Как мы потратили 52 080 ₽ на лечение опухоли у крысы

Когда нашей крысе Элле было 11 месяцев, у нее появилась шишка возле уха.

Оказалось, что это опухоль железы Зимбала — злокачественное новообразование, которое тяжело поддается лечению. Врач, у которой наблюдалась Элла, посоветовала не делать операцию и предупредила, что прогноз в любом случае неблагополучный.

Я решила рискнуть и отвезла крысу на операцию в другую клинику. Все прошло удачно, но через месяц Элле диагностировали новую опухоль, уже в головном мозге. Правильно подобранные медикаменты остановили рост новообразования, и крыса прожила еще год.

Чтобы оплатить лечение, пришлось открывать кредитку, но я ни о чем не жалею. В статье расскажу, как я обнаружила у крысы опухоль, выбирала врачей и лечила животное.

Элла появилась у нас в марте 2021 года. Я взяла ее из сообщества помощи крысам с тяжелой судьбой — это что-то вроде приюта для грызунов. Проблемы со здоровьем у Эллы начались еще на передержке: врачи подозревали у нее опухоль и прогнозировали ампутацию лапы. В итоге диагноз не подтвердился, но я была готова забрать Эллу в любом случае.

Через три месяца я обнаружила у Эллы шишку рядом с ухом. Через несколько дней я отвезла крысу к врачу, но шишка успела увеличиться в размерах.

Выбор врача. До Эллы у меня уже были крысы. Я успела сменить несколько ветеринаров и клиник в Санкт-Петербурге и остановилась на «Красном лисе». Среди крысоводов считается, что крысу нужно везти на лечение не в клинику, а к конкретному доктору, который специализируется на лечении грызунов, — ратологу. Обычно владельцы ориентируются на список, опубликованный на форуме «Ратмания», но я прислушивалась и к рекомендациям волонтеров из фондов помощи, которые отдавали мне животных.

Постановка диагноза. В клинике «Красный лис» мне сразу же назвали диагноз — злокачественная опухоль железы Зимбала. Элле назначили химиотерапию — инъекции препарата «Эндоксан» — и антибиотик «Амоксиклав». Ветеринар уточнила, что в «Красном лисе» оперировать крысу не будут: как мне объяснили, из-за расположения вырезать такую опухоль практически невозможно, но экспериментальные операции делают в клинике Сотникова. Прибегать к хирургическому лечению врач не рекомендовала. За прием и лекарства я заплатила 1380 ₽.

Все назначенные препараты я купила сразу же, но в тот же вечер обсудила ситуацию с более опытными владельцами крыс. Крысоколлеги подсказали, что некоторые врачи опухоль железы Зимбала все-таки удаляют и в крайнем случае можно отвезти Эллу на операцию в Москву. Я подумала: лучше рискнуть и сделать операцию, чем смотреть, как крыса медленно погибает.

В итоге ехать в Москву не пришлось — операцию сделали в клинике Сотникова в Санкт-Петербурге.

После разговора с владельцами крыс я решила проконсультироваться еще с одним врачом и записалась в «Котонай» на прием к другому ветеринару, Марине Каземирчук. Тогда она работала в двух ветеринарных центрах: клинике Сотникова и «Котонае». Чтобы попасть к врачу как можно быстрее, я позвонила в обе клиники и записалась на ближайшее время.

В «Котонае» Элле подтвердили диагноз — новообразование железы Зимбала. Каземирчук рекомендовала сделать крысе компьютерную томографию и принимать решение уже по результатам исследования. Оптимальным вариантом врач назвала операцию, но предупредила, что при неблагополучном исходе крыса может погибнуть прямо на хирургическом столе. Еще Элле назначили противовоспалительное «Мелоксидил» и антибиотик «Синулокс». Первичный прием в «Котонае» стоил 2500 ₽.

На следующий день Элле сделали компьютерную томографию. Врач посмотрела на результат и назначила ориентировочную дату операции. Вместе с краткой консультацией исследование обошлось в 4600 ₽.

