Как я взошел на Эверест за 39 дней и 5 000 000 ₽

Я увлекся альпинизмом четыре года назад, когда впервые поднялся на Эльбрус. На тот момент мне было 39 лет.

Назвать меня профессиональным спортсменом нельзя, несмотря на большой спортивный бэкграунд: сначала я занимался боксом, потом увлекся лыжами.

В будничной жизни я предприниматель: руковожу организацией, которая обслуживает газопроводы, монтирует газовые котельные и тому подобное. Никогда бы не подумал, что стану первым человеком из Карелии, который взошел на самую высокую гору планеты — Эверест.

Первое восхождение в моей жизни состоялось почти случайно. Появилось немного свободного времени, и я поехал со знакомыми ребятами на сборы в Приэльбрусье. Они профессиональные лыжники, выступали на европейском уровне в серии марафонов Ski Classic.

Мы много тренировались в горах. Благодаря этому я прошел акклиматизацию и решился на соло-восхождение на Эльбрус. Подумал, что больше мне никто не нужен: к вершине проложена такая тропа, мимо которой, на мой взгляд, невозможно промахнуться. К тому же в сезон восхождений с июня по август там многолюдно. Если станет плохо, обязательно кто-то поможет.

Я был физически хорошо подготовлен, поэтому заскочил на Эльбрус практически на одной ноге. Сложно описать эмоции, которые испытал, стоя на вершине. Тот факт, что вернулся туда несколько месяцев спустя, говорит сам за себя. Был декабрь, меня все отговаривали, потому что в это время года уже никто не ходит к вершине: слишком трудно и даже опасно.

Решил нанять гида, чтобы подстраховаться. Но единственный человек, который был готов меня сопровождать, попросил за услуги 150 000 ₽. Я сказал ему, чтобы за такие деньги сидел дома, и пошел один. Было сложно, но мне повезло: в тот год на маршруте были навешены перила, с ними подниматься гораздо проще. Взошел без происшествий.

Не могу объяснить, для чего мне это было нужно. Все альпинисты, которых я знаю, не могут внятно сформулировать, зачем идут в горы. Часто привожу в пример фильм «Эверест», где герой говорит: «Мы идем на вершину просто потому, что она есть». Тратить личное время, физические ресурсы, немалые деньги, получать травмы и рисковать жизнью для того, чтобы забраться на гору, — здравого смысла в этом нет.

На следующий год, в июле 2020, я пошел на Эльбрус с женой. Она поддерживает мое увлечение и никак ему не препятствует. За это ей, конечно, огромное спасибо.

Когда мы с супругой поднялись на вершину, она поняла, почему горы приводят меня в такой восторг. Ей тоже очень понравилось, поэтому, когда я заикнулся о восхождении на Эверест, она не пыталась меня отговаривать.

Как только я покорил свою первую гору, начал думать про Эверест. Хотя альпинисты не используют слово «покорять» — только «восходить». На любой вершине понимаешь, что ты просто песчинка по сравнению с ней, поэтому покорить ее невозможно.

Моей следующей большой целью стала высшая точка Южной Америки — гора Аконкагуа высотой 6962 метра. Дело в том, что акклиматизация на Эвересте проходит на высоте до 7000 метров. Предугадать, как поведет себя организм в условиях дефицита кислорода, невозможно. Конечно, можно потратить деньги — а это очень внушительная сумма — и попытаться сразу взойти на главную вершину мира. Но гораздо проще и в разы дешевле сначала испытать себя на одном из семитысячников.

Когда я летел в Южную Америку, думал: я должен выяснить, как буду чувствовать себя на такой высоте. Решение о поездке принял спонтанно. Собрался за полдня и улетел в экспедицию на три недели. Все прошло хорошо. До вершины дошел и развернул там флаг родной Карелии — завел эту традицию еще на Эльбрусе.

Самостоятельно организовать восхождение на Эверест сложно. Альпинист должен получить специальное разрешение от властей Непала. Их выдают в ограниченном количестве, квота на этот год — около 500 штук, стоимость для иностранцев — 11 000 $⁣ (1 008 590 ₽).

