«У всех детей есть потенциал развития»: кому нужна адаптив­ная физическая культура

Есть заблуждение, что адаптивная физическая культура, АФК, — это просто занятия в спортзале для взрослых и детей с особыми потребностями.

На самом деле задачи и возможности АФК гораздо шире. Ее методы и подходы направлены не только на реабилитацию человека, у которого есть стойкие физические или психические особенности, но и на адаптацию в обществе и улучшение качества жизни в целом.

Мы поговорили со специалистом по АФК Дариной Уткиной о том, как именно адаптивная физическая культура помогает детям, с чего обычно начинается работа с ребенком и как оценить ее результаты. Дарина работает в фонде «Антон тут рядом» и мечтает создать инклюзивный коллектив, с которым будет делать танцевальные спектакли.

— Что такое адаптивная физическая культура? Кому и зачем она нужна?

— Если говорить коротко и простыми словами, АФК — это область физической культуры для взрослых и детей с особыми потребностями. Им нужны специальные условия, программы, построение занятий. Главная задача адаптивной физической культуры — максимально интегрировать человека в общество, чтобы он мог нормально жить и взаимодействовать с другими людьми.

Объясню на примерах. Детей, которые перенесли ампутацию, специалисты АФК обучают ходьбе на костылях и на протезах. Есть ребята с нарушениями зрения: для них мир — это вообще одно сплошное препятствие. Просто чтобы выйти на улицу, им нужно как-то закрыть дверь, добраться до лифта, нажать на кнопку, спуститься. Если лифта нет, спуститься по лестнице. Это все определенные навыки, которым могут научить на занятиях по АФК. Если такие дети в перспективе могут пользоваться тростью, специалист учит их, как с ней ходить и ориентироваться.

У ребят с нарушением слуха часто бывают проблемы с равновесием, это происходит из-за нарушения функции внутреннего уха. Мы работаем с такими детьми, чтобы у них была более правильная походка, чтобы их не шатало, когда они стоят или ходят.

У детей, которые передвигаются в инвалидных колясках, может быть потенциал вставать и ходить с ходунками. И мы их обучаем, как правильно это делать.

Мой основной контингент сейчас — это дети с расстройством аутистического спектра, РАС. С ними у меня другие задачи, в основном мы работаем с поведением — например, чтобы подготовить ребенка к школе, чтобы он спокойно мог заниматься на уроках физкультуры и так далее.

Научно доказано, что мозг влияет на тело, а тело влияет на мозг. Поэтому, если мы хотим развивать психические функции — это актуально для детей с аутизмом, с задержкой психического развития, умственной отсталостью, СДВГ, — без работы с телом мы этого сделать не сможем  .

— То есть адаптивная физическая культура — это не только физические упражнения, разработанные с учетом особенностей ребенка?

— В представлении многих людей АФК — это просто какие-то занятия в спортзале. Но мы много работаем с прикладными вещами, которые могут упростить жизнь человеку с особыми потребностями. А вообще у адаптивной физической культуры шесть разных направлений.

Адаптивное физическое воспитание, АФВ, — это физическое развитие детей с особыми потребностями в школах и детсадах, подготовка к какой-либо деятельности, формирование положительного отношения к занятиям.

Адаптивная физическая реабилитация, АФР, — это как раз то, о чем я рассказывала. Мы помогаем освоить навыки, восстанавливаем или компенсируем утраченные функции — например, учим детей с ампутациями ходить на костылях или протезах.

Экстремальные виды физической активности — это адаптация активного отдыха, связанного с адреналином, под возможности ребят с особенностями. Они тоже хотят прыгать с парашютом, нырять с аквалангом и серфить — им нужно дать эту возможность.

Креативные телесно ориентированные практики связаны с творчеством, самовыражением. Рисование на песке, игра на музыкальных инструментах, танцы для детей с особенностями здоровья — часть АФК.

Адаптивный спорт — это адаптация и подготовка детей к специальным соревнованиям, олимпиадам, что дает им возможность самореализоваться.

Адаптивно-двигательная рекреация включает все, что связано с отдыхом, активным досугом, развлечениями. Например, это организация треккинговой трассы для детей с инвалидностью.

Будущие специалисты АФК во время учебы изучают все шесть компонентов АФК и могут работать везде в сфере адаптивной физической культуры.

