«В тетрадь больно смотреть»: как я помогаю своему ребенку с СДВГ учиться в обычной школе

Когда сын пошел в первый класс, мы еще не знали, что у него СДВГ. Но почти сразу поняли: что-то не так.

В детском саду Миша был середнячком: воспитатели никогда не жаловались на его поведение, но говорили, что ему тяжело высидеть занятие целиком.

Школьные тетради сына довольно быстро запестрели ошибками и исправлениями, а учительница стала через день писать замечания в дневник и просить меня позаниматься с ним. Тогда я решила разобраться, в чем дело. В конце учебного года ребенку поставили диагноз «синдром дефицита внимания и гиперактивности».

Это особенность работы мозга, из-за которой человек легко отвлекается, ему сложно довести дело до конца, он может вести себя импульсивно, перебивать во время разговора, часто терять вещи. Обычно симптомы СДВГ проще заметить в 5—7 лет или позже, по мере увеличения учебной нагрузки. А диагностируют синдром чаще всего в 8—10 лет.

Расскажу, с какими трудностями сын столкнулся, став школьником, как ему поставили диагноз и что мы делаем для коррекции симптомов СДВГ.

Перед первым классом Миша ходил на подготовительные курсы и был неплохо подготовлен к школе: читал, считал, знал состав чисел до 10 и умел писать печатными буквами. Мотивация к учебе была высокая. Но вскоре после начала учебного года начались сложности.

Проблемы с письмом. Выводить символы и держать строчку сыну было трудно. Буквы и цифры получались огромными, какие-то он писал в обратную сторону или путал с другими. В тетради было больно смотреть: сплошные помарки и исправления. При попытке разобрать, что написал сын, у меня начинало рябить в глазах.

В родительском чате я регулярно видела фото тетрадей других детей и начала понимать, что в развитии этого навыка мой ребенок отстает. Естественно, это было заметно и учителю. Она говорила мне, что у Миши плохо выходит писать буквы, и просила потренироваться дома. Мы занимались, но это не особо помогало.

Трудности с концентрацией внимания. На уроках Миша много отвлекался, не успевал сделать то, что уже выполнили одноклассники, забывал правила оформления. Учитель писала мне об этом постоянно.

Дома я тоже замечала, что сыну не хватает концентрации в быту и учебе. Например, когда он переодевался после школы, мог едва ли не час напролет ходить в расстегнутой рубашке, потому что постоянно переключал на что-то внимание. Прежде чем сесть за уроки, долго собирался с мыслями, а пока делал домашнее задание, отвлекался каждую минуту: что-то спрашивал, ныл, бегал попить, играл. Мог оставить слово недописанным, встать и куда-нибудь пойти. В итоге задание, которое можно выполнить за десять минут, он делал очень долго. Бывало, несколько часов.

По утрам я настраивала ребенка на продуктивную работу в школе и учила самоконтролю — чтобы он подмечал, когда внимание рассеивается, и возвращался к занятию. Это звучало примерно так: «Замечай, когда ты перестал делать то, что начал. Возвращай себя к уроку — к примеру или письму. Постоянно контролируй себя». По вечерам укладывала сына спать в девять часов: надеялась, что он восстановит силы и будет более собранным. Но безуспешно.

Временами накатывало отчаяние. Я даже задумывалась о коррекционной школе с упрощенной программой обучения. Постоянные сообщения от классного руководителя и непонимание, что делать, меня опустошали.

Как справляться с такими трудностями, я не представляла. Поэтому мы с мужем спросили классного руководителя, что можем сделать, чтобы помочь сыну. Но, кажется, она сама не знала, как работать с такими детьми, поскольку метод, который она предложила, показался нам не самым подходящим.

По мнению педагога, чтобы ребенок стал более дисциплинированным и внимательным, следовало требовать от него выполнения той или иной просьбы с первого раза, а если он не реагировал сразу — наказывать. Мы не стали так экспериментировать.