Эллу прооперировали через два дня в клинике Сотникова. В назначенный день к 16:00 я отвезла Эллу в клинику, а сама пошла пить кофе в «Буше».

Мне позвонили из клиники около 19:00. Сказали, что все прошло благополучно, только шов получился некрасивый: опухоль пришлось удалить вместе с ушной раковиной. После наркоза крыса была немного сонная, но минут через 30 уже пришла в себя.

Еще во время операции у Эллы взяли кусочек опухоли, чтобы отправить его на гистологическое исследование. Этот момент мы согласовали с врачом заранее. Гистологическое исследование помогает понять, что за новообразование удалил хирург: злокачественная ли это опухоль и из чего она состоит. От типа опухоли зависит дальнейший план лечения. Позже результат исследования подтвердил диагноз — карцинома железы Зимбала.

Операция стоила 10 000 ₽, а гистологическое исследование — 4000 ₽. Домой меня отпустили с подробными назначениями и посоветовали прийти на повторный прием через неделю. Скажу сразу, что в клинику Сотникова после операции я приходила с Эллой еще четыре раза. Эти приемы обошлись в 3955 ₽.

Все лечение мы с мужем оплачивали 50/50, но все равно эти расходы были слишком внезапными, поэтому в конце июня я открыла кредитную карту. Брать в долг ни у кого не хотелось. Вопреки данным себе обещаниям, я смогла закрыть эту кредитку только через несколько лет. С животными это уже не было связано: мне не хватает дисциплины и финансовой грамотности.

Почти месяц после хирургического вмешательства Элла чувствовала себя нормально. Конечно, она требовала особого ухода, но в состоянии крысы был виден прогресс.

Врач снова назначила Элле «Мелоксидил» и антибиотик «Марфлоксин». Шов дважды в день я обрабатывала хлоргексидином. Через неделю шов разошелся, внутри оказался гной, который нужно было вымывать, а из раны неприятно пахло. Но со временем рана благополучно срослась. Еще после операции у крысы начал сохнуть глаз, его я обрабатывала «Корнерегелем».

Кроме обычного корма, я давала Элле детскую безмолочную кашу, замешанную с «Нутридринком» — это питательная и высококалорийная смесь для людей, которые восстанавливаются после критических состояний. Каша и «Нутридринк» обошлись в 1060 ₽.

Эллу пришлось отселить от других крыс в отдельную клетку. До операции она жила в клетке Savic Zeno 2 с тремя кастрированными самцами, а после возвращения из клиники я пересадила Эллу в Ferplast Casita. В таких крысоводы часто держат старичков: Casita довольно большая, но низкая, поэтому в ней почти невозможно травмироваться. Наполнитель я заменила белыми салфетками, чтобы ничего случайно не попало внутрь раны. В клетке я поставила домик и повесила несколько мягких гамаков.

Среди всех крыс Элла была самой ласковой. Думаю, отчасти это связано с тем, что мы проводили с ней очень много времени, например забирали ее в кровать перед сном. Пока я читала или играла на приставке, Элла лежала у меня на руке.

Меньше чем через месяц Элла вдруг резко почувствовала себя хуже. Она перестала есть и пить, обмякла и почти не шевелилась. Из глаз и носа обильно выделялся порфирин — это выделения эндокринной железы у крыс, которые часто путают с кровью. Здоровая крыса быстро смывает их самостоятельно.

Я снова поехала на консультацию в клинику Сотникова. Врач предположила, что это может быть тепловой удар, и порекомендовала отдать животное в круглосуточный стационар в «Котонае» на капельницу с «Маннитом»  .

В стационаре Элла была двое с лишним суток. За это время она похудела на 40 г при изначальном весе в 319 г. В целом крыса тоже, как мне показалось, стала выглядеть хуже. Дополнительно к «Мелоксидилу» Элле назначили цефтазидим — это антибиотик в форме раствора для инъекций — и отпустили домой.

У нас с мужем была запланирована поездка, которую мы решили не отменять. Я отвезла Эллу на передержку, в которой была уверена. Ей давали лекарства, возили к врачу и в целом следили не хуже, а возможно, и лучше, чем дома.

