«На каждого пациента у меня около пяти минут»: сколько зарабатывает врач УЗИ

Читатели продолжают делиться с нами историями о своих профессиях.

Ольга устроилась в больницу скорой помощи, чтобы набраться опыта, но работа ее захватила, и она осталась там на семь лет. Героиня рассказала, как сохраняет ясный ум во время суточных смен, за что злится на коммерческие клиники, сколько стоит открыть собственный УЗИ-кабинет и почему очень тяжелая работа за очень маленькие деньги ей очень нравится.

В школе я хотела быть актрисой, но родители решили, что для девочки это совершенно неприличная профессия. Мама когда-то мечтала стать медиком, но не вышло, она экономист-бухгалтер. И вроде бы ей хотелось воплотить свою мечту во мне. Я еще и единственный ребенок в семье — все против меня сложилось.

Мы жили в поселке городского типа, и наша районная центральная больница дала мне целевое направление. С ним шансы поступить повышаются. Это важно, потому что на всю Ростовскую область — да и на близлежащие — у нас один медуниверситет. Учебных направлений три: педиатрия, лечебное дело — все взрослые врачи, медпроф — профилактика и все такое. Людей поступает очень много, но в основном все идут на лечфак. Поэтому я выбрала педиатрию — на нее конкурс ниже. И поступила.

На педиатрии отучилась шесть лет. Потом еще год — в интернатуре. Если у тебя большие заслуги, ты отличник безумный, краснодипломник, можно выбрать направление. Я же была средним учеником, поэтому мне сказали: «Не умничай, иди в педиатрию».

А уже после интернатуры ты можешь за определенную сумму выучиться на узкого специалиста, который разрешен по твоей первичке. Соответственно, у педиатров это все узкие специалисты, но детские.

Я решила, что буду кардиологом, причем взрослым. Пошла в кассу оплачивать — на тот момент курсы стоили 52 000 ₽. Мне сказали, что да, добро — видимо, не посмотрели, что по образованию я педиатр. В общем, как-то так случилось, что пропустили меня во взрослую кардиологию.

Я честно отучилась четыре месяца, получила диплом, сдала экзамен, все хорошо. Через какое-то время пошла устраиваться в нашу областную больницу. Прихожу такая довольная со всеми своими дипломами. Их смотрят и говорят: «Вы педиатр? А почему тогда кардиолог?» Отвечаю: «Ну вот, меня отучили». — «А вы в курсе, что так нельзя? Ваш кардиологический диплом не имеет силы, потому что вы в прошлом педиатр». И отправили меня разбираться в институт.

Я, естественно, жутко злая приезжаю туда, а там мне говорят: «Да-да, мы в курсе. Мы этот косяк заметили давно, но вы не приходили — и мы вас не искали». По идее, они должны мне возвращать деньги, надо заявление писать, вот эта вся мутотень.

И мне предлагают: «А вы не хотите на кого-нибудь другого отучиться, на кого вам можно? Давайте, чтобы это все не разводить, за наш счет вас выучим». А я, естественно, хочу, потому что кардиологом не могу работать. На детского специалиста переключаться не думала, потому что к тому времени уже поняла, что педиатрия — не мое. Я очень эмоциональная, за все переживаю, а тут все-таки надо иметь не только холодный ум, но и более холодное сердце.

Поэтому выбирала что-то из диагностики — на нее можно пойти с любым первичным высшим медобразованием. Самым дорогим было УЗИ: остальные направления стоили порядка 50 000 ₽, а оно — 98 000 ₽. Подумала, что за свой счет на врача УЗИ я выучиться не смогу. И выбрала его. Так крупно, наверное, мне больше никогда в жизни не везло.

Раньше я только читала заключения и даже подумать не могла, что когда-нибудь смогу сама в этом разбираться. Если на рентгене хоть что-то по снимку понятно, то на УЗИ непонятно вообще ничего, к тому же все еще и в движении. Поэтому сначала нам читали лекции по азам: как разобрать, что тут, что там, что темное, что светлое, что все это значит. В основном это были презентации с картинками. Постепенно все встало на свои места.