В какой-то момент я поняла, как так получается, что у Миши возникают проблемы с поведением и он ничего не успевает. Сын начинает работать вместе со всеми, потом теряет концентрацию, отвлекается, отстает, пытается догнать, но не может. От этого перенапрягается и абстрагируется от происходящего: играет карандашами, теребит обложки тетрадей, смотрит по сторонам, пристает к соседу по парте. А вот почему его внимания не хватает и что с этим делать, я не знала.

В марте, когда прошло уже больше половины учебного года и наши старания не принесли результатов, я решила обратиться к психиатру. К этому времени я рассматривала уже все версии, включая интеллектуальные нарушения.

На тот момент в нашем городе не было психиатра, которому я могла бы доверять, поэтому я решилась на онлайн-консультацию. Врач предупредил, что формат общения будет носить скорее рекомендательный характер. Но я согласилась, потому что других вариантов не было.

Кроме проблем с учебой меня беспокоил эмоциональный фон: сын постоянно ныл, срывался в истерики, всегда был в негативе и чем-то недоволен. Я заранее обозначила доктору все вопросы, чтобы не обсуждать их во время созвона при ребенке.

На консультации психиатр сначала расспросил меня и мужа про поведение Миши в разных ситуациях, потом поговорил с сыном один на один. Спрашивал его о любимых предметах и игрушках, увлечениях и хобби, о том, как он проводит время с друзьями и родителями. Потом снова позвал нас и сказал, что налицо признаки СДВГ без интеллектуальных нарушений. Мне стало легче оттого, что с интеллектом у ребенка все в порядке, а у проблем с учебой есть объяснение.

Вот что предложил врач.

Начать занятия с психологом. Важно было научить Мишу контролировать эмоции, выражать их экологичным способом, то есть бережно по отношению к себе и окружающим. Когда у ребенка развит эмоциональный интеллект, ему проще не только распознавать свои эмоции, но и эмоционально разгружаться.

Ввести систему поощрений. Это значит отмечать достижения, а не ругать за неудачи. К примеру, за каждый день, когда сын успевает выполнить классную работу, он получает условный плюсик. За определенное количество плюсиков полагается награда: за пять — новая машинка, десять — идем в парк аттракционов.

При этом заработанные плюсики не сгорают из-за неудач, а за проступки не начисляются минусы. Дети с СДВГ не могут вести себя хорошо всегда, поэтому мы отмечаем и фиксируем только ситуации успеха, чтобы мотивировать и закрепить желаемое поведение. В противном случае все плюсики быстро сгорят, а ребенок разочаруется и утратит интерес.

При необходимости добавить медикаменты. Врач отметил: если станет понятно, что из-за проблем с концентрацией внимания занятия с психологом проходят неэффективно, понадобится медикаментозная помощь для коррекции симптомов. Порекомендовал конкретный препарат.

Я нашла психолога в нашем городе, обозначила проблемы, и Миша начал ходить на занятия два раза в неделю. Вот из чего состояла работа.

Психокоррекция. Сначала сын только рисовал, лепил, играл с песком. Со временем начал изучать эмоции и как с ними работать. Например, его учили справляться с гневом: в тот момент, когда накрывает, начинать определенным образом дышать — делать глубокий вдох, медленный выдох. Или закрыть глаза и посчитать до десяти, чтобы эмоции отпустили.

Я увидела, что ребенок выходит с занятий спокойным и умиротворенным, а учитель в школе наконец меня обрадовала: сказала, что Миша начал успевать работать со скоростью класса. Психолог объяснила, что сын был эмоционально напряжен. С помощью занятий снять напряжение удалось. Возможно, это и помогло лучше удерживать внимание в школе.

Нейрокоррекция. Через некоторое время специалист подключила нейрокоррекцию — работу над развитием психических функций: памяти, мышления, внимания и так далее. В частности, проводили корректурные пробы — это задания на поиск, исправление, корректировку информации. Например, когда нужно найти среди множества изображений определенные символы. Такие упражнения развивают зрительное внимание, память, усидчивость.

Также развивали логику и пространственную ориентацию: писали графические диктанты, решали логические задачи, рисовали двумя руками. Сын получал задания, которые помогают совершенствовать графомоторные навыки: почерк, способность держать строку и контролировать размер букв при письме.