— Чем АФК отличается от ЛФК — лечебной физической культуры?

— Когда я училась в Университете физической культуры, спорта и здоровья имени Лесгафта в Петербурге, меня спрашивали, кем я буду. Я понимала, что если рассказывать так, как надо, предстоит долгий разговор. Для простоты отвечала, что я будущий инструктор ЛФК, хотя это и неправильная формулировка. Но люди хотя бы примерно понимали, чем я буду заниматься.

АФК — это все-таки больше педагогика, а ЛФК — это больше медицина. У этих направлений действительно много схожего. Но наша главная задача — обучать и развивать, компенсировать. Мы работаем со стойким нарушением, которое есть у человека и, скорее всего, будет всегда. Например, ДЦП — у него есть разные стадии и можно много чего компенсировать, но этот диагноз лишь в единичных случаях могут снять. Это же касается расстройства аутистического спектра, проблем со слухом и зрением.

А задача ЛФК — с помощью физических упражнений вылечить или восстановить какие-то функции. На курс лечебной физической культуры могут направить человека после перелома руки. Перелом — это временное ограничение, и чтобы рука пациента быстрее восстановилась, он занимается лечебной физкультурой.

Но повторюсь: границы между АФК и ЛФК зыбкие, и иногда сложно понять, куда идти. Поэтому наши компетенции и компетенции инструкторов по лечебной физической культуре схожи, а задачи немного разные. У нас — учить. У них — лечить.

Из спортивных университетов выходят педагогами, из медицинских — врачами. Врач не может пойти в школу педагогом АФК и учить детей. А я не могу работать в поликлинике, потому что я педагог, а не медик — нужна переподготовка.

— Какие предпосылки были к появлению такого направления, как АФК?

— Направление начало развиваться давно, и происходило это параллельно у нас и за рубежом, а главной предпосылкой стала Вторая мировая война. Тогда много людей вернулось с фронта с ранениями, контузиями, ампутациями. Вот они физически вылечились, вернулись в общество — а что дальше? Например, человек был офицером, а сейчас у него нет ноги. Нужно было понять, что он будет теперь делать.

Конечно, и раньше в СССР были общества глухих, слепых и другие подобные объединения, но все это в какую-то одну область не формировалось. Война стала как раз толчком к тому, чтобы использовать физическую культуру сначала в качестве лечения, а потом и адаптации людей.

История АФК делится на три периода. Сначала развивалась лечебная физическая культура, когда с помощью физических упражнений начали лечить. Потом был период реабилитационного спорта. В это время физическую активность стали использовать, чтобы интегрировать людей в общество, дать им возможность нормально жить, работать. Этот этап привел к развитию спорта для людей с инвалидностью. В итоге выделилось такое направление, как адаптивная физическая культура.

Не будем кривить душой — за рубежом АФК развивалась быстрее. У них период ЛФК после войны продлился недолго — с 1945 по 1947 год. Затем немецко-британский врач Людвиг Гуттман заметил, что вернувшимся военным хочется чего-то интересного — например, поиграть во что-то, посоревноваться друг с другом. В 1948 году в реабилитационном центре Сток-Мандевильской больницы Гуттман провел первые соревнования для ветеранов войны, передвигавшихся на колясках.

Реабилитационный спорт начал очень быстро развиваться. На Сток-Мандевильские игры стали приезжать люди из других реабилитационных центров. И уже в 1960 году итогом развития этого направления стали первые Паралимпийские игры в Риме.

— А как адаптивная физическая культура развивалась в России?

— В СССР не очень поддерживали людей с инвалидностью. У нас физическую культуру долго рассматривали исключительно как метод лечения — период ЛФК продлился с 1945 до 1979 год. Паралимпийские игры тогда уже проводились на тех же объектах, что и Олимпийские. И на Олимпиаде 1980 года в Москве случился большой скандал: СССР был не готов проводить Паралимпиаду, в итоге ее провели в Нидерландах.

Тем не менее в Санкт-Петербурге в том же году создали первую Федерацию спорта инвалидов и в стране наконец произошел переход на реабилитационный спорт. Этот этап продолжался 15 лет, до 1995 года.

У меня в голове не укладывается, как так могло случиться: Федерацию спорта инвалидов мы создали, но Паралимпиады у нас не будет. Тем не менее это было так. В 1988 году мы все-таки поучаствовали в Паралимпиаде. А в 1991, после развала СССР, много информации о методах АФК к нам пошло с Запада. Потом в России появилась и своя классная школа.

