Пропажи богатых китайцев: что нужно иметь в виду инвесторам

16 февраля основатель, контролирующий акционер и председатель инвестбанка China Renaissance Бао Фань перестал выходить на связь. 26 февраля из сообщения инвестбанка стало известно о том, что Фань сотрудничает со следствием — неизвестно, по какому вопросу и выступает ли он обвиняемым. В таких случаях в КНР нет ничего необычного: они происходят с незавидной регулярностью.

Мы решили вспомнить, какие богатые люди в Китае пропадали, как это влияло на акции их компаний и какие выводы из этого следует сделать инвесторам.

Бизнесмены в Китае пропадают достаточно часто.

Вот, например, история основателя гиганта интернет-коммерции Alibaba. 24 октября 2020 Ма раскритиковал существующую мировую систему финансовых регуляций и пожаловался на то, что руководство КНР мешает инновациям в сфере китайского финтеха.

И уже 2 ноября китайские регуляторы запретили Ant Group, где у Alibaba доля 33%, выходить на IPO. После этого Ма надолго исчез. В частности, его заменили на позиции судьи в телепередаче Africa’s Business Heroes, и на публике он не появлялся аж до 20 января 2021 года. Все это было в формате «ни ответа, ни привета» — неизвестно, где он был и что делал.

С тех пор Ма периодически появляется мельком проездом в разных странах и ничего нигде публично не говорит. Разительная перемена для человека, который до этого вел крайне активный публичный образ жизни: то на гитаре играл на концерте, то с легендами гонконгского кино снимался в короткометражном боевике.

Китайский строительный магнат Жэнь Чжицян в феврале 2020 года на фоне начала пандемии коронавируса в Китае раскритиковал руководство страны и лично председателя Коммунистической партии Китая (КПК) Си Цзиньпиня за проявленную ими некомпетентность в борьбе с инфекцией — и в середине марта Чжицян загадочно пропал. В апреле стало известно о том, что в отношении него ведется антикоррупционное расследование, а в сентябре власти КНР сообщили о том, что Чжицяну дали 18 лет.

Иногда китайские богачи пропадают без особых поводов. Основатель и директор компании Fosun Го Гуанчан пропал в декабре 2015 года на несколько дней, а потом снова вышел на связь — после чего выяснилось, что он «сотрудничал с судебными властями в их расследовании».

В январе 2016 основатель одежной компании Shanghai Metersbonwe Fashion & Accessories Чжоу Чэнцзянь пропал на неделю без объяснений.

Директор брокерской компании Guotai Junan Securities пропал в ноябре 2015 аж на месяц, и никто не знал, где он. Компании пришлось нанять ему временную замену. Через месяц он появился на рабочем месте снова, а компания сказала, что он, дескать, «помогал властям в расследовании дела, фигурантами которого не были ни он, ни Guotai». Что же это было за дело — тайна до сих пор.

Если вы инвестируете в китайские акции, то будьте готовы к таким вот неожиданностям.

Люди в КНР пропадают нередко. В англоязычной Википедии даже есть целая категория статей «Дела о пропажах людей в Китае».

Вот, например, китайская теннисистка Пэн Шуай в ноябре 2021 обвинила члена Политбюро КПК Чжана Гаоли в том, что он ее изнасиловал, а потом пропала. Пару раз она потом связывалась с людьми за пределами КНР, но что там с ней реально происходит, никто не знает: свои обвинения против Гаоли, опубликованные в соцсети Weibo, она стерла и потом ушла из тенниса.

Отдельная категория пропавших — это уйгуры, тюркское мусульманское население западной провинции Синьцзян. Их активисты частенько пропадают, и уйгурами в провинции забиты целые концлагеря, из-за чего американцы даже вводят санкции против разных китайских компаний.

В 2018 исчезла актриса Фань Бинбин после появления новостей о том, что она уклонялась от налогов. После этого объявления стало известно о том, что ее увезли в неизвестном направлении госслужащие, после чего об актрисе никто ничего не слышал следующие 100 дней. Потом она написала покаянное письмо и заплатила штраф почти 884 млн юаней, примерно 179 млн долларов.

Меньше повезло президенту Интерпола Мэну Хунвэю: в конце сентября 2018 он приехал в КНР и загадочно пропал, а потом 7 октября китайские власти сообщили, что он задержан по подозрению во взяточничестве, а сам Хунвэй дистанционно известил Интерпол о своей отставке.

В январе 2020 Хунвэй получил срок 13,5 года за взятки в размере примерно 2 млн долларов. Жена Хунвэя, кстати, получила политическое убежище во Франции и говорит, что процесс был политическим и реально Хунвэй никаких взяток не брал.

Предприниматели тоже могут быть замешаны в политических скандалах. Так, Сюй Мин, основатель конгломерата Dalian Shide Group, тесно общался с политическими соперниками нынешнего китайского лидера и после суда над ними сел в тюрьму — где умер в 2015 году.

В этом плане КНР нарушает собственные законы. До недавнего времени автономия Гонконга позволяла городу не экстрадировать на континент подозреваемых и преступников, что в теории позволяло тем, кто сбежал от надзора Пекина, прятаться в городе.