После занятий психолог рассказывала, что они с Мишей сегодня делали и как он справлялся. Например, ему тяжело давались задачи, где нужно было перенести рисунок по точкам на пустое поле, ориентируясь на образец. Зато сын хорошо выполнял упражнения на балансире: допустим, удерживая равновесие, перекидывал мяч из руки в руку или отбивал его от пола.

По моим наблюдениям, занятия шли на пользу. Сын становился более собранным, серьезнее относился к учебе, иногда у него получалось лучше писать. Но так было не постоянно. Сегодня он выполнял все школьные задания, хорошо себя вел и был умничкой, а завтра снова приносил замечания.

Так с переменным успехом Миша окончил первый класс и ушел на летние каникулы. Я изучила мнения педиатров и неврологов по поводу важности летнего отдыха — почти все специалисты говорили, что перерыв необходим. Тем не менее я решила, что подключу репетитора и сын будет заниматься летом, чтобы подтянуть знания по школьной программе. Было ощущение, что, если дать ему расслабиться, и без того плохо усвоенный материал окончательно сотрется из памяти.

Работа с репетитором продолжалась с середины июня до конца лета. Педагог начала занятия с азов: учила соединять буквы и правильно переносить слова, задавала прописывать символы в тетради. Дома сын выполнял домашние задания, читал книги из списка на лето и составлял по ним читательский дневник.

Очень быстро почерк у Миши выровнялся, он стал более уверенным в себе, просился скорее пойти в школу. Я думаю, что успех связан с несколькими факторами. Во-первых, наш учитель оказалась душевной женщиной: она могла похвалить, подбодрить, вселить уверенность. Также ей хватало мудрости подобрать правильные слова, когда Миша начинал баловаться.

Во-вторых, индивидуальные занятия позволили точечно работать над его трудностями — отсюда быстрый и заметный результат. Во время урока в классе, где много детей, такое невозможно.

Программа на лето получилась интенсивной, но посильной: понедельник и среда — репетитор по 1—1,5 часа, вторник и пятница — психолог по 1 часу.

Несмотря на все успехи, проблемы с концентрацией внимания сохранялись. Об этом говорили и психолог, и репетитор. Тогда я приняла решение добавить лекарство, которое рекомендовал психиатр.

Через месяц приема препарата я отметила у сына более стабильный эмоциональный фон. Репетитор увидела, что Мише стало проще писать под диктовку и он лучше запоминал правила. А психолог сказала, что ушла импульсивность.

Раньше Миша мог встать посреди занятия и взять какую-нибудь игрушку. Теперь научился спрашивать позволения на перерыв, а позже самостоятельно составлять из предложенных заданий план занятия так, чтобы в конце успеть поиграть. Учебная деятельность наконец стала вытеснять игровую.

К 1 сентября мы смогли компенсировать почти все слабые стороны, за исключением медлительности. В тетрадях стало чисто и аккуратно, сын научился дольше концентрировать внимание на задаче. В начале учебного года дети писали входные контрольные работы для проверки знаний, полученных в первом классе. Сын справился с заданиями хорошо и получил положительную оценку.

Во втором классе по мере того, как возрастала нагрузка в школе, сын терял закрепленные за лето навыки. Первым испортилось письмо: буквы снова стали вылезать за пределы строк, в тетради вернулись помарки и грязь. Миша начал пропускать буквы и слова, повторять слоги в написании. Потом невнимательность сказалась и на других предметах. Например, вместо того чтобы сложить, сын мог вычесть.

В октябре мне позвонила учитель и попросила больше не водить ребенка на продленку, так как он не успевал переписать задания из черновика в чистовик. С трудом я смогла договориться с педагогом, чтобы сын писал сразу в чистовик — как получится, пусть и с ошибками.

Позже я все-таки забрала Мишу с продленки по своей инициативе. Когда мы работаем с ним дома, я вижу слабые стороны, могу помочь и что-то объяснить дополнительно.

Со временем оценки ухудшились и снова стала нарастать невнимательность. Я спрашивала у учителя, что случилось, но она отвечала все то же: мол, не успевает, отвлекается, не работает со скоростью класса.