У нас это направление развивал заведующий кафедрой теории и методики адаптивной физической культуры в университете Лесгафта Сергей Петрович Евсеев. Кафедра начала работать в 1995 году. Наверное, поэтому часто говорят, что АФК как термин у нас в стране появилась в это время.

И еще одна примечательная дата — 1996 год: Россия вступила в международное паралимпийское движение. У нас появился паралимпийский комитет, начала развиваться соответствующая инфраструктура.

— Насколько АФК сегодня доверяют врачи?

— АФК — научно доказанный и признанный во всем мире метод, в том числе врачами. Несмотря на то что адаптивная физическая культура не про медицину, а про обучение, как мы уже говорили.

Адаптивной физической культуре обучают специалистов в государственных университетах — есть кафедры в Москве и в других крупных городах. Дети занимаются АФК в школах и в детских садах  . Так что да, это нормальная практика. Хотя шарлатанов и в этой области хватает. Бывает, что специалисты уходят куда-то в сторону.

— Родители сами принимают решение, что ребенку нужна АФК, или их направляет врач?

— Если ребенок ходит в детский сад или, например, в коррекционную школу, у него в расписании обычно есть АФК — так же, как есть физкультура в обычных образовательных учреждениях. Если ребенок на семейном обучении, родители сами могут принять решение пойти на АФК.

Врач тоже может посоветовать это сделать. Но, честно сказать, я не помню случаев, чтобы медики именно направляли. Могу предположить, что такое возможно после ампутаций, когда занятия нужны, чтобы научить ребенка ходить на протезе.

А вообще — по желанию. Ко мне родители сами записывают детей. В разумных пределах физическая активность лишней не бывает. И кроме того, наши занятия могут перерасти в важную часть жизни ребенка — его хобби или даже в будущую профессию.

— С чего вы начинаете работу, когда ребенок приходит впервые?

— Мы делим детей на несколько условных категорий в зависимости от нарушения: это ребята с нарушением зрения, нарушением слуха, интеллекта, опорно-двигательного аппарата и с РАС. Все специалисты АФК знают разные методы и подходы в работе, которые можно использовать в зависимости от особенностей ребенка. Но когда ты начинаешь точечно работать с детьми, у которых есть определенные нарушения, там есть свои особенности и ты в них погружаешься.

Например, у специалистов, которые работают с ДЦП, с нарушениями опорно-двигательного аппарата, есть много разных мышечных тестов, чтобы понимать, какая мышца как работает. Это называется мануально-мышечным тестированием. У специалистов, к которым ходят дети с нарушениями зрения, слуха, тоже есть что-то свое.

Ребята с РАС — это вообще отдельная вселенная. В силу своего опыта я уже могу увидеть ребенка и сказать по его походке и манере поведения, какие у него есть нарушения. Чаще всего это выражается в координации движений. Такое физическое качество, как сила, больше связано с наращиванием мышц. А главное физическое качество, связанное с работой мозга, — координация. На занятиях по АФК я даю очень много координации, поэтому так сложилось, что чаще работаю с детьми с задержкой психического развития и РАС.

Вот что я обычно делаю, когда мы только начинаем.

Отмечаю настрой. Иногда завести ребенка в помещение для занятий — это уже победа. Тут обращаю внимание на психологическо-поведенческий аспект, это специфика работы с РАС. Если ребенок зашел в зал один, без мамы, — я себе галочку ставлю, что тут проблем не будет. Если он не может от мамы оторваться, отмечаю, что сначала придется работать с этим. Если ребенок, грубо говоря, толкает дверь с ноги, забегая в зал, тут тоже потребуется своя работа.

Оцениваю реакцию на замечания. Один ребенок может с первого раза реагировать, а другой все игнорирует. Я смотрю, как дети настроены на сотрудничество.

Слежу за утомляемостью. Есть условный стандартный час занятий, но маленькому ребенку, например, это может быть много, ему хватает 30—40 минут. Тогда я останавливаю занятие, потому что не хочу ребенка мучить и это не принесет пользы.

