«Если вернусь на родину, меня убьют»: как я живу в России без доку­ментов уже три года

Меня зовут Тимур, и у меня была чудесная жизнь.

Я окончил университет в Пакистане и вернулся в Афганистан, где преподавал математику. У меня была престижная работа, хорошая зарплата, любимая жена и чудесная дочь. Но мне пришлось бежать и увезти семью, потому что нам грозила смертельная опасность.

С 2021 года я живу в России и работаю продавцом. Я пытался получить статус беженца, но ничего не вышло. У меня не осталось надежд легализоваться, и мне страшно думать о будущем. Я рассказал Т⁠—⁠Ж, что привело меня в Россию, как я здесь оказался и с какими трудностями сталкиваюсь. Этот текст — перевод моей истории с английского.

Я родился в столице Афганистана, Кабуле, в 1992 году. В 1996 «Талибан»* захватил город и основал Исламский Эмират Афганистан. На подконтрольной территории талибы ввели шариатское право  . Вся страна была в руинах, а Кабул напоминал декорации к ужастику — разрушенные и пустые улицы, как в кино про зомби.

Талибы уничтожали школы и запретили образование для женщин — им было запрещено даже выходить на улицу без сопровождения брата или мужа. Они жестоко наказывали людей — отрубали руки и стопы и развешивали их на улице. Помню, как отец закрывал мне глаза, когда мы проходили мимо.

В 2001 году американцы начали военную операцию в Афганистане  . Талибы сопротивлялись и обстреливали Кабул. Мой папа погиб во время одной из бомбардировок, когда возвращался домой с работы.

Мама не пережила этого и через год скончалась от инфаркта мозга. Меня и двух младших сестер забрала наша тетя. После прихода американцев она стала учительницей в школе, а в Афганистане в те времена педагоги зарабатывали мало. Ответственность за девочек легла на мои плечи — я был им как отец.

Я обожал учиться, и больше всего мне нравилось естествознание. Но качество образования в стране было низким. В школах могли научить разве что читать и писать на персидском, а остальные предметы объясняли плохо. Освоить их можно было только на частных курсах. Такие открывали те, кто вернулся на родину после обучения в Пакистане, Великобритании, США или других странах.

Я попросил друзей одолжить мне деньги и пошел на частные курсы английского. Программа длилась около 10 месяцев.

В то время все хотели освоить язык, чтобы сотрудничать с американцами. Спрос на учителей был высоким, и меня наняли вести другие курсы, хотя мне было всего 14 лет. Так я смог зарабатывать. Платили мало: около 5000 афгани, что тогда равнялось примерно 5000 ₽.

Взрослый учитель в те времена получал в два раза больше, и даже на эти деньги трудно было содержать семью. Мне и сестрам помогала тетя — давала деньги, чтобы мы могли купить еду и одежду. Благодаря этому я мог тратить часть заработанного на свое образование.

Я продолжал учиться в школе и параллельно ходил на курсы — например, по физике и химии. Всего освоил четыре или пять курсов. В 2012 году окончил 12 классов и поступил в государственный Кабульский университет. Это было нелегко: принимали только одного из десяти. Попасть удалось только на факультет сельского хозяйства, но эта специальность меня не интересовала.

Я отучился год, а после увидел в соцсетях пост о студенческих стипендиях в Пакистане. Я отлично сдал тест на английском и поступил на факультет гражданского строительства в Университете инженерии и технологий в Таксиле.

Это направление выбрал потому, что там преподавали математику — а я с детства любил науки. Кроме того, профессионалы в этой сфере были очень востребованы в Афганистане: нужно было восстанавливать разрушенную страну. Им хорошо платили — до 1000⁠—⁠2000 $⁣ (103 373⁠—⁠206 747 ₽)  .

Вначале учеба давалась тяжело, потому что уровень образования в Пакистане был выше — и я отставал. А еще занятия вели сразу на двух языках — английском и урду, которого я не знал. Первые полгода я сидел в классе словно глухой и ничего не понимал. Но постепенно освоил не только урду, но и пушту  . Уже спустя год я учился с удовольствием.

В 2017 году я закончил учебу и вернулся в Афганистан. Я был полон амбиций: рассчитывал найти хорошую работу, жениться, жить в любимой стране и трудиться на ее благо. Но к тому моменту гражданских инженеров стало слишком много, и зарплаты упали.