Преподавали у нас профильные узисты: например, проходим сосуды — приходит человек, который в основном в своей практике их и смотрит. Мы, естественно, учили все системы, потому что должны уметь смотреть все. Единственное исключение — беременность. Это тонкая тема, поэтому, чтобы смотреть беременных, нужно учиться дополнительно, уже после того, как получил диплом узиста.

Занимались мы на кафедре ультразвуковой диагностики. Там были учебные кабинеты и практические, где уже непосредственно принимают врачи. После лекций мы шли к ним, стояли за спиной, наблюдали.

В учебном кабинете у нас был рабочий аппарат УЗИ. В перерывах между лекциями или после них мы подходили, спокойно его включали и начинали что-то искать на себе или одногруппниках. Ты же не можешь бегать по коридору и хватать пациентов, они к врачам пришли, а не к студентам. Так что нам сразу сказали: «Вот вам аппарат, тут гель, аккуратно с датчиками. Кладите соседа и смотрите».

Самому себе неудобно смотреть брюхо, потому что зеркалит, не можешь понять, куда двигаться дальше. А, например, с щитовидной железой вообще никаких проблем: сели, шею открыли, даже раздеваться не надо. Мы все на щитовидке и учились. Разрешали делать даже исследования с вагинальным датчиком: если кто согласится, смотри, пожалуйста. Естественно, без посторонних и заперев дверь кабинета.

В университете у меня была наставница — очень грамотный врач. И она мне как-то сказала: «Чтобы максимально быстро научиться смотреть, лучше всего пойти в больницу скорой помощи. А после нее уже сможешь устроиться куда угодно». Она сама там начинала. Для меня это был очень серьезный человек, на которого я хотела быть похожей, так что я послушала ее и пошла.

У нас в Ростове очень сложно устроиться в приличное место, принцип принятия на работу семейный, что ли. Так что попасть в БСМП было нелегко — даже при той зарплате и адском аде, которые меня там ждали. Нужно было уметь делать все очень хорошо и в очень ограниченное время. Мы одни на всю Ростовскую область, везут всех к нам. А на приеме ты один-единственный узист, больше никого, остальные работают по отделениям. Под моим кабинетом все время очередь. Если, например, происходит ДТП или, не дай бог, массовое ДТП, мне нужно всех моментально посмотреть и сказать, у кого, что и где разорвано, повреждено. После меня пациентов хватают хирурги, и бегом в операционную.

Для человека, который только-только выучился, это нелегко. Потом уже я привыкла и ловила от работы своеобразный кайф.

В больнице у нас очень большая текучка — из-за напряженного графика и низкой зарплаты. Поэтому врачи, которые работают давно, к новичкам относятся не очень серьезно. Так было и у меня. В первый день работы поступил мужчина, отец двух дочерей. Как-то так получилось, что зятья его напились и устроили драку, а он защищал дочек. Его привезли, он, наверное, был в подпитии, веселый, шутил, рассказывал что-то, на боль не жаловался. Я смотрю, а у него повреждения внутренние, внутреннее кровотечение. Обычно мы в таких случаях звоним хирургам: «У нас тут внутреннее кровотечение, хватайте, берите на операцию». И они действительно прибегают и хватают. А тут мы позвонили, а хирург такой: «Ой, а кто дежурит? Новенькая, да что она там знает, что она вообще видит?» Короче говоря, мужчину повезли не в операционную, а на другое обследование, и по дороге он умер в коридоре.

Не знаю, успели бы его спасти или нет, если бы прооперировали сразу. У него был разрыв селезенки, надо было остановить внутреннее кровотечение. Но меня поразило тогда, что мне не поверили. Причем ценой человеческой жизни. Очень переживала и после этого дежурства поставила себе цель максимально быстро доказать коллегам, что на самом деле я могу. Что нужно смотреть мои заключения, слушать меня, когда звоню. Все-таки мы не в игрушки играем.

Многие молодые врачи приходят в больницу, чтобы научиться там: за год-полтора ты становишься идеальным специалистом, потому что столько всего через тебя проходит. А потом сбегают в медцентры.