За время новогодних каникул сын отдохнул, восстановился, и в учебе все стало налаживаться. В феврале я опять наняла репетитора, чтобы закрыть некоторые пробелы. А ближе к концу учебного года ребенок снова выпал из ресурса и ко всему прочему стал хуже себя вести.

Все это — нормально. Я знаю, что постоянно быть молодцом с СДВГ слишком тяжело и даже невозможно. Знаю, что у сына и дальше будут случаться взлеты и падения и что он очень старается. Моя задача — быть для него тем плечом, на которое можно опереться, когда трудно. Вот что я делаю, что помочь сыну преодолевать трудности.

Говорю, что оценка не характеризует его самого. В школе до сих пор тот же подход, что был 20—30 лет назад: кто учится на пять — тот молодец и хороший, а если ребенок получает тройки — он неудачник и плохой. Это сильно бьет по самооценке и вере в свои способности.

Дома я регулярно проговариваю Мише, что мы любим его независимо от того, какие оценки он получает, и что это всего лишь цифры. Они просто показывают, над чем нужно поработать. Тем более что в нашем случае оценка даже не отражает уровень знаний, а просто говорит о скорости работы: часто сын получает двойки и тройки, так как не успевает сделать задание полностью, но это не значит, что он что-то не усвоил. И я знаю: как бы Миша ни хотел закончить побыстрее, у него не получается — так работает его нервная система.

Замечаю маленькие успехи и старание. Например, когда просматриваю тетради, обязательно говорю, где получилось написать ровно и без исправлений. Обычно детям с СДВГ сложно быть аккуратными. Из-за дефицита внимания они теряют нить выполняемой задачи и допускают ошибки. Следовательно, если смог, значит, приложил огромные усилия.

Я сравниваю текущие результаты с прошлыми и говорю: «Смотри, месяц назад ты пропустил в диктанте пять букв, а сегодня только две. Это же здорово! Значит, у тебя получилось быть внимательнее». И даже если Миша получил за задание низкую оценку, все равно отмечаю то, что удалось.

Всегда можно найти повод для похвалы, чтобы мотивировать ребенка. Если в тетради много помарок, но Миша проявил смекалку, я стараюсь замечать хорошее. Например, так: «Когда мы решали задачу на черновике, там было решение в два действия, а в чистовике ты объединил их в одно и записал в виде выражения. Ты молодец, что догадался так сделать. Видишь, как классно у тебя получается математика!»

После таких слов у сына вырастают крылья и он просит дать ему еще заданий.

Делю большие задачи на несколько маленьких. Мой ребенок боится больших объемов, и это тоже из-за СДВГ. Если Мише предстоит выполнить 6—8 заданий за выходные, он сразу впадает в истерику: «За что мне столько задали? Я не буду это делать. Я хочу отдыхать!»

Первое время мне было непонятно, почему он так реагирует, ведь должна быть ответственность за то, чтобы сделать все в срок. Потом я сообразила, что чем более легкой кажется задача, тем охотнее сын за нее берется.

Стала делать так. Все задания выписываю на один листок и рядом с каждым пунктом оставляю пустой кружок — в них Миша прописывает очередность, что за чем будет выполнять. Беру учебники и сама просматриваю все задания. Каждое сопровождаю комментариями вроде таких: «По русскому ерунда — всего лишь переписать текст и вставить буквы, ты это легко сделаешь. По математике надо решить одну задачку и примеры столбиком — ты с математикой хорошо дружишь, даже не заметишь, как справишься. По литературе просто прочитать, это быстро».

После этого Мише проще взяться за уроки, так как поставленные задачи не выглядят такими устрашающими.

Помогаю, когда что-то не получается. То, что кажется очевидным взрослому, не всегда понятно ребенку. Когда сын не может справиться с элементарной задачей, порой мне хочется кричать и возмущаться, ведь все же ясно.

Но я ставлю себя на место Миши, делаю глубокий вдох и начинаю объяснять по-своему, ищу другие подходы. Если в учебнике бабушка разливает варенье по банкам, то я приведу в задачу Мишиных друзей и раздам им машинки и мячи. Так сын начинает смотреть на задание под другим углом и быстрее находит решение.

