Мой длинный путь в психотерапию, или как я запустила психическое здоровье

Я — не эксперт, а обычный человек, который решил поделиться личной историей. Все рассказанное мной здесь является субъективным опытом.

Чтобы понять, как я пришла ко всему, что имею в анамнезе, расскажу о детстве и юности.

В раннем детстве, как рассказывали мне родители, я была спокойным и тихим ребенком, рано начала ходить, говорить и читать, но с другими детьми общительной никогда не была. В детском саду проявились такие особенности характера, как стеснительность, робость, тревожность, что, впрочем, не являлось чем-то особенным настолько, чтобы бить тревогу и обращаться к психологу, тем более тогда (90-е годы) в моем маленьком городке такой практики не было вовсе.

В школе эти черты характера стали заостряться, к ним прибавились гиперответственность, внутреннее напряжение, социальная тревожность. Последнее выражалось в ощущении уязвимости, когда я находилась среди сверстников и учителей, я быстро уставала в их обществе и постоянно беспокоилась. Я не была белой вороной, которая не может и рта раскрыть у доски или поговорить с одноклассником, но это давалось не просто, потому что я боялась сказать что-то не то или ошибиться, отвечая учителю и т.д. С процессом обучения и освоением программы проблем не было, как только я приходила домой — напряжение отпускало, и я снова могла быть собой.

Поступив в средние, а затем и старшие классы, социальная тревожность и зацикленность на оценках иногда доводили меня до бессонницы и желания перейти на домашнее обучение, хотя я в этом никому не признавалась. Конечно, близкие замечали, что я чересчур переживаю за успеваемость и обладаю разного рода страхами, связанными со школой. Однако все сходились на том, что это не слишком выбивается за пределы условно принятой нормы. Мне советовали расслабиться, не засиживаться за уроками, больше гулять (под окнами дома, чтобы быть на виду) и стать поувереннее. Мол, это возраст такой, со временем перерастешь.

Я нисколько не виню своих близких, да и не за что. Родители очень много работали, чтобы обеспечить в будущем мой переезд в Петербург, в котором я мечтала жить и учиться. Бабушка с дедушкой тоже на меня не давили в плане высоких оценок. Правда, при этом, я не раз слышала вопросы: «А какую оценку получила Аня?», «У Альбины тоже четверка, как у тебя?» или между прочем брошенную фразу: «Внучка моей знакомой уже свободно говорит на английском, надо бы и тебе подтянуться». Конечно, эти слова не были сказаны с намерением меня обидеть или задеть, дело было в моем восприятии. Уверенна, они не осознавали, что могут ранить меня. Любую маломальскую критику я воспринимала гипертрофированно.

Как я уже сказала, ничего страшного в дошкольном и младшем школьным возрасте со мной не происходило. Но все-таки я забыла упомянуть эпизод, который длился около месяца — двух, когда я боялась спать в своей комнате. Помню, что снились какие-то паукообразные люди (человеческая голова с раздутым туловищем паука). Не знаю, почему я запомнила сон, но даже мама до сих пор подтверждает мои воспоминания. Сон снился часто, и я каждый раз боялась, что паучье туловище лопнет.

Еще родители помнят, что были случаи, когда я плакала и жаловалась на чье-то присутствие в комнате. Сейчас я не могу сказать, что именно происходило с моей психикой. Но помню, что просыпаясь по ночам, я иногда видела стоящего в углу человека: фигура была не совсем четкая, лица я не видела, да и разглядывать не стремилась. Как только я ее замечала, начинала вопить и пулей бежала к родителям. Иногда вместо фигуры человека я видела кошачий хвост, порой он шевелился и был таким огромным, что достигал потолка. Бывали случаи снохождения, но в отличие от родителей я такого не помню.

Будучи взрослой я задавала вопросы врачам о произошедшем (да они и сами спрашивали о странностях в детстве). Так вот, они предполагали, что это был не сонный паралич (так как я могла двигаться), а, скорее всего, галлюцинации, но не связанные с расстройствами шизофренического спектра. Углубляться не стану, это надолго. У детей после тяжело перенесенных инфекций, при стрессовых ситуациях и тревожности мозг какое-то время может создавать причудливые образы, формы и иллюзии, кажущиеся реальными. Не берусь утверждать, что информация точная, но многие мне объясняли это таким образом. К тому же, в тот момент у меня впервые появилась отдельная комната, а осенью я должна была идти в первый класс.