Тем не менее на передержке Элле стало еще хуже. Ветеринар написала, что это может быть опухоль гипофиза — одного из отделов головного мозга. Но состояние здоровья Эллы не позволяло сделать КТ и проверить. В клинике Сотникова Эллу готовы были принять через два-три дня. Мне казалось, что столько времени у нас нет: Элла не ела самостоятельно уже несколько дней и почти постоянно лежала.

В «Красном лисе» Эллу приняли в этот же день, сделали рентген и предложили сразу начать лечение как при опухоли головного мозга: преднизолон, который должен снимать отек и действовать как противовоспалительное средство, антибиотики цефтазидим и «Марфлоксин», обезболивающее трамадол. Врач Ирина Озеркова посоветовала оставить крысу в стационаре, потому что зверьку нужны были капельницы.

Это был самый тяжелый день за все время лечения. Мне казалось, что все уже позади и на главный риск я уже пошла. Теперь решение нужно было принимать снова, а меня даже не было рядом. Я согласилась оставить Эллу в «Красном лисе». Видимо, диагноз поставили верный: на этом лечении крыса быстро пошла на поправку.

Через полторы недели мы забрали с передержки стабильную и вполне довольную жизнью крысу. Лечение нужно было продолжать: к цефтазидиму добавили «Кетофен» для снятия боли, а еще «Амоксиклав». В итоге Эллу перевели на препарат для лечения доброкачественных опухолей головного мозга и некоторых других заболеваний — «Берголак». Это лекарство она принимала до конца жизни. Думаю, ей это было совершенно не в тягость: перетертый в порошок препарат я смешивала с кашей или мясным пюре.

Этот этап лечения обошелся почти в 19 000 ₽. Прием в «Котонае» стоил 900 ₽, два с половиной дня в стационаре — 8785 ₽, еще 9000 ₽ мы заплатили за передержку и поездки к ветеринару во время нашего отсутствия.

Как я считала траты. В клинике Сотникова всем пациентам заводят карточки, как в человеческих медицинских центрах. В «Красном лисе» назначения выдают на отдельных листах и сразу предупреждают, что у себя информацию не хранят. С момента лечения прошло почти два года, поэтому некоторые документы потерялись.

Заключения ветеринара и чеки из Сотникова и «Котоная» я восстановила, когда готовила эту статью. Это просто: достаточно позвонить в клинику и попросить прислать информацию на почту. Остальные траты я восстановила по выпискам из банков и перепискам в социальных сетях. Стоимость лекарств, если их не нужно было оплачивать сразу вместе с манипуляциями, я посчитала по ценам 2023 года, поэтому цифра получилась приблизительная.

За эти три месяца мы потратили на лечение крысы 52 080 ₽. Потраченных денег я не жалею, хоть эта внезапная болезнь и проела тогда основательную дыру в бюджете. Люди должны нести ответственность за своих животных, и мне кажется совершенно нормальным делать для их выздоровления все возможное.

Я дважды меняла Элле врачей и дважды принимала решения, которые могли стоить ей жизни. Думаю, после этого я стала относиться к идее заводить новых питомцев более осознанно. Я знала, что животные могут и будут болеть, но не представляла, каких сил это может стоить. Еще я поняла, насколько сильно могу любить — и не требовать ничего взамен.

В нашей семье крысы были именно моей мечтой и моим «проектом». Несмотря на это, супруг очень поддерживал меня все это время. Он возил Эллу к врачу, когда я не могла отпроситься с работы или была слишком уставшей, ходил в аптеку за лекарствами. Все расходы на лечение мы разделили пополам, и муж ни разу не укорил меня за траты на «какую-то крысу». Думаю, это и есть настоящие партнерские отношения.

После операции Элла прожила еще год — а всего год и девять месяцев. С одной стороны, это меньше, чем живут крысы в среднем. С другой стороны, год — это больше трети «обычной» крысиной жизни, которую она провела в любви и заботе.