Я пытался найти работу полгода, подавался на сотни вакансий. Но ничего не получалось, потому что у меня не было опыта. Меня приглашали на неоплачиваемые стажировки, но я не мог себе этого позволить: денег не было, а я должен был еще и помогать сестрам-школьницам. Я был в таком отчаянии, что даже продавал дрова для растопки и собирался работать уборщиком.

Наконец мне предложили работу учителем математики в частной школе в городе Джелалабад в 150 километрах от Кабула. Я согласился: мне очень нужны были деньги, а преподавать я любил.

Работать в школе было прекрасно. В месяц я получал около 500 $⁣ (51 998 ₽). Расписание было комфортным: я работал с семи утра до двух часов дня, а после мог бесплатно играть с учениками в футбол и крикет. Я купил себе отличный дом, все меня уважали, а ученики при встрече целовали мне руку.

Я получал большое удовольствие от работы. Я мог объяснить ученикам что угодно и делал математику увлекательной. Например, когда мы изучали геометрию и тригонометрию, я выводил их на бетонную футбольную площадку и давал им мелки — и уроки становились интересными и практическими.

Спустя полгода после того, как я нашел работу, мне позвонила тетя. Сказала, что мне пора жениться и она нашла мне хорошую невесту — Мурсал, дочь ее соседа, с которым тетя дружила в детстве. Родственница попросила меня взять эту девушку в жены. Я возражал, что хотел бы сначала накопить денег и выдать замуж сестер. Но тетя настояла, и я приехал в Кабул и встретился с девушкой.

Незадолго до этого Мурсал с 80-летними родителями депортировали из одной европейской страны, и те вскоре умерли. По традиции жених приходит к невесте домой и говорит с ней, а ее отец и мать тем временем находятся в соседней комнате. Но у нее никого не было, поэтому я сам остался в другом помещении.

Мурсал выглядела расстроенной. Я спросил у нее, в чем дело и нравлюсь ли я ей. Предложил познакомиться поближе, потому что мы должны были принять важное решение на всю жизнь. Она ответила, что боится. Ее брат жил в Европе и принял христианство. Некоторых ее родственников и знакомых разозлило такое решение. Они считали, что должны убедить его вновь принять ислам или убить его семью.

Мурсал призналась, что ей все равно, нравлюсь ли я ей, — она лишь хотела, чтобы я ее спас. Она умоляла меня взять ее замуж и забрать из Кабула. Я был в замешательстве: не хотелось жениться на девушке, которой безразличен. Но она мне понравилась.

Я попросил Мурсал не торопиться и дать нам время узнать друг друга получше. Но она настояла на том, что не может ждать. Так мы поженились, и я забрал ее в Джелалабад. Мы жили очень счастливо, и в 2020 году у нас родилась дочь Зухра.

Во времена работы преподавателем я увлекся психологией и стал ее изучать — считаю это необходимым, чтобы жить счастливо и быть в здравом уме. По выходным я стал делиться своими знаниями с учениками, у которых было желание и свободное время.

Также меня заинтересовало христианство. Я видел, что между мусульманами и христианами много непонимания и злобы. Так, многие ненавидели американцев не по политическим причинам, а из-за их религии.

Я стал изучать Библию и другие религиозные книги, чтобы самому разобраться, выступают ли в них против мусульман. Всего прочитал более 70 изданий — Ветхий и Новый Заветы, Евангелия от Иоанна, Матфея и Луки. Я убедился, что в этих трудах нет никакой критики ислама. Более того, Коран и Библия похожи друг на друга.

Меня удивило: откуда тогда столько разногласий и проблем? У нас нет причин ненавидеть кого-либо из-за их веры, ведь ни одна религия не учит ненависти. Я захотел погасить эту вражду.

На занятиях я стал рассказывать ученикам в том числе о Библии и Коране. Хотел, чтобы они поняли, что у них нет причин для злобы по отношению к христианам, и чтобы в мире стало меньше агрессии и жестокости.

В Джелалабаде живут очень религиозные люди, в плохом смысле этого слова. Здесь ненавидели западную культуру и американцев, с которыми в тех краях местами вел открытую войну «Талибан»*. В том регионе, в отличие от Кабула, нельзя было надеть костюм вместо традиционного афганского наряда. За это тебя могли избить или швырнуть что-то в лицо.

Однажды я возвращался домой из школы. Меня окружили шесть или семь человек. Они спросили, почему их сыновья и младшие братья приходят домой и говорят, что учитель рассказывал им про Библию. По их мнению, я должен был говорить только о Коране.

