«Вижу во снах теплоходы и море»: как я провела детство на грузовых судах

Ребенком я проводила в море с отцом по восемь-девять месяцев в году.

Любовалась закатами, переживала штормы, помогала готовить и убирать, а в подростковом возрасте даже стояла за штурвалом, подстраховывая папу, когда ему нужно было ненадолго отлучиться. Мы возвращались домой в Самару только на зиму. Тогда я ходила в школу и делилась воспоминаниями о своих приключениях с одноклассниками.

Расскажу о своем необычном детстве на грузовом флоте: какие у меня были обязанности, как я училась во время навигаций и чем еще была занята.

Мои дедушка и прадедушка были моряками, поэтому папа провел свое детство на флоте и любовь к морю у него в крови. После окончания школы он поступил в судоходное училище в Самаре. Потом устроился штурманом и работал им, пока не познакомился с мамой.

В Самаре же родители осели после свадьбы. Папа занялся продажами. Все шло хорошо до тех пор, пока в 1990-е его бизнес не начали отжимать. Когда нам стали поступать угрозы, родители для безопасности на какое-то время отправили меня к бабушке в Пензу.

Примерно в это же время папа встретился с другом, с которым когда-то учился в мореходке. Оказалось, тот основал судоходную компанию и теперь покупает стареющие советские суда, приводит их в нормальное состояние и запускает в эксплуатацию. Товарищ позвал отца работать с ним в качестве второго штурмана, и тот согласился.

На семейном совете решили, что мне лучше находиться с ним, на грузовых судах. Мама не могла оставить работу, но обещала по возможности присоединяться к нам. Так в девять лет я стала жить на теплоходах.

Сейчас, конечно, спускают более продвинутые и комфортные для экипажа теплоходы. Но мы работали на восстановленных, по типу «Шестая пятилетка».

Первым нашим судном была «Виктория», на нем мы ходили с 1998 по 2000 год. Дольше всего — на теплоходе «Севастополь», до 2004 года. Он отличался грузовместимостью, большими размерами и повышенным комфортом: на борту имелись спортивные тренажеры, сауна, крытый тент на корме для отдыха, большая рубка. Управление было более автоматизированным.

Затем ходили на нефтерудовозе. А в 16 я официально работала мотористом-рулевым на местном катере, который возил геодезистов для составления карт местности, измерения глубин и установки буев.

Каждый год, чтобы попасть на судно, приходилось сдавать экзамен: рассказывала правила пожарной безопасности и оказания первой медицинской помощи.

Условия. Быт и рабочий график на всех судах устроен плюс-минус одинаково. У меня была отдельная каюта с кроватью, умывальником, письменным столом, шкафом и полками.

Ела я по расписанию, с другими членами команды. Рацион был насыщенный, на коллективное питание судоходная компания выделяла много денег. Покупали сладости, пекли пирожки и варили пельмени все вместе, привлекая матросов, которые не были в тот момент на вахте.

Перемещаться по судну я могла свободно, но больше всего мне нравилось сидеть на корме и любоваться закатами или проводить время в рулевой рубке с отцом. Он нес вахту с 12 ночи до 4 утра или с полудня до 16 часов. В остальное время спал или занимался хозяйственными делами, например мог что-то покрасить или почистить.

В 2002 году вышли в море, мне тогда было 12 лет. Мама по блату оформила мне паспорт моряка, и я поехала. Документ, по сути, служил заменой загранпаспорта. На проходной мне ставили отметку, чтобы я могла выйти в порт.

Останавливались мы в разных странах — от Турции до Италии, но выйти удавалось не всегда. Где-то могли только закупить продукты. Основная прелесть для меня была в самом рейсе, природе, шлюзах. Да и в другие страны меня не особо тянуло: я понимала, что хорошо там, где нас нет.

Обязанности. Я помогала команде всем, чем могла: резала овощи, мыла тарелки, убирала, могла что-то принести или, например, измерить температуру ключевых механизмов в машинном отделении. Иногда переодевалась в робу, брала кисточку и красила палубу, трюмы и надстройку. А когда повзрослела, папа мог поставить меня за штурвал на некоторое время, а сам выйти, чтобы выпить чашечку чая или покурить.

Бывало, капитан давал мне за это на карманные расходы. Это была не фиксированная сумма, а денежка в конверте. Заработанного хватало, чтобы, например, купить что-то модное из одежды, а в 14 лет я взяла себе классный бумбокс.

Первые два года мы с отцом находились на судне примерно с апреля по ноябрь. Затем стали возвращаться домой в конце января. Поэтому училась я экстерном. Перед навигацией мы с родителями закупали учебники, и я садилась на судно с огромными чемоданами, полными книг, тетрадей и личных вещей.

Расписание занятий составляла сама. Как правило, училась по два-три часа в день. В целом учеба давалась мне легко, но иногда возникали проблемы с математикой и физикой. Тогда я шла к членам команды — мужчинам с техническим образованием, — и они помогали мне разобраться в теме. Иногда собирался консилиум, и мы вместе корпели над школьными задачами.

Когда приезжали в Самару, мне назначали дату собеседования. Из департамента образования приезжала комиссия, и преподаватели задавали вопросы по школьным темам, пройденным за год, чтобы проверить мои знания. Я справлялась со всем успешно.

