает зрителя в непроглядную отстраненность от действительности и депрессию Ника Шеффа. Болезненность восприятия реального мира и ярое его отрицание, даже не смотря на отсутствие объяснения причин такого состояния, поражает с экрана немыми, беззвучно-кричащими диалогами, холодной музыкой и идеально-выверенными кадрами. Все это насквозь пропитано отчаянием и «огромной черной пропастью» внутри Ника.

Несмотря на то, что фильм повествует о наркотической аддикции, он выделяется от остальных картин, посвященных зависимостям, своей стерильностью. На весь фильм не найдется ни одной сцены, где была бы ярко изображена грязь и ужас употребления, как это например было выражено в «Реквиеме по мечте», где вся подноготная наркомании вывернута внутренностями наружу. Смотря «Реквием по мечте» сложно не зажмурится: при просмотре не возникает «узнавания» в драматических линиях героев, а резанный монтаж и присущая Аронофски запредельная детализация, используемая при демонстрации деградации, зажимают зрителя в тиски царящего на экране хаоса и грязи, вызывают неподконтрольное, интуитивное желание отвернуться; но смотря «Красивого мальчика» отвернуться и зажмуриться хочется не от грязи, а от чувства безысходности и тяжести груза ответственности Дэвида за сына на своих плечах.

Такой разительный контраст между «продезинфицированным» «Красивым мальчиком» и грязным, вызывающим отвращение «Реквиемом по мечте» может быть обусловлен изображением людей, принадлежащих полярным классовым ступеням. Так, Дэвид Шефф — успешный журналист, публикующийся в New York Times, Rolling Stone; в картине представлена благополучная семья белых американцев среднего класса. В то время как в фильме Даррена Аронофски показаны герои-маргиналы, жизнь в еврейском районе Нью-Йорка, заработок денег нелегальными путями, проституированные герои.

Также умышленное избегание реалистичного, анти-стерильного изображения Ника объясняется повествованием через оптику отца. Ни один родитель не захочет представлять своего ребенка употребляющим в полной антисанитарии в притоне. Даже сцена передозировки в туалете кафе выглядит не как порицание употребления и намеренное рассмотрение грязи вокруг, а как эстетически-выверенное созерцание смерти со стороны.

Весь фильм не отпускает ощущение наблюдения за героями через стекло, невмешательство в их реальность «руки извне». Герои как-будто помещены в стеклянный куб, который зритель рассматривает под разными углами, направляемый Феликсом Ван Грунингеном. В данной картине достаточно ясно прослеживается взгляд «чужака» на рассказанную историю. Режиссер, будучи бельгийцем, не проживавший рассматриваемую трагедию опиоидного кризиса, наблюдает, но не вмешивается, не комментирует, лишь проводит бережное исследование героев и их взаимоотношений. Созерцательность особенно подчеркивается обилием дальних планов, фактурностью изображения, приглушенной цветокоррекцией, которая не выделяет прицельно ничего, а лишь задает настроение.

Ярко выраженная отстраненность и невмешательство в повествование оставляет зрителю возможность ощутить маятниковый эффект, раскачивающий восприятие героев и сострадание к ним из стороны в сторону. На болезненную безысходность Дэвида контраргументом давит бесконечное чувство вины Ника. Отсутствие четкой авторской позиции, даже самого крошечного намека на разделение героев на заслуживающих и не заслуживающих сожаления, расширяет границы возможности апперцепции.

«Стеклянный куб» выстроенный вокруг реальности существования героев создает условия для возможности самостоятельного анализа, проведения параллелей и сопоставления своего опыта с показанным у зрителя. Что делает картину универсальной и понятной для просмотра как для старшего поколения, так и для поколения «детей».

Таким образом, трагедия опиоидной эпидемии нашла отражение в фильме Феликса Ван Грунингена «Красивый мальчик».

Опиоидный кризис затронул множество жизней и продолжает воздействовать сейчас, разрастаясь в своих масштабах. В 2021 году Национальный центр статистики здравоохранения (The National Center for Health Statistics (NCHS)) при Центре по контролю и профилактике заболеваний (Centers for Disease Control and Prevention (CDC)) опубликовал официальную статистику смертей от передозировки любыми опиоидами — отпускаемыми по рецепту и нелегальными. Исходя из этой статистики в период с 1999 по 2021 год от передозировки опиоидами умерло около 645 000 человек. Вспышка зависимости сначала от обезболивающих лекарств, а затем от полусинтетических и синтетических наркотиков и число передозировок по всей стране повлияли не только на людей, но и на американский кинематограф и репрезентацию социальных проблем в обществе. В последнее время все больше внимания уделяется наркотической аддикции и героям, косвенно или напрямую подвергшимся этой проблеме.

Сюжет: 5 из 5 баллов

Игра актеров: 5 из 5 баллов

Зрелищность: 5 из 5 баллов