В старших классах от постоянного внутреннего напряжения и помешанности на оценках, олимпиадах и количестве прочитанных книг, я настолько себя опустошила, что нервная система и психика полетели к чертям. Началось все с субфебрильной температуры, которая не проходила месяца два, сон снова нарушился, снились кошмары, преследовали сонные параличи.

Однажды мне показалось, что я уже проснулась, вот только подняться с постели никак не могу, что-то меня приковало. На потолке я увидела странную «сущность». Она была похожа на огромную тень, черную, распростертую наверху. Тень будто начала опускаться, приближаясь ко мне. Казалось, от нее исходит зло, было очень страшно, я не могла пошевелиться и закричать. Когда все закончилось, и я проснулась по-настоящему, то подумала о сходстве между моим ночным монстром и персонажем из известного аниме Хаяо Миядзаки «Унесенные призраками». Помните (или погуглите) там был «Безликий» — божество без лица в белой маске с прорезями для глаз (пустых и бездонных) и в черном плаще? Сонных параличей с похожим на «Безликого» монстром было не мало. Иногда он нависал с потолка, иногда будто душил…

Я так боялась засыпать, что перестала выключать ночную лампу и читала чуть ли не до утра. Про эти кошмары я никому не рассказывала, боялась, мне не поверят или, напротив, станут освещать комнату, читать молитвы (в семье были верующие), а это тоже меня почему-то пугало. Дошло до того, что я так ослабла от непроходящей температуры и недостатка сна, что бабушка привела меня в поликлинику, и я буквально прошла по всем возможным врачам: множество анализов, узи, энцефалограмма и т.д.

Меня определили на дневной стационар при детской поликлинике, мной занималась молодая девушка-терапевт, которая, видимо, разбиралась в детской психологии и уговорила меня и бабушку на консультацию с детским психологом. В кабинет психолога я зашла с мыслью не дать себя обмануть и «подсадить на всякую там чепуху» в виде таблеток и длинных бесед. Ну не было в моем окружении доверия к этой профессии и понимания, что психолог и психиатр могут чем-то помочь.

На первой встрече со многой много разговаривали, спрашивали об общем состоянии, о школе, о том как я сплю, о тревожности. Я говорила односложно и была максимально собрана. Психолог дала мне задание в свободной форме нарисовать дом, дерево и человека (часто применяемая и многим известная проективная методика). На второй встрече я получила обратную связь в виде предположения о моей замкнутости, зацикленности на своих переживаниях и нежелании слушать других (прямо в яблочко).

Но на третий сеанс я уже не пришла. Домашние считали, что не дай бог, посещение такого специалиста всплывет где-то в будущем, что меня направят к психиатру и подсадят на таблетки, а мне ведь еще поступать в университет. Сошлись на том, что назначений невролога вполне достаточно: принимать витамины, седативные на основе растительных трав и на две недели исключить уроки, книги, телевизор и т.д.

Рекомендовали длительные прогулки, дневной сон, а еще прекратить вести дневник температуры, просто забыть о ней, т.к. никаких инфекций и эндокринных нарушений не обнаружили. И это мне помогло. В общей сложности, в школу я не ходила полтора месяца, но домашние задания и рефераты все-таки делала, но уже в размеренном темпе.

Естественно, в первые месяцы мне было очень тяжело. И радость от того, что я поступила на бюджет на фоне острого стресса померкла. Переезд в другой город и новый социальный круг повышали и без того перманентную тревожность. Однако никакого «криминала» с моей психикой не случилось. Да, иногда ревела и скучала по дому, боялась, что что-то не сдам и т.д. Согласитесь, в этом нет ничего особенного, подобное испытывал каждый студент.

Серьезные проблемы появились гораздо позднее: на третьем курсе университета. Началось опять с бессонницы и кошмаров, затем подтянулись панические атаки. Часто приступы появлялись ночью, я просыпалась в холодном поту, дрожала, мне не хватало воздуха, пульс бешено колотился и звоном отдавался в ушах, казалось, что сейчас вот-вот со мной что-то случится. В таком состоянии находится страшно и тяжело, но я знала, что проблема не в усиленно бьющемся сердце, а в моей голове.

Поскольку я училась по специальности, которая была тесно связана с медициной, я понимала, что вовсе не умираю, а приступ однажды закончится. Кстати, никакие успокоительные, которые отпускаются без рецепта не помогали.