Я испугался и соврал, что на занятиях ничего не рассказывал о Библии. Моя ложь только укрепила их подозрения, будто я хочу обратить их детей в другую веру. Тогда я попытался объяснить, что не делаю ничего дурного — просто хочу, чтобы люди жили в любви и мире.

Один из этих людей попытался ударить меня по лицу. Я занимался боевыми искусствами и отразил его атаку. Подключились другие, и завязалась драка. Мне было не по силам справиться с толпой. Они разбили мне глаз, повалили на землю и стали пинать ногами. Я закричал.

На помощь подъехала полицейская машина, а мои обидчики скрылись. Я испугался и не сказал сотрудникам, что произошло, — просто пошел домой. Жене соврал, что на меня напали воры, которые попытались украсть телефон и деньги. Не хотел, чтобы она переживала.

Но эти люди не оставили меня в покое. Когда я был на работе и жена оставалась одна с полугодовалой дочкой, они приходили к моему дому, стучали в дверь и орали: «Убирайтесь отсюда!»

На свою беду, я продолжил заниматься с детьми и делиться своими идеями. Может, это выглядит как безумие, но я просто люблю свою страну и хотел что-то сделать для своих соотечественников. На мой взгляд, просвещение в таких вопросах важнее, чем математика.

Тогда я совсем не думал о своей жизни. Но моя жена сказала, что я не вправе так поступать, поскольку отвечаю за них с дочкой. Недовольные продолжали приходить к нам домой и требовать, чтобы мы убирались. Они говорили, что дают нам последний шанс, — и я понимал: только угрозами все не ограничится.

Поехать в Кабул мы не могли, потому что там была в опасности моя жена. Я спросил работодателей, не могут ли они перевести меня в другое место, но вакансий не было. Я хотел перебраться в Пакистан, потому что учился там и у меня было много друзей. Но мы могли получить визу только на шесть месяцев, а после нас бы депортировали.

Наша жизнь была под угрозой. Я не знал, как нам спастись, и был согласен бежать куда угодно. Друг рассказал мне, что можно попасть в Россию, если купить билет на матч Евро-2020  . Я подумал, что это неплохой вариант, чтобы переждать опасность.

Мой друг оформил билеты в Москву для меня, жены и дочки. Перелет на человека стоил 2000 $⁣ (207 994 ₽), еще по 400 $⁣ (41 598 ₽) мы отдали за билеты на матч. Эти деньги я взял из накоплений, также помогли друзья. Почти все авиабилеты были распроданы, поэтому получилось так, что мой вылет был на следующий день, а рейс жены и дочки — через две недели.

Я попросил друга, которому полностью доверял, позаботиться о моей семье. Успокоил жену, что мы скоро увидимся, и улетел в Россию. Но их рейс отменили из-за коронавируса, а после чемпионат закончился и прилететь без визы было уже невозможно.

Изначально я рассматривал Россию как временный вариант: надеялся, что в Афганистане сменится правительство — и я смогу вернуться на родину. Но в августе 2021 года к власти в стране вновь пришел «Талибан»*. Так я потерял последнюю надежду: если вернусь на родину, меня убьют.

Когда я попал в Москву, первым делом отправился на один из рынков — знал, что там много выходцев из Афганистана. Это одно из немногих мест, где может трудоустроиться человек без документов.

Я отыскал других афганцев и попросил дать мне хоть какую-нибудь работу. Меня взяли продавцом в ларек, где продают аксессуары для волос — например, заколки, резинки и ободки. У меня было три обязанности: разгружать товар со склада, поддерживать порядок и обслуживать клиентов.

Сначала я справлялся только с первыми двумя, потому что не знал русского, а с покупателями общался второй сотрудник. Но уже через несколько месяцев я выучил много простых фраз, например «Это почем?», «Качество хорошее», «Стоит сто рублей» и стал говорить с покупателями. Работать было тяжело: до переезда в Россию я никогда не занимался физическим трудом.

Мой начальник помог мне и с жильем: пригласил в его съемную квартиру. Я поселился в комнате с его братом, в другой жил он сам. Владелец квартиры, тоже иностранец и друг моего босса, был не против.

Мы с женой очень страдали из-за разлуки. Я ходил по разным организациям и просил помочь мне перевезти семью в Россию, но ничего не выходило. Я даже хотел вернуться на родину, но жена остановила. Наконец я нашел людей, которые могли оформить приглашение на въезд за деньги.