Учитываю физические аспекты — опрашиваю родителей, изучаю медицинскую карту ребенка, сама за ним наблюдаю. Например, смотрю на равновесие, на походку. Дети с РАС часто ходят на носках. Это связано с сенсорным нарушением, и этим больше занимаются специалисты по сенсорной интеграции, но я пока тоже немного помогаю, могу научить ребенка наступать на пятки при ходьбе. С сентября в фонде «Антон тут рядом» появится специалист по сенсорной интеграции, мы будем работать в паре.

Если вижу какой-то пробел в навыках, учитываю, что его нужно заполнить. Обращаю внимание, не ослаблены ли у ребенка мышцы рук — такое часто бывает у детей с РАС. Если ослаблены, делаю упор на это. Всегда смотрю, как развита мелкая моторика.

Обязательно беру во внимание запросы, это едва ли не самое важное. Часто они связаны с тем, чтобы подготовить ребенка к занятиям в школе. Но бывает, что родители меня просят научить ребенка конкретному навыку.

Ко мне ходил один неговорящий мальчик. Он общается только карточками, но отлично реагирует на все требования и в целом очень классный и подвижный парень, папа его очень хорошо физически развивает. И отец попросил меня научить ребенка запрыгивать. Мальчик прыгать умел, а вот, например, на ступеньку запрыгнуть не мог. Мы начали этим заниматься, и занятие на третье-четвертое получилось. Папа потом мне рассказывал, что теперь сын запрыгивает на все.

Еще помню одну девочку, которая сама хотела научиться забрасывать мяч в кольцо — и научилась.

Иногда бывает, что родитель, например, говорит: «Я хочу, чтобы ребенок стоял на голове». А я вижу, что ребенок и на ногах стоит не очень устойчиво. Тогда предлагаю сначала попробовать научить ребенка стоять на ногах, а потом уже на голове.

Этим летом в фонде мы сделали экспериментальную группу, где дети просто вместе играют в мяч, догонялки и тому подобное. Особой диагностики в этом случае я не делала. Просто смотрела, может ли ребенок включаться в такие групповые занятия.

— А обычно занятия с детьми индивидуальные или бывает по-разному?

— По-разному. Это зависит, опять же, от того, может ли ребенок включаться в групповые занятия, а еще от поставленных целей. Когда я предлагала создать вот эту экспериментальную группу в фонде, где мы учим детей дворовым играм, у меня была такая идея: сосредоточиться не на развитии ловкости, силы и других качеств, а на том, чтобы просто научить этим играм детей. Они выйдут летом во двор и смогут поиграть со своими сверстниками, у которых нет нарушений. Так происходит инклюзия.

Если же я понимаю, что ребенок может работать один на один, а с другими ребятами нет, занимаюсь с ним индивидуально и постепенно готовлю к группе. Когда он научится находиться с двумя-тремя детьми, его можно будет включать в коллектив побольше. Мне кажется, если ребенок с ментальными расстройствами приходит, например, сразу в школу, минуя детский сад, ему может быть там сложно даже в маленьком классе на 10 детей. Но наша система образования такое пока не учитывает.

— У детей, которым может быть полезна АФК, разные диагнозы и уровень развития. Есть ли какие-то универсальные приемы и методы, которые вы используете, чтобы найти с детьми контакт, настроить их на работу?

— Обычно у ребят без психических расстройств и интеллектуальных нарушений нет проблем с мотивацией, они приходят сами. Но ребенок может, например, быстро уставать или не верить в свои силы — тут есть свои ключики.

У меня ребята с РАС могут протестовать, не хотеть заниматься или не уметь объяснить, что им что-то не нравится. Например, что колется и раздражает этикетка на футболке. И вот ребенок приходит на занятие и начинает, допустим, пинаться — потому что не может сказать про свой дискомфорт. Но есть такая замечательная вещь, как прикладной анализ поведения.

Я не специалист в этом, но как человек, который работает с детьми с РАС, этот метод в том числе базово знаю и использую. И когда я погружалась в эту тему, поняла, что прикладной анализ поведения и с другими детьми тоже хорошо работает. Хотя у нас в России о нем много спорят.

Приведу пример, как можно работать с поведением. После нескольких заданий на занятии я обычно даю ребенку перерыв и он может делать то, что захочет. Хочешь полежать — лежи, хочешь покачаться — качайся, хочешь пойти на гамак — иди. Так дети приходят к мотивации заниматься, чтобы поскорее получить перерыв на лежание, качельку, гамак или что-то еще. В то же время они учатся концентрации, усидчивости, терпению — навыкам, которые пригодятся в той же школе.

