Как я изучаю диких северных оленей на Байкале

Я с детства хотел изучать животных и оберегать природу, тем более что дед и отец были лесниками.

Мне нравятся снежный барс и сибирский горный козел — красивые и грациозные животные. А еще я изучаю диких северных оленей, которые обитают на хребте Хамар-Дабан — одном из древнейших горных массивов планеты, расположенном на территории Иркутской области и Бурятии. Этому подвиду животных грозит исчезновение, потому что они оказались изолированными от сородичей.

В их изучении нам помогают государство, разные корпорации и некоммерческие организации. В их числе — фонд «Озеро Байкал», который проводит проекты и исследования, направленные на изучение и преодоление экологических проблем озера и на раскрытие его потенциала для научных и социальных инноваций. НКО выделила нам два гранта на изучение дубровника  и северного оленя и сейчас помогает искать поддержку для других проектов.

Для Т⁠—⁠Ж я рассказал, как проходят наши научные экспедиции, сколько они стоят и кто помогает ученым изучать животных.

Я родился в 1986 году в Тарбагатайском районе Республики Бурятии, небольшом старообрядческом селе Верхний Жирим. Мама — учитель английского языка. Отец по специальности агроном, но работал лесничим. Дедушка тоже был лесником.

Наша семья связана с охраной природы, и я, можно сказать, продолжил традицию. В школе я вместе с отцом и со своим классом выезжал на посадки сеянцев сосны обыкновенной, а также на тушение небольших пожаров.

После учебы поступил на факультет охотоведения в Иркутскую государственную сельскохозяйственную академию. Изучали разные дисциплины: например, биологию зверей и птиц, природоохранное законодательство, товароведение, учет охотничьих животных.

В 2008 году окончил академию с отличием и решил идти работать в заповедник или национальный парк. Особо охраняемые природные территории лучше финансируются государством, чем охотничье хозяйство. Здесь лучше материально-техническая база и охраняется больше редких видов животных и растений.

Я вернулся в Бурятию и устроился участковым госинспектором по охране объектов животного мира в Тункинский нацпарк. Оформлял разрешения на добычу благородного оленя, сибирской косули, бурого медведя, соболя, кабана, лисицы. С коллегами мы проводили учет численности этих животных, задерживали браконьеров, изымали у них оружие. Сегодня охота в Тункинском национальном парке запрещена на отдельные виды животных.

В 2011 году меня назначили начальником отдела охраны окружающей среды. На этой позиции я смог наладить сотрудничество по сохранению природы с правоохранительными органами, общественными инспекторами, казаками и школьными лесничествами.

В 2013 году перевелся в отдел туризма и экологического просвещения. Я организовывал работы по благоустройству территории, в том числе создание и обустройство экологических троп и маршрутов, мест для отдыха посетителей, смотровых площадок. Мы одни из первых начали проводить экологические десанты: собирались по 15—20 человек — сотрудники нацпарка, студенты, местные жители — и убирали мусор.

Это дало результат: если раньше можно было вывезти три-четыре грузовика отходов, то сегодня не наберется и одной машины. Благодаря нам у туристов сформировалось экологическое сознание, поэтому они стараются не мусорить.

С 2014 года я начал заниматься научной работой. Мне всегда было интересно изучать неизученное, открывать то, что еще не открыто. Меня больше интересовали животные, в особенности редкие крупные млекопитающие.

Например, в Тункинском нацпарке я изучал снежного барса и сибирского горного козла, потому как на тот момент об этих видах было мало что известно. Это редкие горные животные, которые занесены в Красную книгу Бурятии и России. Тогда их изучением занимались только в Иркутской государственной сельскохозяйственной академии, региональном «Фонде изучения, сохранения снежного барса и редких видов горной фауны», в институте проблем экологии и эволюции имени Северцова РАН.

Нам удалось объединить усилия с этими организациями и получить максимальное количество данных о местах обитания снежного барса и сибирского горного козла. А еще установить фотоловушки, чтобы распознавать индивидуальные особенности животных, изучать их и рассказывать о них местным жителям.

В то время фотоловушки были чем-то новым. Перед их покупкой мы тщательно изучали характеристики: было важно, чтобы они выдерживали сильные морозы. Например, для изучения снежного барса их устанавливают на высоте 2700 метров над уровнем моря, где сильные ветра и зимой температура опускается ниже −40°С.

В 2015 году эти животные впервые попали «в объектив камеры».

Чтобы больше заниматься наукой, в 2018 году я пришел в ФГБУ «Байкальский государственный заповедник» на должность заместителя директора по научной работе. К тому же было интересно изучить новую территорию: его площадь — 1678,71 км² — чуть больше Петербурга.