Плюс больницы в том, что она меня обучает, оплачивает онлайн-семинары, курсы, и это неплохо, потому что они недешевые. Сейчас врач должен заработать 250 баллов за пять лет, чтобы пройти аккредитацию. На аккредитации подтверждаешь, что ты не дурачок, что имеешь право дальше работать. За бесплатные семинары дают немного, один или два балла. Больше приносят платные семинары. Еще есть конференции, они бывают и бесплатными, но проводятся в разных городах — надо тратиться на поездку. Частные центры, насколько я знаю, никогда своим врачам ничего не оплачивают, приходится все делать за свой счет. А у нас подключается больница.

Суть моей профессии проста. Сканируешь внутренние органы человека УЗИ-аппаратом с помощью датчика. На экране компьютера тут же появляется изображение в режиме реального времени в движении.

УЗИ абсолютно безвредно: это физические волны, они проходят среды, не нарушая их целостность и водный баланс. Например, та же МРТ повреждает ткани на микроуровне, поэтому ее часто делать нельзя. Про рентген и говорить нечего: в норме — раз в год, и все. А УЗИ — да сколько хочешь делай. Это единственный выход для беременных: даже если пациентка попадает в больницу по травме или у нее камни в желчном пузыре начали двигаться, конечно, смотрим только мы, никакого рентгена.

Еще я люблю УЗИ за мгновенный результат: поставил датчик — и все видишь. То же сердце больше никак не посмотришь, ни рентген, ни МРТ не дадут тебе заключения по поводу его работы. Только УЗИ.

Конечно, из-за физических особенностей ультразвука у нас есть ограничения. Например, если это кость, она отражает УЗИ-лучи, ниже нее ты ничего не видишь, просто черный экран. То же самое с легкими, которые наполнены воздухом. Поэтому, если мы не можем рассмотреть какой-то участок из-за того, что он перекрыт костью, а врач подозревает, что там могут быть проблемы, он отправляет пациента на МРТ, где уже послойно доступно все.

Работа узиста-новичка максимально зависит от уровня техники. В институте мы учились на аппарате невысокого класса, потому что студенты могут его подпортить. Различить что-то на нем довольно сложно. А если аппарат высокого класса, у него выше разрешение, видно все очень хорошо, даже такие мелочи, которые не заметит тот же рентген или МРТ.

В УЗИ есть такое понятие, как артефакт. В нашем организме ткани различной плотности, и при прохождении ультразвука сквозь них на экране могут появляться некие тени, которые на самом деле ни о чем не говорят. Это и есть артефакты. В институте у нас по ним была отдельная лекция, нас учили находить их, отличать. Проблема в том, что неопытный узист может принять эти артефакты за несуществующее образование. Конечно, при работе с аппаратами высокого класса артефактов меньше.

В БСМП хорошее оборудование, современные аппараты, их постоянно обновляют. Руководство понимает, что, раз у нас мало времени на исследование, оно должно быть максимально качественным в плане техники. Чтобы мы сразу все увидели, а не рыскали в попытках что-то рассмотреть. Датчиков у нас полный набор, это тоже важно: ты не можешь одним и тем же датчиком смотреть и живот, и щитовидную железу — просто не увидишь все, что нужно. В частных центрах с этим бывают проблемы.

В ультразвуковой диагностике многое зависит от опыта. Мне, например, одна пациентка очень долго доказывала, что у нее нет селезенки, что ей ее удалили, что ни один узист ее не видит. И тут я нахожу спокойно себе лежащую целую селезеночку. А она орет просто: «Да какая селезенка, вы что? Мне ее удалили». И при этом у нее даже шрама на животе нет! На самом деле селезенка небольшая, она любит прятаться, а у пациентки была еще и немножко смещена. Но, в принципе, если знать, где искать, то найдешь. Наверное, она попадала к узистам, которым не хватало опыта. И такие случаи не редкость.

Самые сложные пациенты — наркоманы. Во-первых, они могут вскочить, не дождавшись конца исследования, руками махать, вести себя непредсказуемо. Неконтролируемые люди, для узиста это прямо страшно. Во-вторых, у них гипертонус брюшной стенки, то есть просто деревянный живот. А у нас датчик полукруглый, ему надо хоть немножко погружаться, чтобы все было мягенько. Если живот деревянный, то ты, считай, просто водишь датчиком по столу и никакой картинки не видишь. Внутри у них все в основном как у всех. Есть, конечно, специфические изменения почек, печени, мы это все видим, но ты сначала попробуй доберись, чтобы посмотреть! Этих пациентов я больше всего не люблю, потому что они сложные во всем.