Поначалу одного перерыва бывает мало, я делаю два-три. А потом отдых в середине занятия стараюсь убрать. Но все зависит от ребенка.

— АФК встраивают в расписание ребенка на какое-то время или заниматься можно сколько угодно?

— Все по желанию. Нет определенного срока, который должен быть.

У нас в фонде занятия идут курсами по три месяца, это 24 встречи. И чтобы проследить динамику, понимать, в правильном ли направлении мы идем, в начале, в середине и в конце курса я провожу тестирование. Обращаю внимание на эмоциональное состояние, смотрю, насколько освоен навык, которому я должна обучить ребенка, и оцениваю физическое развитие — например, провожу функциональные тесты  . Еще люблю такую штуку, как ГТО для детей с ограниченными возможностями здоровья. Иногда сверяюсь с нормативами, чтобы оценить результаты своих детей.

— А как родителям понять, что занятия идут на пользу и их нужно продолжать?

— Можно напрямую спросить специалиста АФК, как ребенок ведет себя на занятиях, что у него получается. Какие-то перемены родители, как правило, замечают сами. Могут увидеть, что, например, улучшилась координация, выправилась походка. Отметить какие-то бытовые моменты вроде того, что ребенок научился держать кружку или мыть ее. Замечают, как изменилось их взаимодействие с ребенком — допустим, что он стал более мотивированным, этот косвенный вопрос мы тоже решаем.

Но вообще, работа с особенными детьми трудно прогнозируема.

— Как вы считаете, в России достаточно специалистов по АФК, их помощь доступна?

— Я сама работаю в благотворительном фонде, а благотворительные фонды затыкают дыры в государственном обеспечении. Можно обратиться в такие организации.

Знаю, что в каждом даже небольшом городе есть центр социальной реабилитации взрослых и детей с инвалидностью. В крупных городах таких центров может быть несколько. Например, у нас в Петербурге они есть в каждом районе. И там проводят занятия по АФК. Чаще всего бесплатно или с минимальной оплатой. Правда, у меня нет знакомых, которые бы там работали. Платят там мало, поэтому, наверное, люди и не идут туда.

Специалистов АФК можно найти в частных центрах, но это, конечно, платно.

— Вы молодой специалист. Как вы выбрали это направление и как стали специалистом по АФК?

— Я всю жизнь занималась танцами. В 10—11 классах начала задумываться, куда идти учиться, и у меня было несколько требований. Во-первых, я не хотела сидячую работу. Во-вторых, по алгебре, физике у меня было четыре, поэтому я не рассматривала специальности, где нужны точные науки.

В-третьих, несмотря на увлечение танцами, я не хотела учиться на хореографическом. В области уличных танцев, которые мне интересны, у нас в принципе особо нет образования. И моя педагог по танцам сказала, что при желании я смогу учить детей танцевать без профильного диплома. И последний момент: я рассчитывала поступить на бюджет, потому что семья бы не потянула платную учебу.

В какой-то момент моя бабушка предложила попробовать АФК, и это закрыло все мои потребности. Подходящий университет есть в родном городе — в Петербурге, — не нужно никуда уезжать. Вступительные экзамены были не особо сложные, а сама учеба не такая замороченная, как в других вузах, так как университет спортивный. И мне интересно учить, мне понятна физиология, психология. В общем, все сложилось.

Мой диплом позволяет мне работать где угодно в сфере АФК. Вообще, такое прикладное образование очень полезно. И если захочу, я могу учиться еще и пойти куда-то в сторону медицины.

— Я правильно понимаю, что кроме работы с особенными детьми вы еще занимаетесь с ребятами без нарушений — учите их танцевать?

— Да. Когда поступала учиться, я уже знала, что хочу работать с разными детьми. Сейчас у меня, хоть пока и в зачаточном состоянии, есть проект, в котором я надеюсь совместить занятия детей без особенностей и ребят с нарушениями. Хочется создать инклюзивную группу или коллектив.

Полноценные занятия танцами и выступления — это пока далекая перспектива. Для начала можно делать спектакли на основе уличных танцев.

— А как вы стали специалистом фонда «Антон тут рядом»?