Для восхождения нужно огромное количество снаряжения — одних только баллонов с кислородом во время штурма вершины требуется не меньше пяти. Самостоятельно такой груз не донести — надо нанимать носильщиков. Еще необходимо пройти акклиматизацию и дождаться подходящей погоды. Подняться на Эверест можно только в короткий промежуток времени в мае.

Чтобы упростить себе задачу, я купил коммерческий тур, где вся логистика ложится на организаторов. Мне нужно было просто заплатить деньги. Выбрал небольшую непальскую компанию Chatours. Владельцу из Непала 49 лет, 28 из которых он занимается альпинизмом. На Эвересте он был семь раз.

Мой тур организовали под ключ. В 43 000 $⁣ (3 942 670 ₽), которые я заплатил, входила встреча в аэропорту Катманду, трансфер, внутренний перелет, питание, проживание, разрешение на восхождение, услуги гида-шерпа. В стоимость не входили чаевые для персонала базового лагеря и носильщиков — 800 $⁣ (73 193 ₽). Также за успешное восхождение я должен был заплатить гиду бонус — 1500 $⁣ (137 535 ₽). К этой сумме нужно прибавить стоимость перелета до Катманду и обратно — в моем случае около 1530 $⁣ (140 000 ₽).

Это средний ценник. Диапазон расходов на восхождение на Эверест очень большой. Минимальная сумма, о которой я слышал, — 36 000 $⁣ (3 300 840 ₽), максимальная — 200 000 $⁣ (18 338 000 ₽).

Из-за непредсказуемой погоды наметить точные даты восхождения невозможно. Организатор только называет дату, до которой обязуется обеспечить попытку восхождения. Именно попытку: в случае с Эверестом никто не дает гарантии. Продолжительность экспедиции в договоре не прописывают.

В 2021 году группа, которую вел мой гид, прилетела в начале апреля, а совершила восхождение только 31 мая. В прошлом году знакомые ребята прибыли в Катманду 15 апреля и взошли 12 мая. Я прилетел в Непал 7 апреля и должен был взойти до 31 мая. В итоге на вершину я поднялся 15 мая.

Важная статья расходов — снаряжение. Здесь цифра может быть любой, все зависит от финансовых возможностей. Но экономить на экипировке точно не стоит: она может сохранить альпинисту здоровье и даже жизнь. Нужно понимать, что −30 °C на вершине Эвереста считается хорошей погодой, плохая — это когда −60 °C.

У меня было два комплекта высотной обуви. Первые ботинки, рассчитанные на восхождение на 7000 метров, я покупал еще перед поездкой в Южную Америку. Они двухслойные — этого достаточно, чтобы подняться, к примеру, на Эльбрус или пик Ленина. А вот на Эвересте нужна трехслойная обувь. Иначе есть риск получить обморожение.

Когда выбирал высотные ботинки в Катманду, у нас с продавцом состоялся примерно такой диалог:

• — Сколько пальцев на ногах хочешь чтобы у тебя осталось?
  — Желательно все.
  — Тогда бери вот эти за 800 $⁣ (73 352 ₽).

Я взял. В России такая пара стоила бы минимум вдвое дороже — от 150 000 ₽. В целом вся экипировка в Непале значительно дешевле, чем у нас. Но нужно внимательно подходить к выбору производителя. Есть несколько зарекомендовавших себя марок, а вот вещи от неизвестных брендов покупать чревато.

Приведу пример. У меня был оригинальный высотный пуховой комбинезон North Face. Человек, который шел параллельно со мной от другого организатора, купил что-то за три копейки в Катманду. В начале восхождения он этим хвалился и говорил: «Я из Якутии, для нас −60 °C — фигня!» А ближе к вершине признался, что замерз. Я подумал: «А как ты хотел? Купил бы подороже, проблем бы не было». Это касается и рукавиц: если не хочешь, чтобы после спуска отрезали пару пальцев, готовься потратиться.

Базовый лагерь на Эвересте находится на высоте 5364 метра. Подниматься туда нужно постепенно. Если человека сразу закинуть на такую высоту, ему будет плохо, иногда смертельно плохо.

При мне на 6400 метрах умер американец. Он пожаловался на жжение в груди. Организаторы тут же послали за врачом, но спасти не успели. Через 15 минут человек упал и больше не встал: не выдержало сердце. Поэтому акклиматизация очень важна.