Нелегко бывает с лежачими бабулечками, которые не могут повернуться. Мы же должны со всех сторон проникнуть датчиком, чтобы больше был обзор, а пациент со мной в кабинете один, родственники вместе с ним не заходят, поэтому поворачиваю его я. И если он, например, больше ста килограммов, это тяжело.

Еще у нас есть пациенты, которых привозят регулярно. Часто это молодые люди, которые, например, ныряют в реку в местах с неисследованным дном, ломают себе шею и остаются на всю жизнь парализованными. Почки у них отказывают очень быстро, и их возят на гемодиализ. Таких пациентов тоже нужно поворачивать, но если парализованная бабулька будет ворчать или молчать, то эти очень добродушные, активные, разговорчивые. УЗИ проводят перед каждой процедурой гемодиализа, так что вы постоянно видитесь, ты их помнишь в лицо, они тебя помнят. Их привозят год, привозят два, а потом перестают привозить. И ты понимаешь, что человек умер.

Но чаще всего я с пациентами контактирую недолго и не успеваю к ним привыкнуть. И в этом плюс моей работы, потому что эмоционально это тяжело.

Наверное, в этом плане я еще не настолько холодна и цинична, насколько должна быть. В таких случаях говорю: «Я сейчас напишу вам заключение, а доктор, к которому вы дальше пойдете, все вам расскажет». То есть перекладываю ответственность с себя на доктора. Ну что я этому человеку сейчас скажу? Он уже в любом случае переживает. А так он все равно пойдет к узкому специалисту после меня, и тот подробно расскажет о проблеме.

Бывает, что к нам поступают беременные девочки, чаще всего с кровотечениями. Она готовится стать мамой, спрашивает: «Как мой малыш?» — а я, например, вижу, что там замершая беременность. И тут уже не умолчишь. Это очень-очень тяжело, это слезы, истерики, надо их успокаивать. А там уже другие в дверь стучатся: давайте, принимайте меня.

График у меня — сутки через двое. Даже больше суток: с восьми до девяти утра следующего дня.

День проходит на одной волне: люди идут нескончаемым потоком. По правилам при обращении в больницу всем назначают определенный перечень исследований, а поскольку у УЗИ нет противопоказаний, его делают почти всем.

Максимум у меня было 140 человек. Часто пациенту врачи разных специальностей назначают сразу несколько УЗИ, так что исследований выходит около 300 в сутки.

На каждого пациента у меня около пяти минут. Регламент, конечно, другой, но иначе просто не успеешь всех посмотреть. С моим опытом я могу и за это время увидеть все, что надо. Иногда к нам приходят молодые врачи, которые к такому ритму не привыкли, и у них под кабинетом пациенты прямо истерить начинают, ужас.

Люди бывают бессовестные, приходят в больницу и говорят: «У меня кольнуло». Знают, что их проверят бесплатно, прокружат везде, по всем инстанциям, все исследования им сделают, отказать не имеем права. А после проверки выясняется, что у человека ничего нет, но время врачей он занимает. И вопит еще на весь коридор, требует внимания.

Я, кстати, заметила, что, если пациент громче всех кричит, значит, абсолютно здоров. А вот если кто-то тихонько сидит в уголочке, самый последний в очереди, его можно сразу в операционную. Потому что, если человеку действительно плохо, если у него правда сильно болит, он не будет так истошно вопить. И когда я выглядываю в коридор и вижу таких тихушников, сразу их беру. И действительно выясняется, что там проблема.

Выйти из кабинета для меня — целая история. За мной бегут, кричат: «Куда вы пошли? Мы же вас ждем». А если вызывают куда-то в реанимацию или к тяжелым пациентам с портативным аппаратом — это вообще. Люди просто начинают тебя проклинать, они тут сидят самые больные, а ты к какому-то умирающему собралась.

Очень много пациентов бывает на Новый год. И на Пасху: люди же постятся, а потом начинают есть как не в себя, да еще и пить неумеренно. Организм, соответственно, вообще алкоголь не воспринимает. Кроме этого, они еще куда-нибудь пойдут, влезут, ногу сломают или еще что. А это воскресенье, никто больше не работает, вот и везут всех к нам.