Когда ребенок только собирался идти в школу, я думала, что легко смогу не волноваться из-за двоек. На деле это оказалась трудно. Хотя я и убеждаю Мишу в том, что оценки ничего не значат, сама очень переживаю. В голове прочно засели установки, что троечник не сможет ничего добиться в жизни. Приходится постоянно убеждать себя в том, что плохая отметка никак не повлияет на будущее ребенка.

Я много работала над собой, чтобы не ругать Мишу за оценки, и рада, что у меня получилось. Спокойно спрашиваю, с чем он не справился, а заодно оцениваю, сильно ли его задела тройка, чтобы поддержать, если нужно.

Еще я поняла, что, если ты воспитываешь ребенка с СДВГ, во многом ключик к успеху — в правильной коммуникации. Я много читаю, смотрю и слушаю о воспитании детей и беру себе на заметку методы, которые помогают договариваться, так как делать это приходится постоянно. Мы договариваемся о том, что нужно выучить уроки с вечера, убрать телефон, пойти на дополнительные занятия после школы, когда хочется гулять, и так далее.

Часто помогает озвучивание чувств ребенка, представление предстоящей задачи в более выгодном свете, составление плана действий. Но то, что сработало в прошлый раз, может не сработать в следующий. Хорошо иметь в своем арсенале много инструментов, которые позволяют установить контакт.

Однажды учительница дала домашние задания на выходные по пяти предметам. Часть уже была готова, оставалось немного. Но когда я предложила сыну сесть за уроки и закончить, он начал кричать и плакать: не хотел ничего делать.

Я тоже злилась, потому что трудно каждый раз уговаривать и что-то придумывать. На языке крутились фразы про то, что, если сын не будет учиться, станет дворником или грузчиком. Но я дала время успокоиться ему и себе, а потом обняла и мы поговорили:

• — Не хочешь учиться?
  — Да.
  — Совсем?
  — Не знаю…
  — Уже конец учебного года, ты устал и мечтаешь скорее пойти на каникулы. Еще и погодка какая классная сегодня: солнышко светит. Сейчас бы гулять с друзьями, а не за уроками сидеть. Да?
  — Угу.
  — Так у всех, это нормально. Даже у нас с папой нерабочее настроение.
  — Правда?
  — Конечно. Но ты же знаешь, что уроки все равно нужно сделать. Давай я тебе помогу? Хочешь, буду диктовать предложения, чтобы ты записывал их в тетрадь, а отзыв на книгу составим вместе? Если не будешь отвлекаться, через полчаса уже освободишься.
  — Хочу! А потом мне можно будет погулять?
  — Конечно, можно!

Самой существенной тратой на коррекцию СДВГ стали услуги психолога. Сын занимался с ним в течение года, примерно дважды в неделю. Одно занятие — 1200 ₽, в месяц — 9600 ₽. Всего заплатили больше 115 000 ₽.

На препарат, выписанный психиатром, уходило 5600 ₽ в месяц. Сын принимал его 14 месяцев. Итого — больше 80 000 ₽.

К репетитору обращались летом 2023 года и работали в течение двух месяцев. Повторно пришли в 2024 году, сын занимался с педагогом с февраля по май. Всего за эти занятия мы заплатили 16 000 ₽. Получается, что на коррекцию СДВГ ушло больше 214 000 ₽.

Сын пошел в третий класс. Это лето мы провели не так, как прошлое, и мне будет интересно сравнить, как пойдут дела в учебе. Во время каникул сын занимался спортом, ходил в небольшие походы, много плавал в море. То есть больше развивался физически и редко уделял внимание школьным предметам. Только учил таблицу умножения, читал и решал примеры.

Сейчас он не занимается с психологом, но продолжает принимать лекарство, которое назначил психиатр. Миша повзрослел и за лето стал более ответственным. Говорит, что соскучился по школе и урокам. И я это тоже вижу. Поэтому рассчитываю, что новый учебный год не принесет нам больше трудностей, чем было до этого.

Если будет сложно учиться, планирую снова подключить репетитора. Индивидуальная работа с педагогом помогает Мише лучше усваивать материал и вселяет уверенность.