Это стоило дорого — 8000 $⁣ (831 976 ₽), но я был готов отдать любые деньги. Я занял у друзей: многие из них после прихода к власти «Талибана»* уехали в США и Европу, поэтому могли меня поддержать. Так спустя год моя жена и дочь наконец-то приехали в Россию по трехмесячным визам.

Почти сразу после того, как я прилетел в Россию, я попытался легализоваться. Для этого я обратился за помощью в комитет «Гражданское содействие»**  , чтобы попробовать легализоваться. Я так и сделал.

В комитете предоставили адвоката, который помог мне просить убежища. Мне отказали в Главном управление по вопросам миграции, ГУВМ, по Москве, и я трижды пытался обжаловать это решение — в ГУВМ по России, районном суде и Мосгорсуде. Но ничего не получилось. Как сказал юрист, больше пытаться не стоит. Если я попробую еще раз, то на меня могут донести в полицию — и это повысит риск депортации.

Многие иностранцы, с которыми я познакомился на работе, рассказывали: это типичная ситуация. Практически никто из них не смог получить статус беженца. Подать документы вправе любой, но почти все прошения отклоняют  . Все говорили мне, что я просто зря теряю время, но мне все равно хотелось попытаться.

Моя жена тоже обратилась за убежищем сразу же, как только приехала в Россию. Ей тоже отказали. Она дважды безрезультатно пыталась обжаловать это решение, в последний раз — в 2024 году, когда была на последних месяцах беременности.

В Москве у нас родились еще двое детей.

По опыту моих знакомых, единственный способ легализоваться в России — вступить в брак с гражданином, завести ребенка и хорошо выучить язык. Но для нас с женой этот путь закрыт. Уехать в другую страну мы не можем: у нас нет действующих документов.

Когда моя жена и дочь переехали в Россию, мы стали вместе жить в одной комнате. Брат моего начальника переселился во вторую, а сам он — съехал. На декабрь 2024 аренда квартиры стоит 60 000 ₽, и я плачу половину этой суммы.

Я по-прежнему тружусь на рынке, там мне платят 2000 ₽ в день. Работаю ежедневно. Уже в пять утра выхожу из дома, а возвращаюсь в семь-восемь часов вечера. Раньше начальник не разрешал брать выходные, но теперь он уважает меня и иногда отпускает отдохнуть. Теперь я изредка остаюсь дома в воскресенье.

Я просто ненавижу свою работу. Я безумно устаю: мне приходится вставать в четыре утра, а ложусь спать в 11—12 часов ночи, потому что раньше мне не даст уснуть старшая дочь — она хочет играть со мной. На рынке запрещено садиться или пользоваться телефоном. На обед дают всего десять минут. Как только я прихожу в магазин, сразу же начинаю смотреть на часы. Мне надоело каждый день делать одно и то же.

Работать в таком режиме соглашаются только иностранцы, у которых проблемы с документами, — на другую работу нас не возьмут. Из-за этого мне не удается учить русский: на рынке все говорят на своих национальных языках — например, индийском, турецком, урду или таджикском. Чтобы повышать свой языковой уровень, во время работы стараюсь слушать российские фильмы в наушниках.

Один афганец, который тоже работает на том рынке, женился на россиянке, получил гражданство и оформил статус индивидуального предпринимателя. В конце 2023 года он предложил мне вместе делать бизнес на Wildberries.

Этот мужчина запустил на платформе магазин, а я должен был оформлять карточки товаров и заниматься продажами. Мы договорились, что он будет платить мне 50 000 ₽ в месяц в течение трех месяцев. Если бизнес пойдет, то мы станем партнерами и будем делить прибыль пополам. Я договорился с начальником, что уволюсь, а в крайнем случае — устроюсь обратно.

К сожалению, у меня ничего не вышло. Я делал описания для товаров и переписывался при помощи Chat GPT, и покупатели сразу понимали, что я нерусский. За три месяца я заработал только 10 000 ₽, и мне пришлось вернуться на рынок.

Я прихожу в отчаяние от того, что тружусь как проклятый, но к концу месяца не могу скопить даже пары тысяч рублей. Продукты и жилье стоят дорого, а еще мне приходится постоянно давать взятки полиции.

Многие сотрудники уже знают меня в лицо и специально останавливают для проверки документов. Приходится отдавать от 2000 до 15 000 ₽. Порой мне помогает мой начальник: он либо платит за меня, либо одалживает мне деньги.