Так, например, поступил миллиардер и исполнительный директор инвесткомпании Tomorrow Group Сяо Цзяньхуа, связанный с оппозиционными нынешней китайской власти элитными группами. Но в январе 2017 года полицейские с континента нелегально схватили его в городе без санкции гонконгской полиции — и вывезли на континент.

Там его неопределенно долго держали взаперти, пока отнимали у Tomorrow разные активы под предлогом того, что Цзяньхуа и фирма не раскрывали реальную информацию о собственниках. В августе 2022 года Цзяньхуа посадили на 13 лет за коррупцию и мошенничество и вкатили ему штраф на 8 млрд долларов.

В другом случае предприниматель Десмонд Шум удачно сбежал из Китая до того, как его успели посадить, а вот его бывшая жена и коллега Уитни Дуан пропала в 2017 году и вышла на связь с бывшим мужем только в 2021 — перед тем, как он готовился издать на Западе свои мемуары, в которых, кроме прочего, рассказывается о политической коррупции в КНР. Кстати, хоть Дуан и давно пропала из публичного поля, никаких обвинений ей не предъявили.

В общем, похищают в КНР не только предпринимателей, а вообще всех.

Потому что это позволяют китайские политические институты.

Шуанггуй. На протяжении десятилетий в КНР на членов КПК распространялось действие системы «шуанггуй» (кит.: shuanggui, буквально «двойное назначение» — предписание «явиться в указанное время в указанное место»). Шуанггуй — это фактически внесудебное преследование, и оно не было основано на китайских законах.

Каждого члена КПК могли вызвать отчитаться за «дисциплинарные проступки» — факты коррупции или обвинения в коррупции, — что фактически означало внесудебное задержание человека, которое могло растянуться на дни, недели и месяцы.

Содержали шуанггуйских заключенных обычно в хостелах или в центрах повышения квалификации членов КПК, которых около 88 млн человек. По имеющимся у западных правозащитных организаций данным, шуанггуйских задержанных там периодически пытали. Шуанггуем заведовал Центральный комитет дисциплинарной инспекции компартии (ЦКДИ КПК).

Обычно шуанггуй кончался, когда человек признавался в нарушении, и после этого его в зависимости от тяжести обвинений либо прощали, либо передавали правоохранительным органам.

Личжи. В конце 2017 руководство Китая сообщило о том, что вместо шуанггуя теперь будет личжи (кит.: буквально «указанное место» — место, где содержатся задержанные) — специальные полномочия новосозданной Национальной надзорной комиссии (НДК), агентства по борьбе с коррупцией.

НДК теперь занимается тем же, чем раньше занималась ЦКДИ, но круг тех, кто подпадает под ее юрисдикцию, значительно шире. Теперь в него попадают не только члены КПК, но и другие должностные лица в сфере науки, образования, здравоохранения.

Да и не только должностные лица: в городе Гуаньчжоу задержали по личжи подрядчика местного муниципалитета и путем дознания установили, что он получил взяток в эквиваленте почти на 91 тысячу долларов — и ведь подрядчик не был ни членом КПК, ни госслужащим.

Теоретически если НДК теперь будет искать коррупцию не только среди КПК, но и среди чиновников и тех, кто работает с государством в качестве подрядчика, то под влияние ее полномочий попадет примерно 300 млн человек.

По факту трактуется личжи-закон очень широко: в апреле 2018 года загадочно пропал Чен Йонг, водитель фуцзяньского партийного функционера Лин Цяня, в отношении которого НДК вело следствие.

Йонга почти месяц держали в изоляции от его семьи, а потом вернули — уже мертвым. По официальной версии, 45-летний мужчина умер во время допроса. Видео допроса его жене показать отказались.

В принципе, учитывая широкое присутствие государства в китайской экономике — госпредприятия дают 23—28% ВВП страны, — по личжи-закону могут задержать вообще кого угодно.

Например, государство может заключить контракт на обслуживание с частной компанией — и потом прижать эту компанию «за коррупцию». Или государство может инвестировать в какую-то компанию на бирже — и потом задержать на месяцы и годы ее руководство.

В отличие от шуанггуя, у личжи есть законодательная база — специальный закон о борьбе с коррупцией. Но, как и шуанггуй, личжи тоже довольно мрачная штука: например, к задержанным НДК могут не пускать адвокатов до 6 месяцев, ну и судьба фуцзяньского водителя тоже о многом говорит. И, как и шуанггуй, личжи оперирует за пределами обычной судебной системы.

Данные по использованию личжи НДК периодически публикует по разным провинциям, и независимые эксперты на основе этих данных предполагают, сколько людей по всей КНР сидит в личжи-заключении. По состоянию на конец 2021 года личжи-задержанных в КНР было 57 819 человек.

В целом личжи и прочее вполне в духе КНР — довольно непрозрачной страны, где даже сбор официальной статистики — большая проблема.

Точная численность населения неизвестна, потому что за десятилетия запрета на более чем одного ребенка в семье китайцы нарожали кучу детей, которых никто не зарегистрировал, а они есть.