Под управлением Байкальского заповедника находятся три особо охраняемые природные территории. Сам он расположен на южном побережье Байкала в центральной части хребта Хамар-Дабан, Кабанский заказник занимает центральную часть дельты реки Селенги, а Алтачейский заказник находится в западной части Заганского хребта.

Мои основные задачи — организовывать работу научных сотрудников, готовить отчеты и взаимодействовать с научными учреждениями, которые ведут исследования в заповеднике.

Конечно, и я сам занимаюсь наукой. С 2019 года изучаю лесной подвид дикого северного оленя алтае-­саянской популяции. Она внесена в Красную книгу России, Иркутской области, Бурятии и других регионов. Это очень интересный малоизученный вид, который требует детального исследования.

Мы изучаем популяцию, чтобы сохранить. Также хотим, чтобы этот вид остался в перечне видов биологического разнообразия, их число стало выше и расширило свой ареал.

Алтае-саянская популяция встречается в Горном Алтае, Иркутской и Кемеровской областях, Красноярском крае, Республике Алтай и Хакасии. Восточная граница ареала распространения проходит в Бурятии по хребту Хамар-­Дабан на территории Байкальского заповедника.

Именно здесь находится хамар-дабанская группировка дикого северного оленя, которая мне наиболее интересна. Она оказалась изолирована от основной популяции — возможно, из-за вырубки деревьев, лесных пожаров, появления новых населенных пунктов и браконьерства еще за много лет до создания заповедника.

Близкородственное скрещивание, отсутствие «свежих» генов может привести к исчезновению этого вида. Тем более самка рожает только одного теленка, и то не каждый год. Сейчас на территории Байкальского заповедника обитает около 25 особей этих редких животных.

Мы проводим ежегодные экспедиции по изучению оленя в конце июня — начале июля. Именно в это время олени хамар-дабанской группировки находятся в горной тундре Байкальского заповедника.

Для учета дикого северного оленя мы отправляемся в труднодоступные места на 10—14 дней — только дорога занимает два-три дня. В то время как экспедиции для учета численности птиц, сурков и барсуков, как правило, длятся три-четыре дня.

Весь пеший путь проходит по территории заповедника.

К каждой экспедиции нужна тщательная подготовка. Сначала составляем план: куда пойдем, какие будут затраты. Нужно запастись продуктами, собрать оборудование: фотоловушки, навигаторы, бинокли, фотокамеры. Их приобретает заповедник. Важно ничего не забыть, чтобы не получилось так: добирались до фотоловушки 25—30 км, а оказалось, что не взяли для нее какую-то простую флешку.

Весь инвентарь складываем в рюкзаки, вес которых при выходе на длительные маршруты достигает более 30 кг. Для коротких походов, конечно, они полегче.

В экспедициях по исследованию северного оленя участвуют от двух до четырех научных сотрудников. Это териологи — специалисты, которые изучают млекопитающих. Группы небольшие, потому что таежная инфраструктура не позволяет разместить в горно-таежных условиях большее количество человек.

Летом мы останавливаемся в зимовьях — небольших домиках, где есть печка и что-то наподобие нар для отдыха. Еще есть научный стационар на четыре места, который находится в горной тундре Байкальского заповедника на высоте 1900 метров над уровнем моря на Хамар-Дабане в окрестностях горы Сохор.

Как правило, учет оленей проходит на снежниках — местах, где снег еще не растаял. Олени стремятся туда днем, там не так жарко и мало гнуса  , который докучает животным. Снежники обследуем с помощью бинокля и изучаем кадры с фотоловушек. Сравниваем эти данные и таким образом определяем численность дикого северного оленя.

Бывало, что бурые медведи из любопытства ломали фотоловушки. Поэтому мы установили их в специальные металлические боксы. Но медведи все равно умудрялись свернуть их — съемка шла, но не под нужным ракурсом. А медведей в горной тундре летом много: однажды за одну экспедицию встретили более 20 особей. Случалось, что зверь мог резко начать двигаться в нашу сторону — тогда приходилось применять фальшфейеры.

Стоимость каждой экспедиции разная. Если требуется только проверка фотоловушек — 50 000—100 000 ₽. Эти деньги нужны на горюче-смазочные материалы для уазика и аэролодок, дорогостоящие батарейки, флеш-карты, выплату командировочных сотрудникам.