Почему я тогда не обратилась за помощью, тем более, что понимала, что со мной происходит? Мне казалось, я в состоянии справиться с этим сама, к тому же меня очень поддерживал молодой человек (будущий муж). Мы жили вместе, и когда меня «накрывало», он крепко меня обнимал, успокаивал и гладил как ребенка. Он хотел, чтобы я обратилась к специалисту, был готов пойти со мной, но я была очень упрямой и не могла представить себя в роли человека, который способен кому-то открыться, даже врачу. Останавливало и то, что тяжелые периоды все-таки проходили, и каждый раз я наивно верила, что все миновало.

Год за год проблем становилось больше. Панические атаки прошли, а вот состояние перманентной усталости, рассеянности и «тумана» в голове стали постоянными спутниками. Окружающий мир и себя я воспринимала как бы со стороны, словно была наблюдателем разыгрывающейся передо мной пьесы. Мир и свое «Я» казались нереальными. Это странное ощущение могло на время пройти, но всегда возвращалось.

На последних курсах я пыталась устроиться на работу, но нигде долго не задерживалась. Все происходило по одному и тому же сценарию: проходила собеседование, меня брали на испытательный срок, месяц я работала более менее хорошо, дальше начинали сыпаться ошибки и «косяки», мной были недовольны, я увольнялась. Потом увольняться я стала уже при первых «звоночках», предвещающих серьезный спад в работоспособности.

Я сменила неприлично много работ, пробовала себя в разных смежных сферах и на разных позициях. Почему так происходило? Мне сложно описать, какое внутреннее напряжение я испытывала каждый раз, общаясь с людьми и работая среди них. И не важно была ли я непосредственно на виду, или работала, когда за спиной никто не стоял. Но! Сам факт того, что я не дома, что вокруг меня люди, что в любой момент со мной заговорят и что-то попросят, триггерил до такой степени, что я могла пойти в туалет на полчаса просто, чтобы закрыться от всех и перевести дух. Мне не хватало уединения и одиночества. В детстве такое тоже случалось, но я могла это перебороть (по факту ломая себя), а тут такое и почти каждый день…

И пусть со временем я привыкала к окружению на работе, напряжение никуда не девалось. Я никак не могла расслабиться, было ощущение как будто в социуме я — другой человек: снаружи доброжелательная маска, внутри — натянутая до предела струна, готовая лопнуть. Иногда коллеги отмечали мою излишнюю, как им казалось, отчужденность от коллектива. Кому-то казалось, что я не настроении или слишком часто выгляжу уставшей. Об этом мне говорили в глаза, не грубо, полушутя, но косые взгляды были, так что это не надуманная история.

На одной из работ я продержалась около девяти месяцев (для меня весьма и весьма), но потом слегла на больничный и понеслось… Ведь даже уставая на работе или учебе (ее иногда пропускала, если совсем не было сил даже идти), я валилась с ног, но не «вырубалась» и зачастую совсем не спала. Напряжение и мысли о завтрашнем дне не покидали. Спать хотелось безумно, глаза жгло от перенапряжения, но моя голова была полна образами и звуками, которые я восприняла за весь предыдущий день. «Кинолента» продолжала крутиться, голоса чужих людей, осколки дневных воспоминаний повторялись без остановки. Лишь под раннее утро меня отпускало, и я могла немного поспать.

С удаленной работой отношения тоже не складывались. Я не программист, не дизайнер, мои знания связаны с медициной и психологией (да-да, такой парадокс). Все что удавалось найти, либо приносило копейки при условии, что ты горбатишься целый день, либо было обманом (сделай пробное задание объемом в десять страниц, и мы укатим в закат).

Я окончательно поняла, что сначала мне нужно окончить университет и лишь потом вернуться к мыслям о работе. Иначе я бы не справилась. Как же я училась в университете, спросите вы? Было непросто, но легче чем в школе, потому что лекции — это вообще сплошное спокойствие, сидишь, слушаешь, пишешь. Практические занятия и сама, непосредственно, практика тоже давались мне нелегко, но, собрав волю в кулак, как-то выдерживала, хотя бывали случаи, когда после занятий приползала домой и «кабачковалась» по несколько дней.

И все-таки процесс обучения — это не работа, где любое взаимодействие с коллегами и большой спектр обязанностей предполагает импровизацию и умение быстро переключаться и подстраиваться под коллектив. Обучение в школе или университете — более предсказуемый процесс. К урокам или экзаменам я готовилась фанатично, стремясь максимально все предусмотреть и прокрутить возможные сценарии в голове. Однако на гос. экзамен я наотрез отказалась идти, меня охватила паника, к тому же я не спала всю ночь и не ела до этого целый день. Муж меня выпихнул из кровати и заставил пойти, он был настойчив и бескомпромиссен (слава вселенной). Не знаю, как я в таком состоянии смогла сдать экзамены на отлично. Все было словно в тумане.