Главный принцип — плавный набор и последующий сброс высоты. На практике это выглядит так: поднялись на 6100 метров, переночевали, спустились в базовый лагерь, поднялись на 6400 метров, переночевали, спустились в базовый лагерь. При таком режиме организм адаптируется к новым условиям, и это позволяет избежать горной болезни.

Команду формируют в Катманду. Город находится на 900 метрах над уровнем моря. Мы провели там пару дней в хорошей гостинице. На третью ночь поехали на машине в аэропорт. До него около 200 километров, но дороги в Непале ужасные, поэтому поездка была долгой и не из приятных. Там сели в маленький самолет и полетели в Луклу — высокогорный городишко на 2800 метрах.

Аэропорт Луклы считается одним из самых опасных в мире и очень сложным с точки зрения пилотирования. Взлетная полоса короткая, всего 527 метров, и расположена под уклоном. Я учился пилотированию весь прошлый год и недавно сдал экзамены в Росавиации, поэтому мне было очень интересно там побывать.

Путь до базового лагеря рассчитан на восемь-девять дней. Мы шли по красивейшим местам, любовались горами и реками, заходили в деревни, знакомились с местным колоритом. В группе было 12 человек, и каждого члена экспедиции сопровождал носильщик.

В Гималаях вовсе не обязательно идти на вершину Эвереста. Например, из нашей группы туда собирался только я. У остальных были другие маршруты. Многие из тех, кто останавливается в базовом лагере, исследуют соседние ущелья и лоджии — там очень красиво. При покупке такого тура можно уложиться в 1000⁠—⁠1500 $⁣ (91 690⁠—⁠137 535 ₽). Очень рекомендую!

Вместе с группой мы дошли до базового лагеря и провели там двое суток. Потом отправились в обратную сторону, чтобы подняться на Айленд-Пик. Высота этой вершины — 6183 метра. После восхождения спустились к знаменитому кафе «4410» — название происходит от высоты, на которой оно расположено.

Затем мы попрощались и разошлись в разные стороны. Кто-то шел вниз, чтобы полететь домой, кто-то выбрал другой трекинг. Я вернулся в базовый лагерь.

Базовый лагерь на Эвересте хорошо благоустроен. У нас была установлена большая общая палатка, которая выполняла роль столовой и зала для собраний. Рядом с ней — палатки для членов группы. Они очень комфортные: пол с гидроизоляцией и утеплением застелен искусственной зеленой травкой, есть свет и розетки для зарядки гаджетов. Я спал на хорошем толстом матрасе, у кого-то даже были кровати. Мне это показалось лишним: мы же не в пионерском лагере.

Некоторые организаторы устанавливают кофемашины и предлагают туристам безлимитный алкоголь. Я очень люблю кофе, но на Эвересте сознательно от него отказался. Про то, чтобы выпить что-то крепче чая, и речи не было. В таких условиях меняется частота сердечных сокращений. Организм борется, подстраивается под разницу в давлении, и дополнительная нагрузка на сердце ни к чему.

Набор услуг, включенных в пакетный тур, можно корректировать под себя. Любой каприз за ваши деньги. Например, мне было принципиально пить бутилированную, а не ледниковую воду. Во-первых, я опасался проблем с желудком, во-вторых, не нравился вкус: она очень похожа на дистиллированную. За 39 дней экспедиции ни разу не было проблем с пищеварением.

В базовом лагере у нас был собственный повар, но местная кухня мне не понравилась: слишком много специй, европейский организм не готов к таким потрясениям. Я просил готовить для меня что-то очень простое, например макароны. Ел огурцы и помидоры, старался избегать капусты и яблок, которые вызывают вздутие живота. В общем, всячески пытался минимизировать проблемы для организма.

Несколько раз для нас готовили торты. А однажды подали настоящий борщ. Владелец компании еще и сало к нему привез из России. Конечно, не хватило сметанки и пампушек с чесноком, но вау-эффект непальскому повару произвести удалось. Борщ — совсем не то блюдо, которого ждешь на высоте 5364 метра.

В специальной палатке можно было принять походный душ — для этого персонал грел пару ведер воды. Я не пользовался такой опцией, потому что боялся заболеть, обходился влажными салфетками.