Если необходимо приобрести новые фотоловушки — например, чтобы расставить их на большей территории или заменить вышедшие из строя, — нужны гораздо большие суммы. Деньги на проведение небольших экспедиций выдает заповедник, но их не хватает на масштабные научно-исследовательские работы.

Например, в 2024 году для изучения дикого северного оленя мы хотели надеть спутниковые ошейники на особей хамар-дабанской группировки. Но это очень дорого: только один ошейник стоит от 70 000 ₽. Также необходимы дополнительные затраты, чтобы надеть их: ведь животное нужно временно обездвижить и установить эти приборы. Проект смог бы ответить на основные вопросы по сохранению этого редкого вида, но денег пока нет.

Еще планируем провести учет дикого северного оленя в Байкальском заповеднике с воздуха, но для этого нужно примерно 1,5 млн рублей. Летный час вертолета Ми-8 стоит около 280 000 ₽, а требуется минимум четыре-пять часов. Таких денег у нас тоже пока нет.

Федеральные государственные бюджетные учреждения, в управлении которых находятся национальные парки, заповедники и заказники, получают финансирование из Минприроды России. По государственному заданию  выделяют деньги на научные исследования, работы по охране природы, программы по экологическому просвещению.

Лишь малая часть финансирования уходит на научно-исследовательскую работу. Большую долю субсидий занимает зарплата сотрудников учреждения: в среднем это 25 000—30 000 ₽. На покупку топлива и инвентаря для экспедиций остается только небольшая сумма.

По федеральной целевой программе Минприроды «Охрана озера Байкал» с 2011 по 2020 год мы закупили большую часть оборудования. На сегодня эта программа завершена. Да и в целом теперь деньги по федеральным проектам ученым не особо выделяют. К сожалению, это общая тенденция, которая касается не только науки: финансирование уходит на другие цели. Мы относимся к этому с пониманием.

Деньги приходится искать самим: участвовать в грантовых конкурсах, использовать фандрайзинг, краудфандинг. У нас был успешный опыт краудфандинга по изучению дикого северного оленя: разместили свой проект на платформе Planeta.ru и собрали 79 500 ₽. Деньги потратили на литиевые элементы питания и карты памяти, необходимые для бесперебойной работы фотоловушек в течение года.

В 2018 году мы узнали о фонде «Озеро Байкал»: тогда он проводил конкурс «Байкальская инициатива»  . Мы подали заявку на поддержку проекта «Куда исчез дубровник?», чтобы проследить пути миграции птиц, обитающих на Байкальской природной территории.

Во второй половине 20 века дубровник был широко распространен в России, но в начале 21 века численность катастрофически снизилась. Сейчас этот вид находится под угрозой исчезновения и занесен в Красные книги России и Бурятии.

Нам выдали 250 000 ₽ — это позволило провести полевые работы, проанализировать ранее полученные данные, купить геологгеры  .

После этого проекта мы задумались о том, чтобы получить поддержку у фонда на сохранение дикого северного оленя. И в 2020 году победили в грантовом конкурсе «Байкальская инициатива» — получили грант почти в 300 000 ₽.

На эти деньги за два года собрали хорошие материалы, которые легли в основу рекомендаций по сохранению этого животного. Например, закартировали — нанесли на карту — снежники. Благодаря этому мы можем искать новые места, а не ходить по старым. Еще установили больше фотоловушек — их было четыре, а сейчас 15.

В 2021 году компания РЖД выдала 330 000 ₽, на которые мы закупили и доставили авиацией 800 кг кормовой соли для диких северных оленей. Животные весной и летом остро нуждаются в минеральной подкормке, так как за зиму в их организме почти полностью заканчивается запас минералов. Соль доставили вертолетом в научный стационар, и теперь мы ежегодно выкладываем ее на солонцы  . А раньше носили на себе по 10 кг соли в и без того тяжелых рюкзаках на расстояние в 15—20 км.

Также РЖД выделили 397 000 ₽ на оборудование и материалы для изучения этого животного: фотоловушки, элементы питания и командировочные для научных сотрудников.

В 2024 году мы вместе с фондом «Озеро Байкал» ищем ресурсы на поддержку двух проектов:

1. «Где зимует северный олень». Здесь требуется 1,5—1,7 млн рублей на авиаучет, материалы и нашу работу.
2. «По следам дикого северного оленя». Нужны 5,8 млн рублей на установку спутниковых ошейников на животных: такие устройства могут отслеживать места миграций в разные времена года. Проект рассчитан на три года.

Также в наших планах проекты по сохранению краснокнижных видов манула и дрофы  в Алтачейском заказнике. Эти проекты тоже требуют детального изучения и финансовой поддержки.