В школе у меня была одна единственная «подруга». В кавычках, т.к. настоящую меня она никогда не знала, просто с ней я могла хоть как-то общаться и чувствовать себя в безопасности. Она всегда тянулась ко мне сама, и нам было о чем разговаривать.

В университете у меня тоже не было прочных социальных связей ни с кем кроме одного человека. Этого человека я могу назвать своим другом. Мы были землячками и делили комнату в коммунальной квартире. Поначалу и с ней я не могла быть собой, но постепенно раскрылась, она меня поняла, нашли общий язык.

С будущим супругом, как и с подругой, я познакомилась в один из самых лучших периодов своей юности, когда стресс от поступления уже прошел, а новые «приколы» психики еще не зацвели буйными красками. Нас познакомила школьная подруга, о которой я рассказала, мы долго с ним переписывались (около полугода). Общались на самые разные темы, читали одни и те же книги, но встречи я избегала. Оставаться в тени было комфортнее. Но как бы я не закрывалась от всех, потребность в близости хотя бы с одним человеком, была.

Однажды встреча случилась. Начали много гулять. Мы ходили по паркам, музеям, дворцам, книжным. Постепенно стали близкими людьми и лучшими друзьями, появились чувства, пришла глубокая привязанность. Еще до женитьбы мы прошли через все мои психологические проблемы и трудности. Считаю, что такому неудобному для социума человеку как я невероятно повезло встретить своего человека, надеюсь так будет и дальше. Вместе мы уже более десяти лет.

Других социальных связей помимо мужа и родных (родители и бабушка с дедушкой) сейчас нет. С подругой почти не видимся. Часто я саботирую встречи сама, потому что после них прихожу домой совершенно разбитой. В присутствии этого человека я, в общем-то, ощущаю себя комфортно и могу свободно говорить на разные темы. Но я устаю от длительных разговоров, быстро истощаюсь и восстанавливаюсь несколько дней.

С родителями все происходит примерно также. Думаю, проблема в том, что до конца расслабиться не получается, а ресурсы моей нервной системы весьма ограничены (что подтвердили несколько специалистов).

Раньше я постоянно винила себя за слабость, считала ленивой, но пройдя терапию научилась самопринятию и способам самопомощи. С мужем, кстати, проблем в общении нет, да и не помню, чтобы они были (я говорю именно про усталость). К тому же, он тоже прошел терапию и знает как воспринимать мои проблемы со здоровьем (генерализованное тревожное расстройство и биполярно-аффективное расстройство второго типа), как мне помогать и как при всем этом сохранить собственные интересы и способность выстраивать личные границы.

Окончив университет, проблемы с трудоустройством никуда не ушли. Чтобы произвести впечатление на потенциального работодателя я готовилась к собеседованию как к экзамену. Придумывала возможные реплики, пыталась предсказать вопросы, расписывала на бумаге причины увольнений и больших перерывов в работе. Досконально изучала деятельность компании. И все равно любая работа заканчивалось днями за свой счет, затяжными больничными и полным истощением, когда струна напряжения лопалась, и вот ты уже лежишь на кровати неделями в полной апатии, встаешь лишь для того, чтобы сварить хотя бы сосиски с макаронами к приходу мужа.

Он по-прежнему настаивал на том, чтобы я прекратила поиски работы, отдохнула и занялась своим психическим состоянием. Оглядываясь назад, я понимаю, сколько времени было упущено, и что все могло быть иначе, если бы я вовремя обратилась за помощью. Но понимаете, когда человек замкнут и закрыт от внешнего мира наглухо, он занимается самообманом, веря, что это пройдет само, рассосется. «Ну не дура ли, чего разлеглась?! Встала и пошла к врачу, тебя и так поддерживают, а средства для этого есть!», — вот, чтобы я тогда хотела сказать себе, но не стала, продолжая плыть по течению. Мышление такого человека негибкое, и оно настолько ригидное, что кроме как топтаться на месте ни на что не способно. Попробуй его измени.