Самый большой аврал на моей памяти у нас был во время массового ДТП. Ехал автобус из поселка в Ростов, у водителя за рулем случился инсульт. И тут навстречу — бетономешалка. Получилось, что автобус заехал прямо в нее. Все наши скорые помчались на место происшествия, быстро всех людей собрали и сразу к нам. У нас есть большая палата интенсивной терапии, туда всех раскладывают, к каждому прибегает хирург. Но хирургов-то много, а узист — я одна. И вот я давай всех быстро-быстро смотреть.

По-моему, даже удалось избежать жертв. И водителя спасли. На самом деле у нас очень хорошие хирурги: вытаскивают чуть ли не с того света. Там команда старой закалки, у них все наработано, они максимально быстро и качественно делают операции.

В больнице времени на себя нет, только на пациентов. Конечно, сутки работать без перерывов тяжело, но это же постоянный адреналин — он активирует все системы. К тому же ты там такого насмотришься, что быть инертным, вялым просто не получается. Нет монотонности, которая, наверное, немножко бы притупляла. Плюс постоянно сидишь на кофе.

После суток, действительно, могут силы сдавать. Мне обычно нужно полдня отсыпаться, чтобы отойти от такого количества людей, такого напряжения.

Работать в скорой можно, пока ты молодой. А вот когда возраст дает о себе знать, в 45—50 и дальше, наверное, это уже не совсем для тебя. Когда я устроилась, самая здоровая была, а сейчас много болячек появилось. Нарушено питание, нарушен режим сна и бодрствования, в желчном пузыре камни — решаю теперь вопрос об их удалении. Давление скачет от переживаний. Это такое место, где здорово, но оно немножечко тебя будет уничтожать.

В силу большого количества пациентов и темноты в кабинете я почти не запоминаю лица, зато хорошо помню интересные случаи на экране своего аппарата.

Заходит ко мне девушка, я ей как обычно: «Здравствуйте, вешайте вещи, ложитесь на спину, открывайте живот». Она же давай мне с порога щебетать: «Ой, я так рада, что вы сегодня дежурите, как у вас дела, давно не виделись». Я на нее негодующе посмотрела и взяла в руки датчик. Глянула на экран и сразу ее узнала, воскликнув: «А, это вы!»

Так вот я узнаю своих пациентов по фото их органов :)

Подработку с моей профессией найти очень легко, так как во всех частных клиниках есть УЗИ-кабинет. Можно устроиться на полный день или приезжать по записи. Могут пригласить, например, на медосмотр, проводить рутинное исследование в компании или рабочим на производстве раз в месяц.

Медцентров таких сейчас у нас в Ростове развелось как грибов после дождя. За счет этого проходимость каждого отдельно взятого становится минимальной. Есть, конечно, центры, у которых много пациентов или безумные цены. Года два-три назад там можно было хорошо получать — до 100 000 ₽ спокойно. Но сейчас, насколько я знаю, у них дела хуже из-за изменений в системе налогообложения. Раньше они специалисту давали от 20 до 50% стоимости исследования, сейчас предлагают 10—15%. Если в среднем УЗИ брюшной полости стоит 1000 ₽, ты за него получишь 100—150 ₽.

Но дело даже не в деньгах. Я как-то ходила устраиваться в такой медцентр. Выбрала самый приличный, на слуху, в центре города, огромное здание. Меня очень рады были видеть и согласились взять — естественно, с моим-то опытом. Но сразу с порога сказали: «Вы же понимаете, что должны сотрудничать с врачами? Если видите, что все хорошо, отпускать пациента просто так нельзя. Надо написать, что у него что-то есть. Чтобы налечить на соответствующую сумму».