В качестве туалета на Эвересте используют бочки, вкопанные в землю и укрепленные камнями. Сверху ставят палатку, а вместо унитаза — стул. Когда бочки наполняются, портеры спускают их вниз. Местные стараются не оставлять на Эвересте мусор, потому что он для них священный. Они называют гору Сагарматха — «бог неба».

Среди шерпов ходит история о человеке, который несколько лет назад сжег мусор, чтобы не нести его вниз. Почти сразу случилось землетрясение, унесшее 18 тысяч жизней. Непальцы верят, что это произошло из-за того, что альпинист нарушил чистоту горы.

После восхождения на Айленд-Пик я прошел первый этап акклиматизации. Далее мы с гидом должны были подняться на высоту 7100 метров, чтобы, как принято говорить у альпинистов, дотронуться до высоты. Но все пошло не по плану: я заболел.

Когда спускались с Айленд-Пик, нас здорово продуло. Или это был какой-то вирус, потому что заболела почти вся группа. Медикаменты, доступные в базовом лагере, мне не помогали. Не получалось сбить температуру, кашель был настолько сильным, что болело подреберье. Пришлось возвращаться в Катманду.

Примерно за 25 $⁣ (2292 ₽) я получил моментальную помощь: прием врача, диагностику, рецепт, лекарства. Весь поход занял меньше часа. Доктор выписал антибиотики, и только с их помощью удалось купировать болезнь. Еще я купил небулайзер для ингаляций.

В столице Непала я пробыл неделю, возможности для повторной акклиматизации уже не оставалось. Пришлось сразу лететь в базовый лагерь. Физически это было действительно тяжело. Появилась сильная вялость — один из признаков горной болезни.

Я провел в базовом лагере три дня, заново привыкая к высоте. Мы с гидом отслеживали погоду и решали, как действовать дальше. Договорились, что, как только будет хороший прогноз, предпримем попытку восхождения.

В апреле — мае в базовом лагере может одновременно находиться несколько сотен человек. В этот период ветер становится минимальным, поэтому все альпинисты, получившие разрешение на восхождение, ждут погодного окна, чтобы подняться на вершину. Суровые условия — большая, но не единственная проблема.

Одно из препятствий на пути к самой высокой точке планеты — ледопад Кхумбу. Он расположен на высоте 5486 метров и движется со скоростью метр в сутки. Мы с гидом прошли этот участок благополучно, но за пару недель до этого с одной группой случилось несчастье. Произошел обвал, и трое шерпов, которые провешивали перила, рухнули вниз на 50 метров. Сверху их завалило льдом — никто не выжил.

Другой трагический эпизод произошел с участием непальских военных. Они заходили на вершину отрядом примерно из 15 человек. У одного из солдат кончился кислород, его оставили на вершине, потому что пытаться спасти одного — значит подвергнуть опасности остальных: запасы кислорода ограничены у всех. На следующий день за пострадавшим снарядили спасательную операцию. Пришли, а он живой, несмотря на то, что провел на вершине всю ночь. Начали спускать его вниз, и от перенапряжения погиб шерп, который его нес. Спасали одного — погиб другой. Это на Эвересте не редкость.

Всего при мне погибло шесть человек. К сожалению, это не окончательная цифра. После того как я спустился, начался пик восхождений и количество несчастных случаев возросло.

На высоте 6400 метров ко мне вернулся кашель: дали о себе знать недавно перенесенная болезнь и отсутствие должной акклиматизации. Я был вынужден начать использовать кислород, чтобы поддержать организм, хотя обычно это делают на 7100 метрах. Спал тоже в кислородной маске.

Еще одна проблема заключается в том, что на такой высоте кровообращение замедляется — это становится причиной обморожений. Малейшее покалывание или онемение пальцев — сигнал, что нужно немедленно остановиться и попытаться восстановить кровоток. Я обморозил лицо. В местах, не прикрытых кислородной маской или балаклавой, кожа почернела.

На 7200 метрах расположен третий лагерь Эвереста. Это та высота, где начинается борьба за жизнь, поэтому оттуда не эвакуируют тела погибших альпинистов: слишком опасно. Некоторые лежат там десятилетиями, мне тоже пришлось переступать через них. Эмоционально это очень давит.