Вот для этого и нужна психотерапия, в моем случае — КПТ (когнитивно-поведенческая терапия). Прежде чем я, наконец, подняла свою пятую точку с дивана, пришлось еще пострадать и дождаться момента, когда стало настолько плохо, что слезы появлялись без повода, а тревога накатывала волнами, наводняла сознание. Когда я была дома одна, мне казалось, что кто-то может войти квартиру, и я без конца проверяла замки. Я не могла поворачиваться спиной к дверному проему.

Бывало и так: сидишь себе, ешь за столом, и вдруг — слезы, а потом ты уже захлебываешься ими и ревешь, остановиться не можешь. Самое неприятное, когда этот рев (считай, истерика) разгоняется настолько, что ничто и никто не могут его усмирить. Часто меня душило сильное горе, которое по описанию бывает у людей после тяжелой утраты. Но ведь никто не умер, ничего не случилось.

Здесь у мужа закончилось терпение, и он сам нашел мне врача (по отзывам в интернете, в известной питерской клинике). Мне было важно, чтобы это была женщина (сейчас на это уже наплевать), и чтобы она имела квалификацию врача. В моем случае она вела прием и в качестве психиатра, и в качестве кпт-терапевта (но кпт-терапевтом была лишь на словах). Все дипломы — в наличии.

Как же я боялась накануне, мне было страшно идти!!! Нужно было как-то заранее упаковать свой запрос, утрамбовать историю, я пыталась что-то записывать, но… Но все это никак не хотело принимать нужную мне форму для предстоящего диалога. И вот я переступила порог кабинета и села на мягкий диванчик, ни о каком последовательном и цельном рассказе о себе и речи быть не могло… Плотину прорвало так, что, сказав несколько предложений, я начала плакать, я не могла остановить рыдания и закрыла руками лицо, мне было стыдно за то, что я рассказываю о себе такие, как мне тогда казалось, компрометирующие вещи.

Сейчас-то я понимаю, что это было абсолютно нормально. На первом сеансе мы по крупицам пытались собрать хоть какой-то внятный анамнез, чему мешали слезы, но, тем не менее, обрисовать картину моей жизни нам все-таки удалось. Она сумела меня успокоить, подобрать слова, ее лицо искренне выражало сочувствие и заинтересованность. Врач принесла мне воды, дала возможность отдышаться и только потом продолжать. Вскоре ее уточняющее вопросы помогли собраться и завершить рассказ.

К концу первого сеанса было ощущение опустошения и облегчения. Я смогла рассказать все без утайки. И о том, что я до сих пор не работаю и не могу найти призвание и место в жизни (на тот момент это очень волновало меня), и про ощущение своей незначительности, инфантильности, и про то, что считаю себя обузой для всех. Заявила, что я — разочарование для родителей (хотя это не так) и для себя самой. Про зашкаливающую тревогу, бессонницу, серьезные проблемы с жкт, грусть и тоску тоже поведала.

Доктор сразу предупредила, что тревога, тоска и отсутствие сил могут быть причиной не только психического расстройства, но и:

1. эндокринологического заболевания (тот же гипотиреоз),

2. неврологического:

a) нарушение кровоснабжения мозга (энцефалопатия),

b) опухоль и т.д

Мне были назначены определенные исследования, консультации специалистов и базовые анализы крови:

• биохимия крови (ттг и др. гормоны щитовидной железы),
• энцефалограмма,
• мрт головного мозга,
• уздг сосудов шеи и головы,
• консультация невролога,
• консультация эндокринолога (по необходимости).

Также Ольга сказала, что начинать психотерапию в остром состоянии со мной невозможно, потому что я все время плачу, дрожу и т.д. Она настаивала на нормализации сна, а уже потом на самой психотерапии. Считаю все ее назначения и рекомендации на этом этапе обоснованными.

Мне был выдан рецепт на препарат из группы анксиолитиков (транквилизатор из бензодиазепинов). Его я должна была принимать в течение двух недель с постепенным снижением дозировки. На время стало лучше, я от души выспалась. Но как только препарат отменили, тревога вернулась.

С психотерапией у нас не сложилось, более того, она усугубила мое состояние. Оказалось, что врач не придерживается конкретного направления. Я шла за когнитивно-поведенческой терапией, т.к. имею о ней хорошее представление и знаю о его преимуществах (лично для себя). Ольга оказалась эклектиком (когда ты и жнец, и швец, и на дуде игрец) и совершенно спонтанным экспериментатором. Создавалось впечатление, что она не просто частично заимствует отдельные техники из других психотерапевтических практик (например, из гештальт-терапии), а будто на ходу создает свой личный подход.