И ко мне потом в БСМП приезжают люди после этих наших великих медцентров, потому что они их доводят до такого состояния, что только скорая спасает. Хорошо, если просто какие-то лишние анализы назначат, а не операцию! У меня такая история была: девочка, 15 лет, идет в самый наш главный медцентр. Ее смотрят и говорят: «У вас киста, надо срочно оперировать». Там такой ценник был, что родители кредит взяли. И тут девочка по дороге в школу спотыкается неудачно, и ее привозят к нам — с вывихом. При травме мы обязаны смотреть все, я ей делаю УЗИ — и все у нее хорошо. Она мне: «Нет, вы что, у меня же киста. Как нет? Мы уже кредит взяли». Показывает мне УЗИ врача, который написал, что у нее безумная какая-то киста. А на самом деле просто ребенка заставили напиться воды, у нее желудок вниз опустился — вот на снимке и некая сумка с жидкостью. Девочка как поняла, что никакой кисты нет, бросилась меня расцеловывать!

Это полостная операция — образуются спайки, они потом всю жизнь болят. Как такое делать с детьми?

Словом, чтобы работать в таких центрах, нужно договориться с совестью и поставить на кон свою репутацию. Представила картину, как с моим заключением из этого центра потом ко мне же в БСМП приезжает пациент, и я ему пишу другое, уже реальное, потому что на скорой нет задачи развести на деньги. И в клинику эту, конечно, не пошла, хотя они мне потом и названивали две недели, говорили, что ждут, очень хотят со мной работать.

За полторы ставки в больнице я получаю около 30 000 ₽. На подработки с моим графиком не остается времени, к тому же семья требует внимания.

Сейчас у нас новая система оплаты труда. Есть коэффициенты, которые зависят от твоего стажа, квалификации, категории. Набираешь все это по максимуму — зарплата повышается.

Я все никак не дойду до того, чтобы сделать себе категорию, просто некогда. Высшая, насколько я знаю, дает 30% к зарплате. 30% от 30 000 ₽ — это очень даже немало.

Муж у меня — начальник отдела безопасности, у него нормальная зарплата, в отличие от моей. Он частенько говорит: «Знаешь, если ты начнешь зарабатывать, для меня это будет приятным удивлением!» Но он видит, насколько я горю своим делом, и поддерживает меня. А мог бы уже давно сказать: «Бросай и уходи в какие-нибудь провизоры, которые живут просто шоколадно».

У меня был однокурсник, который подавал нереальные надежды, — круглый отличник, краснодипломник, хирургией бредил. Мы все считали, что он станет самым важным хирургом в стране. Но он попробовал поработать на зарплате 30 000 ₽ и понял, что это не его. И этот опыт и ум просто ушел в медпровизоры, которые рекламируют и продают лекарства. Зато человек ездит на недешевой иномарке, квартира своя, не в ипотеку, недвижимость на каких-то островах. Грустнее всего то, что он, грубо говоря, торгаш. Все, великий хирург в нем умер из-за нашей государственной медицины с ее оплатой.

Они школу окончили, и у них зарплата больше, чем у меня, хотя я училась семь лет.

В нашей семье оплачивает все в основном муж. У нас две дочки. Старшей очень стараемся дать хорошее образование, она ходит в частную гимназию, оплата — 22 000 ₽ в месяц. С младшей я пока дома в декрете, но скоро она пойдет в детский сад, думаю, тоже в частный. Я бы со своей зарплатой ничего из этого не потянула.

Конечно, приходится экономить: покупаю товары по акции, выходные в основном проводим в деревне у родителей — моих или мужа, от них же привозим некоторые продукты. Развлечения и необходимые услуги беру на скидочных платформах типа «Биглиона». На море ездим минимум раз в год, летом, но это и ненапряжно по деньгам: Краснодарский край близко к Ростову.

Лечиться в случае чего могу на работе — больница же обслуживает по ОМС, у меня есть полис. И меня все-таки не в порядке живой очереди принимают, а пораньше. Поэтому можно анализы сдать, сходить к специалистам. Плюс каждые полгода у нас диспансеризация, за здоровьем сотрудников больница следит.

До работы мне до недавнего времени было недалеко, четыре километра, и я ходила пешком — дорога занимала минут 40. Это не только помогало экономить, но и полезно для здоровья. На работе я сутки сижу за аппаратом, гиподинамия, а тут прошлась пешочком.

Из насущного — откладывать на учебу дочери, благо есть материнский капитал, который тоже пойдет на это.

В ближайшей перспективе хочется накопить на поездку семьей на море, в дальней — переехать в Крым. Там меня максимально устраивает климат: дочки постоянно болеют бронхитами, у мужа в детстве было то же самое, его только крымский воздух и спасал.