Третий лагерь стоит под большим уклоном. Поэтому, если приспичило в туалет, нужно встегнуть страховку в перила, иначе есть риск улететь вниз. Экскременты здесь просто закапывают.

Штурмовой лагерь, откуда все начинают финальное восхождение к вершине Эвереста, расположен на высоте 8100 метров. Оказавшись там, решения нужно принимать быстро, потому что запас кислорода ограничен. Выбор небольшой: предпринять попытку штурма или спуститься вниз, если погода подвела и силы на исходе.

Прогноз был хорошим: −38 °C и солнечно. Но он не сбылся. Из-за сильного ветра температура ощущалась как −50 °C. На Эльбрусе при таких условиях никто бы не повел группу, но на Эвересте все иначе. Мы с гидом вышли из лагеря последними в надежде, что погода вернется к прогнозируемому показателю.

На часах было около 19:00. Мы увидели, что к вершине направляется человек тридцать, — в темноте был виден свет фонарей. Топали всю ночь: шерп впереди, я сзади. Было тяжело. В моей кислородной маске образовался конденсат, потом она и вовсе примерзла к лицу.

Мы делали остановки, но не ели и почти не пили. Когда оказались на балконе на высоте примерно 8500 метров, я достал термос с водой. Чтобы сделать глоток, пришлось буквально отдирать маску от лица, потом понадобилось отдышаться. Решил, что проще не пить совсем.

У альпинистов, которые шли перед нами, была фора в полтора-два часа, но примерно на середине пути мы их обогнали. Бушевала метель, все замело, поэтому нам пришлось прокладывать тропу и выдергивать перила из-под сугробов. Это сложная работа физически и психологически.

Я предложил гиду поменяться местами, но он не пустил меня вперед. Периодически шерп останавливался, чтобы отдышаться. Я понимал, что человеку тяжело, и не торопил. Одна из таких остановок затянулась дольше обычного. Я видел только спину в свете фонаря, поэтому не сразу понял, что он начал качаться — заснул. Я не стал его сразу будить, дал отдохнуть. Только когда почувствовал, что замерзаю, слегка толкнул: «Let’s go!» — «Идем!» Для него, кстати, это был седьмой подъем на Эверест.

Мы шли в темноте, в условиях плохой видимости, поэтому я не понимал, сколько осталось до вершины и где она вообще. Когда забирался на очередной уступ, спрашивал у шерпа с надеждой: «Summit?» — «Вершина?» Он качал головой, и мы лезли дальше. Этот глупый вопрос я задавал ему раз пять, пока наконец не понял: вот она!

Вершины Эвереста мы достигли примерно в 06:00 15 мая. Все было совсем не так, как я представлял по фильмам и альпинистским блогам. Мы успели к восходу, поэтому я думал, что сяду и буду наслаждаться видами. Они там действительно невероятные: бесконечная цепь гималайских гор, укрытая снегом, всюду, куда хватает глаз. Но погода внесла свои коррективы, ветер буквально гнал нас вниз, и все было как-то скомканно. Возможно, поэтому ощущения «Вау! Я взошел на Эверест» не было. Казалось, что просто выполнил механическую работу.

Я записал видео для детей и сфотографировался с флагом Карелии. В общей сложности провел на вершине минут 10—15. Хотя мои знакомые в прошлом году смогли остаться там на два часа.

На обратном пути мы столкнулись с теми, кого обогнали. Это создало дополнительные сложности, потому что ширина тропы — не больше 40 сантиметров. Разойтись на ней сложно, фактически лезешь по груде камней.

Во время спуска альпинисты используют два уса самостраховки — их встегивают в перила слева и справа. Чтобы разминуться со встречным потоком, нужно отцепить один ус, перекинуть его через человека, прицепить к перилам, замуфтовать карабин и только потом отцеплять второй ус. Это требование техники безопасности.

На практике в нарушение всех инструкций я использовал только один ус. Отцеплял карабин правой рукой, левой крепко держался за перила и тянулся, огибая встречного человека, чтобы встегнуться обратно. Это очень небезопасно, зато быстро. Не меньше десяти раз во время спуска я заваливался в сторону, падал и ехал на попе вниз. К счастью, обошлось без последствий. Причина спешки очень проста: чем ниже ты спускаешься, тем меньше остается сил, ноги заплетаются, падаешь чаще.