— Все просто: вакансия на «Хедхантере». Насколько помню, я отправила резюме, потом приехала на собеседование — и вскоре мне прислали сообщение, что меня взяли.

Но в «Антоне» больше людей, которые изначально пришли в фонд волонтерами, потом стали, например, администраторами, а потом уже отучились на специалистов, то есть их не нанимали со стороны.

Например, наш будущий специалист по сенсорной интеграции был в фонде администратором, потом сказал, что хочет работать непосредственно с детьми. Сейчас он тьютор, параллельно обучается сенсорной интеграции и скоро приступит. Вот это типичная схема, а мой случай — скорее исключение, чем правило.

— С какими детьми вы сейчас работаете? Есть ли среди них подопечные фонда?

— Подопечных фонда у меня больше всего. Как правило, РАС — их основной или косвенный диагноз. Обычно у нас занимаются дети до подросткового возраста. Так исторически сложилось. Самому старшему ребенку было 12 лет.

И еще у меня есть дети, с которыми я работаю не в фонде. Сейчас таких ребят двое. Это девочка с нарушением умственных способностей. У нее очень тяжелая жизнь: и опухоль находили, и одна нога у нее короче другой, много чего еще. С ней мы в основном работаем над координацией.

И ко мне ходит мальчик с нарушением слуха. Подозреваю, что у него есть РАС в легкой степени, но официально такого диагноза ему не ставили.

Вообще мне с детьми очень повезло: они позитивно настроены на занятия.

— Что для вас самое сложное в работе с особенными детьми? И что самое приятное?

— Эта работа меня научила терпению. Лет пять назад у меня такого железного терпения не было. Бывает, что ребенку объясняешь одно и то же много раз. Он приходит на следующее занятие, и ты снова, в сотый раз, ему то же самое объясняешь. Это тяжело, когда тебя не слышат.

Но я всегда в таких случаях думаю о том, что если не получилось на 156-й раз, на 157-й может получиться. Необучаемых детей не бывает. У всех есть потенциал развития, и нужно это использовать, нужно заниматься. В противном случае ребенок просто остановится на месте.

Но я все-таки больше настроена на позитив. Мне приятно работать и общаться с детьми. Радостно видеть, когда у ребенка что-то получается. Радостно, когда родители замечают прогресс и благодарят меня. Тогда я понимаю, что работаю не зря.

Недавно у меня в фонде была девочка. До наших с ней встреч она не могла заниматься больше 20 минут. Просто говорила, что больше не хочет, и все. Первое занятие мы с ней хорошо позанимались. На втором она закапризничала. А потом с ней была тишь и благодать — по 40 минут классно и продуктивно работали. Ее мама очень радовалась, потому что эта проблема ее волновала.

Возможно, сработал какой-то накопительный эффект и так сложилось, что результат появился во время наших занятий. В любом случае это такой пример, когда резко за три занятия все улучшилось. Бывают изменения более плавные. В моменте ты их не замечаешь, но потом начинаешь сравнивать и удивляешься — ничего себе, как все улучшилось.

Я всегда умиляюсь подаркам, которые дарят дети. У меня дома стоит целая коробка с рисунками и поделками моих учеников. Недавно я эту коробку пересматривала, и я помню, кто и что мне подарил.

Я не разделяю детей на тех, у кого есть особенности, и на тех, у кого их нет. Конечно, могу держать в уме, что для ребенка без нарушений не будет большим успехом то, что сделал ребенок с нарушением развития. У меня в голове есть как бы некая шкала данных и потребностей каждого ученика. Например, я понимаю, что умственно ребенок здоров, просто его руки плохо слушаются, — и отталкиваюсь от этого. Для меня все дети интересные и все они равны. И мне кажется, родители тоже могут говорить об этом в своих семьях.

Я хотела бы вспомнить несколько фильмов о ребятах с ОВЗ и о том, какую роль физическая культура, спорт, движение могут играть в их жизни. Первый — документальный о Специальной Олимпиаде и ее участниках из России, называется «Дайте мне победить».

Другие два — художественные. Фильм «Битва» — про стрит-дэнсера, который лишается слуха и начинает учить танцевать глухих детей. А спортивная драма «Со дна вершины» рассказывает историю российского спортсмена-горнолыжника, который подростком лишился ног, но вернулся в спорт и стал паралимпийским чемпионом. Прототипом главного героя стал паралимпиец Алексей Мошкин.