В итоге получалось, что в школу я ходила только зимой. Одноклассники, конечно, завидовали, слушая рассказы о моих приключениях. Многие просили поделиться подробностями, а когда я уходила в море, писали письма, которые я забирала в портах.

Мне всегда было чем заняться в море. В свободное время я читала книги и смотрела фильмы — на судне была библиотека и телевизор с видеомагнитофоном. Еще занималась на спортивных тренажерах, слушала музыку, мастерила поделки из ракушек.

Когда мы останавливались в портах и выходили в город, я покупала модные журналы и кассеты в плеер. Если судно грузили двое-трое суток, гуляла с другими членами команды: мы осматривали достопримечательности и ходили в кафе.

Иногда времени на погрузку было мало. Тогда мы забегали на рынок купить самое необходимое. По возвращении на судно я вставала на камбуз и помогала повару приготовить что-то на ужин.

Мы жили дружно. С шиком отмечали дни рождения членов команды, а чтобы отпраздновать Новый год в Черном море, вызывали катер с берега, ехали закупаться елочными игрушками, алкоголем, вкусняшками, потом всей командой быстро стругали салаты и включали в красном уголке телевизор.

Как и любой другой ребенок, я любила бегать и прыгать. Бывало, активные игры заканчивались травмами: я падала с лестниц, билась головой о металлические дверные проемы, а однажды прищемила палец многотонной дверью, ведущей в холодильные камеры, и потеряла ноготь. В таких случаях мне говорили, что если я буду так же себя вести, меня высадят на берег, — и оказывали первую медпомощь. Медработника у нас не было, но все знали, что делать и как помочь.

Сопли и кашель лечили базовыми лекарствами, которые имелись на судне. Аптечка была хорошо укомплектована. А острых ситуаций ни с кем ни разу не возникало, справлялись самостоятельно.

Прохождение границ. В море приходилось часто стоять в ожидании, когда нас пустят в другое государство. Пока стоишь с закрытой границей, к тебе не имеют права подходить другие суда. И бывало, что ожидание пограничного катера затягивалось настолько, что у нас заканчивались продукты и пресная вода. Тогда мы связывались с берегом и просили быстрее прислать пограничников.

Однажды пресной воды у нас осталось только на чай и суп. Пришлось мыться прямо на корме, пуская воду из-за борта через пожарный брандспойт, — так себе удовольствие. Потом сильно чесалось тело и голова.

Шторм. Пережидать его было страшно. У судна есть критический крен, и бывало, что мы его еле проходили. Идешь по коридорам, а тебя буквально кидает по стенам. Или спишь, а ноги поднимаются. Так могло длиться по 8—10 часов.

Социализация. Первое время мне было особенно любопытно ходить в море: я чувствовала себя взрослой. Став подростком, привыкла к этому образу жизни. Члены команды стали мне как старшие товарищи. У нас даже появились какие-то свои шутки, приколы.

А ближе годам к 15 нахлынула сильная депрессия: я чувствовала себя гадким утенком, которого закрыли от мира, и очень хотела сойти на берег. Работа по-прежнему отнимала у мамы много времени, а других близких, кто мог бы за мной присматривать, не было, поэтому мне пришлось остаться на судне.

Но обычно я все же не сильно тосковала по жизни на суше, общаться со сверстниками мне было скучно. Где-то за пару недель до следующей навигации уже хотела на судно, в каюту, послушать взрослые байки знакомых ребят.

В мои 16 лет папа устроился в другую компанию, и мы начали работать на катере геодезистов. Там я уже была не пассажиром, а трудилась как моторист-рулевой. Судном не управляла, в основном швартовалась. Получала зарплату официально — около 7000 ₽. Этот был 2005 год, и он стал для меня последним в плавании: нужно было задумываться о дальнейшем образовании.

Сначала я хотела поступить в Академию водного транспорта в Москве, чтобы выучиться на штурмана. Но в год, когда я оканчивала школу, женщинам запретили выходить в море. Разрешалось работать только на пассажирских судах и ходить по мелким рекам. Я сильно расстроилась, потому что хотела пойти в судоводители. После это ограничение, кажется, сняли, но жизнь уже повела меня иными путями.

Так как я хорошо писала стихи и тексты, мы с родителями решили, что мне стоит пойти в журналистику. Правда, журналистом я так и не стала, зато стала блогером, частным коучем и писателем. В 2020 году вышла книга о моем детстве «Созвездие FuckUpов». Сейчас я живу в Москве.

Папа какое-то время работал в море уже без меня. Через четыре года после того, как я сошла на берег, он вышел на пенсию. Сейчас ему 72 года. Сильно скучает по прошлой жизни, но здоровье уже не позволяет бороздить просторы. И я тоже до сих пор вижу во снах теплоходы и море.

Разумеется, нестандартное детство дало о себе знать. Например, на берегу было непросто научиться выстраивать коммуникацию с людьми, но я справилась. Зато теперь иначе смотрю на жизнь, более философски. Понимаю, что наши проблемы — ничто в масштабах планеты и переживать из-за них нет смысла.