То мы говорим об одной проблеме, то не разобравшись, перескакиваем на другую. Часто она игнорировала мои запросы и вела меня туда, куда сама хотела. Я старалась подстроиться, и думала, что если отзывы были хорошими, может дальше мы «поймаем волну» и услышим друг друга. Увы, нет. Мои жалобы на вновь усиливающуюся тревогу игнорировались. И лишь когда я с порога надавила на нее и попросила как-то помочь разобраться с симптоматикой, она предложила использовать технику диафрагмального дыхания, продемонстрировав ее на кушетке. Техника не сработала, но сейчас, когда симптомы купированы она помогает мне расслабляться. В остром состоянии для меня она была бесполезна.

После пятого сеанса я завершила терапию с Ольгой и снова решила бороться собственными силами (наступаем на те же грабли). Конечно, дальше я нашла хорошего специалиста, перебрав еще нескольких, и мне подобрали лекарства. Также был опыт общения с психиатрами в ПНД (дневной стационар). Может быть, расскажу в другом посте.

1. Я очень жалею, что столько лет терпела, занималась самообманом и довела себя до плачевного состояния.
2. Если бы не близкие люди, даже не знаю, чем бы все закончилось. Их поддержка меня защищала, спасала и утешала.
3. Затягивание лечения причинило вред не только моему здоровью, но и здоровью близких людей (эмоциональное выгорание, невозможность сосредоточиться на карьере и т.д.).
4. Как видите, с первого раза отношения с терапевтом могут не сложиться по разным причинам: не подходит направление, техники, отталкивает личность терапевта.
5. Когда психотерапевт игнорирует симптоматику и ваши запросы, нужно от него уходить. Я благодарна себе, что так поступила.
6. Если с каждым сеансом становится хуже и хуже — нужно бросать и искать другого специалиста (опять-таки, личное мнение).
7. Самолечение не помогает.
8. Я рада, что терапия началась с обследования организма (гормоны, неврология и т.д.). Другие специалисты подтвердили адекватность такого подхода.
9. Диафрагмальное дыхание может помочь расслабиться и снизить уровень тревожности (при условии, что он не слишком высокий или вы сочетаете его с другими методами психотерапии и/или фармакотерапии). Применяя только его в остром состоянии, мне лучше не стало.
10. Я перестала осуждать людей за их «лень», необычное поведение, образ жизни, неуместные шутки и за много чего еще. На своем примере я осознала, что никто до конца не способен понять, что чувствует другой человек и что с ним по-настоящему происходит. И всякий раз, когда в моей голове возникает мысль об осуждении, я привожу себя в чувства и возвращаюсь к личному опыту.
11. Медицинские обследования, лекарства и анализы стоят дорого.
12. При обострении психических расстройств страдает физическое здоровье. У меня появились серьезные проблемы с жкт с последующей хронизацией (эрозивные гастриты, колиты и даже операция).
13. Нерешенные ранее проблемы со здоровьем, в свою очередь, тоже ухудшают психическое состояние (в моем случае нарушения гормонального фона, рецидивирующий пиелонефрит).

Сколько я потратила на тот момент денег (сейчас цены выше).

Итак:

• Анализы на гормоны щитовидной железы — 3000/3500 тыс. р. На данный момент стоимость в той же лаборатории — 4035 тыс.
• Энцефалограмма — примерно 2000 тысячи р. Сейчас в том же медицинском центре — 2500-6500 в зависимости от функциональных проб и других параметров.
• УЗДГ сосудов шеи и головы — 2500 тыс. Сейчас — 3500.
• МРТ головного мозга — бесплатно (по знакомству). Если делать сейчас — от 3500 и выше в зависимости от клиники.
• Первичная консультация невролога по результатам исследований — 2300-2500. Сейчас — 2900.
• Консультация психотерапевта — 4500 (так как кандидат медицинских наук с дипломом по психиатрии). У меня было пять сеансов. Сейчас стоимость одного ее сеанса — 6500!!!
• Стоимость препарата — до 500 рублей (сейчас мои затраты на медикаменты — около 10.000 тыс. р).

Итого: только «вход» (так, на пороге потоптаться) в психотерапию обошелся в 33500 тыс.

Возможно, в следующий раз расскажу о дальнейших поисках психотерапевта и постановке диагноза. Делитесь своим мнением или опытом в комментариях. Берегите себя, всем пока!