«Мегалополис»: почему провалился эпический фильм-долгострой от режис­сера «Крестного отца»

25 сентября «Мегалополис» Фрэнсиса Форда Копполы вышел в мировой прокат и сразу потерпел провал. 120-миллионный проект заработал за первые выходные в США всего 4 миллиона долларов.

Режиссер называет картину вершиной своего творчества, а зрители и критики разделились на два воюющих лагеря. Одни называют долгострой претенциозной пустышкой, другие — шедевром.

Рассказываем, что не так с долгожданным фильмом классика.

Сюжет фильма — вольная экранизация трактата о попытке государственного переворота «О заговоре Катилины» древнеримского историка Гая Салюстия Криспа.

События разворачиваются в месте под названием Новый Рим. Архитектор-идеалист Цезарь Катилина, сыгранный Адамом Драйвером, владеет успешным бюро и стремится построить город для беззаботной жизни. Для этого он использует загадочный материал мегалон. Футуристический проект напоминает современные ЖК-комплексы класса люкс с огромными стеклянными зданиями и милыми озелененными двориками.

Его главным соперником становится мэр Франклин Цицерон, коррумпированный политик, который пытается сохранить нынешний порядок и противостоит любым реформам. Конфликт осложняется романом Цезаря с дочерью мэра, Джулией, и тем, что Цицерон когда-то вел дело пропавшей или, возможно, убитой жены архитектора.

Обри Плаза играет амбициозную и алчную журналистку Воу Платинум, которая выходит замуж за пожилого банкира Хамильтона Красса Третьего. Шайе Лабафу досталась роль коварного кузена Цезаря по имени Клодий Пулчер. Он завидует успеху брата и идет на все, чтобы загубить его мечту. Герой ведет себя как капризный подросток и выглядит настолько карикатурно, что его трудно воспринимать всерьез.

Все эти сюжетные линии выглядят раздробленно и пересекаются в сложно организованной сети политических, финансовых и романтических интриг. Кажется, будто кино порезали на куски и заново смонтировали.

Герой Адама Драйвера в фильме — скорее пародия на классические образы из римских трагедий. Его персонаж изначально задумывался как рассудительный и мудрый визионер, борющийся против коррумпированной системы, но его поведение и реплики гипертрофированные и театральные. Он спит с молодой певицей, употребляет наркотики, пытается останавливать время и произносит пафосные монологи. В нем отсутствует та сложная внутренняя борьба, что сделала Майкла Корлеоне или полковника Курца культовыми персонажами из классических фильмов Копполы.

Режиссер очень хочет погрузить зрителя в личную драму главного героя, но попытка выглядит неудачной. Мы видим, как Цезарь периодически возвращается к воспоминаниям о своей покойной жене — он приходит к ее кровати с цветами и заплетает в косы воображаемые волосы супруги. Такие сцены должны вызвать эмпатию и передавать тяжесть утраты, но из-за нехватки контекста их отношения и уровень близости остаются нераскрытыми. Более того, вскоре мы узнаем, что персонаж Драйвера изменял, и это еще больше разрушает эмоциональную связь.

Возможно, после ее смерти Цезарь утратил способность думать о чем-то другом, кроме как о строительстве города будущего. Этот проект становится его единственным способом справиться с горем, но «Мегалополису» не хватает деталей, чтобы зритель мог по-настоящему понять, что толкает героя на этот путь. Вместо настоящей драмы мы получаем историю о человеке, который обсессивно сконцентрирован на своей утопической идее. Как и сам Фрэнсис Форд Коппола.

Идея «Мегалополиса» появилась у Копполы еще в 1977 году, по завершении съемок «Апокалипсис сегодня». Это был момент, когда, казалось, режиссер достиг вершины своей карьеры, но он тут же задумал нечто более амбициозное.

Спустя шесть лет проект вошел в активную фазу разработки. Однако необходимость расплатиться с долгами заставила Копполу отложить «Мегалополис» и переключиться на другие фильмы. Режиссер вернулся к работе в 2001 году и даже собрал за столом для читки сценария Роберта Де Ниро, Аль Пачино, Николаса Кейджа и Уму Турман. Но из-за теракта 11 сентября пришлось снова повременить.

В 2019 году режиссер возвращается к проекту, но съемочный процесс сопровождается скандалами. В январе у The Hollywood Reporter, а в мае у The Guardian выходят материалы, где подробно перечисляются многочисленные производственные проблемы.

Коппола переписывал сцены на ходу, приходил на съемки без плана, приставал к персоналу и часами не выходил из трейлера. А однажды уволил почти всю команду, отвечающую за визуальные эффекты. Это решение значительно сказалось на качестве.

Несмотря на масштаб и бюджет, кино выглядит устаревшим и неубедительным, а CGI не соответствует современным стандартам. Например, внешний вид золотистого мегалона — биоматериала, который якобы заменит сталь и бетон, — напоминает компьютерную графику начала 2010-х.

Многие сцены, где зритель ожидает увидеть захватывающую визуализацию утопического города будущего, недоработаны. Макет будущей постройки и вовсе сделан из подручных материалов вроде пластмассовых бутылок, шин и теннисных мячей.

В этом хаосе угадывается и сознательный отказ Копполы от современного, его стремление идти против течения. Подобно мэру Цицерону, Коппола продолжает гнуть свою линию, отвергая не только современные съемочные методы, но и требования студий, предпочитает следовать интуиции.

Своим упрямством он словно бросает вызов времени и индустрии, которая меняется вокруг него. Неудивительно, что после тестовых показов ни один дистрибьютор не спешил покупать права на «Мегалополис».

Коппола намешал в фильме столько тем, что их все не перечислить в одном тексте. Здесь и любовь, и смерть, и размышления о вечности, и творческие амбиции, и фашизм, и социальное неравенство, и человеческая жадность. Но ни одна из идей не развита до конца — это больше напоминает разговоры на кухне с другом после полуночи, когда каждый выпускает наружу своего внутреннего философа.

Герои постоянно цитируют Марка Аврелия, Шекспира или просто говорят мудрыми фразами вроде «Не позволяй настоящему уничтожить вечность» или «Когда мы прыгаем в неизвестность, мы доказываем, что свободны».

Самая большая проблема фильма — одержимость Копполы идеей неизбежного конца. Долгострой можно рассматривать как размышление о грядущей катастрофе, его страх перед будущим, которое он не может контролировать. Мир обречен, цивилизации рушатся, а новое поколение не способно спасти себя от этого краха.

Иронично, что в это же время более молодой режиссер «Бруталиста» Брэйди Корбет тоже снимает свою картину про США и архитектора, но не прибегает к пафосу. В отличие от Копполы, который с мрачной торжественностью предрекает падение Америки через аллюзии на Рим, он трезво рассуждает о проблемах страны без попытки ее похоронить. И делает это с бюджетом в двадцать раз меньше и не продав при этом ни одного виноградника.