Сумма экономических статистических показателей по регионам выше официального ВВП, потому что региональные власти, очевидно, завышают числа экономического роста. А еще есть множество других проблем. И следует помнить, какое место занимает Китай в Индексе верховенства закона — 95-е из 140.

Интересный факт: в английском языке есть старый, еще 19 века, глагол «зашанхаить» (to shanghai, от названия китайского города Шанхай), означающий похищение.

Если вкратце, то потому, что они снижают стимулы для инвестирования в КНР.

Тот же China Renaissance из истории с Бао Фанем участвовал в слиянии многих китайских стартапов: сервисов извоза Didi и Kuaidi, сервисов доставки еды Meituan и Dianping и платформ для путешествий Ctrip и Qunar.

Инвестбанк играет большую роль в финансировании китайских стартапов, что косвенно влияет на фондовый рынок КНР: появляются новые компании и сервисы, это стимулирует привлечение денег на биржу.

Все эти пропажи предпринимателей очень плохо влияют на стоимость акций их же компаний:

• у Alibaba акции начали падать после первого исчезновения Джека Ма, и сейчас они почти в 4 раза дешевле, чем на момент исчезновения;
• у Fosun из-за пропажи директора акции упали на 18% в декабре 2015;
• акции компаний, отобранных у Tomorrow, тоже попадали от новостей о государственном захвате;
• когда основатель Shanghai Metersbonwe Fashion & Accessories пропал в 2016 году, компания даже остановила торговлю своими акциями на время;
• у China Renaissance за неделю после пропажи директора акции упали почти на 30%.

Пропажа основателей и директоров плохо влияет на инвестиционный климат: какой смысл вкладываться в акции, если завтра директора компании могут увезти в неизвестном направлении, а у компании отнимут активы?

Сейчас на гонконгской бирже и на других биржах КНР норма — это компании с P / S 1—2 и меньше и P / E около 6—7. Это в разы меньше, чем в США. Но отчего-то китайские акции не растут. Возможно, дело в том, что риски инвестиций в них в глазах как китайских, так и иностранных инвесторов перевешивают предполагаемую выгоду.

Есть негативные примеры и без похищений: китайские регуляторы, например, в 2022 году просто без судебного преследования заставили уйти с руководящих постов основателей стартапов JD.com, Pinduoduo, ByteDance и Kuaishou.

Разумных причин для этого нет, скорее всего, дело в том, что в Пекине обеспокоились, как бы у этих основателей стартапов не появились неуместные политические амбиции. Для акционеров этих компаний такие перестановки плохи тем, что именно основатели и привели эти компании к успеху — и то, что их согнали, ничего хорошего для этих компаний не сулит. Более того: под ударом находится любой мало-мальски успешный предприниматель.

Не в восторге от похищений и обеспеченные китайцы. Богатые люди бегут из страны — очевидно, потому, что не очень хотят исчезнуть на неделю-месяц-годы в ходе очередного внесудебного расследования. Каждый год КНР покидает свыше 10 тысяч богатых граждан. Это приводит к оттоку капитала из КНР.

Это приводит к тому, что объем капитала внутри КНР уменьшается или в лучшем случае увеличивается недостаточным темпами. И это плохо, потому что для дальнейшего экономического роста КНР требуются крупные инвестиции.

А без экономического роста китайские акции расти не будут: это не очень развитая страна, в которую вкладываться имеет смысл только при условии увеличения своих вложений на больший процент, чем это возможно в США. В противном случае можно те же деньги перевести в США: там хотя бы самые богатые люди страны не пропадают без вести.

Конечно, тут можно указать на то, что в тех же США отнимают активы у иностранцев из объявленных «неправильными» стран. Но в том-то и дело, что отнимают у иностранцев, а не у самих американцев, а в КНР угнетают в первую очередь китайских же инвесторов и предпринимателей.

Строго говоря, даже с экономическим ростом граждане КНР не стремятся инвестировать в акции: в КНР неоправданно сильно раздут рынок недвижимости, как и в России, рядовые граждане в КНР убеждены в том, что это надежнее.

А на то, что крупные иностранные инвесторы лавиной хлынут на китайский рынок, я бы не рассчитывал: на Западе формируется достаточно заметный тренд на изоляцию КНР в связи с растущими геополитическими претензиями Пекина.

Но даже без этого Китай уже не выглядит самым перспективным районом для иностранных вложений. Куда интереснее выглядят маленькие соседи Китая вроде Малайзии, Вьетнама и других стран: в сумме населения там больше, чем в КНР, объем их общего экспорта в США больше Китая и, наконец, стоимость труда там в разы меньше, чем в КНР, и растет она очень медленно.

За счет эффекта низкой базы западные инвесторы могут в этих интенсивно развивающихся странах заработать огромные деньги — примерно как в Китае эпохи 1990—2000 годов.

Иными словами, руководству КНР выгоднее было бы создать условия для того, чтобы деньги и кадры оставались в стране: других крупных источников развития у нее просто не предвидится.