На месте я легко куда-нибудь устроюсь: могу УЗИ делать, могу пойти педиатром или еще на кого-то отучиться за четыре месяца — это не проблема. Загвоздка в муже: он не может найти там работу, так бы мы давно переехали.

Я совершенствуюсь в своей профессии постоянно, иначе никак! Прохожу онлайн-семинары, езжу на конференции, читаю научную литературу. Хочу научиться в совершенстве делать самые сложные варианты ультразвукового исследования. Например, есть такая чреспищеводная эхокардиография: в пищевод проникает специальный датчик УЗИ, тоненький и гибкий. И через пищевод, получается, специалист смотрит сердце — тут к нему максимальный доступ, можно заметить изменения мышцы, которые только-только начались. Сейчас сердце чаще всего смотрят кардиальным датчиком снаружи, его ставят между ребрами. Люди разные, бывают и больше 100 кг, и больше 200 кг — попробуй до этого сердца доберись.

Чреспищеводная эхокардиография делается под наркозом, тут много тонкостей. Пока я этот метод только в теории знаю, но у нас больница недавно приобрела нужный датчик. Так что почва для развития есть.

Я очень люблю свою работу и никогда не оставлю ее. Сейчас планирую открыть свой УЗИ-кабинет, причем не в Ростове, а в области. В России — не думаю, что это проблема только нашего региона, — поселки и деревни очень страдают без медпомощи, без диагностики, потому что, даже если есть больница, там часто нет УЗИ. У нас в области людям дают направления на УЗИ в Ростове, Таганроге. Дел-то на две минуты, но человеку приходится куда-то ехать. А если у него камень, извините, в мочеточнике — ну куда он поедет?

Цены рыночные, как во всех больницах и медцентрах. Ехать тут недалеко, меньше 100 км, работать можно пару-тройку дней в неделю по записи.

ИП уже есть у мужа, так что свое я регистрировать не буду. Сейчас занимаюсь нормативно-правовой стороной — собираю документы. Сопровождение документации во все инстанции стоит примерно 120 000 ₽, если у тебя самого на это времени нет.

Цены на портативные аппараты начинаются от 500 000 ₽ — это официальная цена у производителя, а не где-нибудь на «Авито». Там покупать рискованно, потому что никаких гарантий нет. Меня как-то позвали работать по записи в один медцентр, так там аппарат был без главной функции: он не показывал сосуды. А если ты даже, например, не вены-артерии смотришь, а новообразование какое-нибудь, тебе обязательно нужно проверить, проросло оно сосудами или нет. Это очень важно, потому что позволяет отличить доброкачественное образование от злокачественного. А тут аппарат купили по дешевке — заведующие такими центрами часто далеки от медицины.

Кабинет в моем случае — это обычная комната, никаких особых требований к ней нет. Единственное — должен быть туалет: пациентам для исследований, бывает, нужно наполнить или опустошить мочевой пузырь. В центре Ростова аренда обычно около 100 000 ₽ в месяц, где-то на окраине — 30 000 ₽, а в области можно снять и за 15 000 ₽.

Плюс расходники: гель в пятилитровых бутылках покупается на «Озоне» или «Вайлдберриз». И бланки, чтобы писать заключения.

Работать узист может один, без медсестры. Очень удобно, кстати.

Получается, изначально нужно вложить около 600 000 ₽. Сейчас я ищу инвесторов: банк мне столько с моим официальным заработком не даст.

В ближайшем же будущем мой план — выйти из декрета, по-прежнему в БСМП. Там меня ждут, постоянно звонят: давайте уже, выходите. Правда, недавно я сменила место жительства, и теперь до больницы нужно ехать на общественном транспорте, еще и с пересадками. Такая долгая дорога — это для меня тяжело, так что теперь буду думать, что делать.

Несмотря на все сложности, работать в больнице скорой помощи мне очень нравится. Больше скажу, коллеги, которые оттуда ушли, жалуются: «Мы сейчас сидим, грустим, покрываемся мхом, нет того драйва». Теперь у них все спокойно, по записи, максимум 15 человек в день. Говорят: «Скучно, пипец».

Но мне, когда стану работать на себя, скучно не будет.