Бывает, что меня задерживают четыре-пять раз в месяц. Иногда отпускают быстро, а иногда — отвозят в отдел. Меня держат в камере, не дают есть и пить, не выпускают в туалет. Изредка приходится ночевать там же. Начальник относится к таким ситуациям с пониманием, но я очень боюсь, что однажды лишусь из-за этого работы.

В последний раз у меня не было при себе наличных, и мне угрожали депортацией. Мой начальник готов был скинуть деньги на банковскую карту полицейских, но они не согласились — боялись, что так их смогут поймать и наказать за взятки. На меня сильно давили: требовали наличные, держали в холодной камере и не давали даже воды.

Меня выручила русская подруга: она пришла в отдел и уговорила отпустить меня. К россиянам полицейские относятся по-другому: боятся попросить взятку или нарушить их права. Если бы не она, меня бы, наверное, депортировали.

С этой женщиной я познакомился благодаря одной православной организации. Я нашел ее, когда искал способы перевезти семью из Афганистана. Тогда мне не смогли помочь, но позже пригласили готовить и раздавать еду бездомным по воскресеньям. Я иногда присоединялся и был очень впечатлен тем, что делают эти люди.

Это вдохновило меня снова изучать Библию. Я стал задавать вопросы своим новым друзьям. Одна из них представила меня священнику. Также я сам познакомился со служителями американской православной церкви, с которыми мог общаться на английском.

В конце концов я решил стать православным. Я уважаю ислам, но христианство мне ближе — для меня это религия мира и добра. Я крестился сам, а позже православие приняли моя жена и дети.

Другие члены этой организации тоже стали для меня семьей. Они чудесные люди, которые заботятся обо мне и поддерживают. Я всегда стараюсь справиться сам и лишний раз не прошу о помощи, но иногда без нее не обойтись. Например, когда моя жена рожала, члены организации устроили ее в больницу.

В «Гражданском содействии»** мне тоже помогают с лечением — например, сделать прививки младшим детям. Малыши получили свидетельство о рождении, но ОМС положено только людям с легальным статусом. Еще моя жена заболела, и комитет оплатил ей операцию — 75 000 ₽. Мы бы никогда не смогли позволить себе такого дорогого лечения. Также меня иногда поддерживают материально.

Мне приходится дважды подумать, прежде чем купить шоколадку дочке: даже лишние 100 ₽ для нас — серьезная трата. Но мне стыдно и горько, что я не могу порадовать свою дочь и жену. Я стараюсь баловать их хотя бы какими-то недорогими сладостями.

Я благодарен обеим организациям и моим новым друзьям за то, что они помогают мне и поддерживают. Если бы не они, я был бы абсолютно одинок и несчастен. Очень уважаю их и ценю. Эти люди — настоящие ангелы.

Я люблю россиян. Они очень добры, особенно к моей жене и детям: им всегда уступают место в транспорте. Мне нравится русская культура и то, что здесь любят учиться и тянутся к знаниям.

Мне нравится, что русские любят детей. Наши пожилые соседи иногда чем-нибудь угощают мою старшую дочь и всегда интересуются, могут ли чем-то помочь. Если Сара вдруг ведет себя невоспитанно, то люди вежливо объясняют, что не так.

В России даже полицейские хорошо относятся к детям: если я гуляю с женой и малышами, они не проверяют документы. Когда я езжу по делам — например, оформить бумаги, — стараюсь брать с собой дочь, словно она моя виза. Сам же я лишний раз боюсь выйти на улицу — будто заключенный.

Сара тоже почти весь день сидит дома, потому что моей жене трудно пойти на прогулку одной с тремя детьми. Девочке очень скучно. Мы пытались отдать ее в детский сад, но нам отказали из-за отсутствия документов.

Если моих детей не возьмут и в школу и они не смогут учиться, это будет моим самым жутким кошмаром.

Я живу в постоянном страхе и стрессе. Вдруг нас выгонят из квартиры? Как я найду другой дом и смогу ли платить аренду один? А если меня депортируют? В Афганистане моя жизнь под угрозой.

Но еще страшнее думать о том, что случится с моей семьей. Кто о ней позаботится? Как моя жена сможет платить аренду и воспитывать троих детей?

Такая жизнь невыносима. Много раз я думал вернуться на родину, но меня отговаривали друзья. Они говорили: «Если поедешь туда, умрешь». Я отвечал, что лучше погибнуть один раз, чем умирать каждый день. Но тогда будет некому заботиться о моей семье. Это единственная причина, по которой я продолжаю жить.