Спустившись в четвертый лагерь, я рассчитывал, что шерпы принесут обед или хотя бы чай. Ветер был настолько сильный, что срывал крепления палатки. Ее не унесло только благодаря моему телу, которое выполняло роль груза. Позже выяснилось, что шерпы уснули и никакой еды не будет.

Я чувствовал, что все устали, но выдержать этого бездействия не мог. Просто не понимал, зачем оставаться в зоне смерти, — ее граница проходит на высоте 8000 метров. Все мое существо стремилось вниз, и я пошел. Один! В тот момент мне было плевать на палатку и кучу вещей, которые я бросил в лагере. Мною овладела только одна мысль: «Надо спускаться!»

Было страшно. Между четвертым и третьим лагерем есть очень опасные места. Когда лезешь вверх, это тяжелее физически, но отчасти безопаснее. Вниз идешь очень уставший, мало заботишься об инструкциях, ленишься использовать спусковое устройство даже на крутых склонах. Поэтому вероятность сорваться в пропасть кратно возрастает. Но понимаешь это только спустя время.

У меня закончился кислород, и какое-то время я шел без маски. Это сильно сказалось на физическом состоянии. Я чувствовал, что сил все меньше, поэтому летел с горы как автомобиль с мигалкой. К счастью, проводник Чатур догнал меня через 100 метров, и дальше мы шли вместе. От ощущения дружеского плеча стало легче.

Далее история развивалась совсем не по плану. Сразу после Эвереста я оказался в госпитале в Катманду. После обследования получил диагноз «тяжелая острая горная болезнь с умеренным обезвоживанием». Последнее стало для меня неожиданностью. Казалось, воды в организме с избытком — я был весь в отеках.

С моим весом 70 килограммов казалось, что худеть было некуда, но за время восхождения я сбросил его до 60 килограммов. Это произошло не только из-за сжигания запасов жира: сдулись все мышцы. Спустившись вниз, буквально чувствовал, как организм оживает: кислород творит чудеса.

Я провел в больнице две ночи. После выписки переехал в отель и приходил в себя. Наблюдал там много людей со следами обморожения на лице и руках. Меня это миновало, только голова кружилась еще пару дней. Еще я не мог сбрить бороду. Кожа под ней покрылась коркой после того, как кислородная маска примерзла к лицу.

После возвращения домой я узнал, что, по данным непальских СМИ, в 2023 году на Эвересте погибло 17 человек. В альпинистском сообществе говорят, что смертей было как минимум на две больше. Если местные власти подтвердят эту цифру, нынешний сезон восхождений войдет в историю как самый смертоносный. По числу жертв он превзойдет 2015 год — тогда землетрясение вызвало сход крупной лавины в Пумори, которая унесла жизни 18 альпинистов в базовом лагере.

Для меня экспедиция получилась непростая, но тем ценнее результат. Всем, кто думает о том, чтобы повторить этот опыт, могу сказать одно: «Подумайте дважды!» Все переходы отнимают очень много сил. После каждого надо неделю восстанавливаться, но вместо отдыха получаешь короткий сон и новый переход.

Идти в кислородной маске сложно, постоянно слышишь такты своего дыхания: вдох — выдох, вдох — выдох. Это сильно давит на психику. Впрочем, на горе все давит на психику. Были совершенно безумные моменты, когда я почти вслепую полз по какому-то гребню, а слева и справа — обрыв и смерть. Потом видел заметенный снегом труп и говорил себе: «На этой горе я не останусь!» И шел дальше.

До сих пор вспоминаю момент с заменой кислородного баллона на вершине. А если бы он упал в пропасть? А если бы замерз редуктор? Дыхание смерти в зоне смерти чувствовалось очень отчетливо.

Мне помогала мысль, что нужно быстрее вернуться в Россию. Младший сын должен был вот-вот пойти, и мне было важно успеть домой к моменту, когда он сделает первые шаги.

Сейчас я отдыхаю и восстанавливаюсь после экспедиции. Думать о новых восхождениях не хочу.