«Ощущаю себя старшим товарищем»: как я оформила опеку над подругой дочери

Мне 47 лет, мужу — 49. У нас двое кровных детей, а в июне 2021 года появился новый член семьи — П., сейчас ей 17.

Около пяти лет назад я говорила мужу, что хотела бы взять ребенка из детского дома, когда наши дети вырастут и будут жить самостоятельно. В 15 лет без попечения родителей осталась подруга моей дочери, и мы решили принять в семью ее.

Еще подростком я прочитала повесть Альберта Лиханова «Благие намерения», которая рассказывает о молодой женщине, воспитательнице в детском доме, и ее попытках организовать для подопечных гостевые семьи. Уже в то время я думала, что смогла бы принять ребенка сама.

Когда наши с мужем дети стали взрослеть, я начала поднимать тему усыновления. Он не то чтобы рьяно соглашался, но и не отказывался. Мы в то время активно делали ремонт, и муж говорил, что обсудим этот вопрос, когда закончим.

Примерно за год перед тем, как П. осталась без родителей, с ней познакомилась дочка — они ровесницы. П. приходила к нам в гости, оставалась с ночевкой, мы брали ее с собой, когда ехали куда-то гулять. Меня удивляло, что ей никогда не надо было отпрашиваться у родителей, но я не задавала вопросов.

Не буду останавливаться на причинах, так как это не моя история. Но в 15 лет П. изъяли из семьи и определили в один из реабилитационных центров Самарской области, где мы живем. Дочь стала несколько раз в неделю навещать подругу. Я видела, как переживает эту ситуацию мой ребенок, и мне хотелось поддержать именно ее, свою дочь. Хотя о П. и ее чувствах я тоже задумывалась.

Где-то месяц или полтора я размышляла, хватит ли у меня мудрости принять чужого, уже взрослого ребенка в свою семью, смогу ли я не делать явного разделения между ней и кровными детьми.

Когда решение созрело, я записалась на прием к директору реабилитационного центра, где проживала П. Директор посоветовала оформить гостевой режим: в этом случае девочка должна была жить в их центре, но выходные и каникулы могла проводить у нас.

Я обсудила ситуацию с мужем, и он принял мою идею поддержать П. Наша дочь с радостью восприняла эту новость. А вот сыну мы сообщили не сразу: у него начинался переходный возраст, поэтому он настороженно воспринимал все новшества.

П. сначала отказалась. Психолог реабилитационного центра сказала, что это нормально: девочка испытала сильный стресс от изъятия из семьи, ей пришлось принять этот факт и привыкнуть жить в новом месте. Директор центра посоветовала не отчаиваться и выстроить доверительные отношения. Под свою ответственность она иногда отпускала П. к нам в гости, чтобы мы могли погулять в парке или, к примеру, сходить в кино.

Я решила не обращаться в орган опеки, пока девочка не согласится жить с нами, и это оказалось ошибкой: с началом пандемии ковида в реабилитационном центре ввели строгий карантин, наши встречи прекратились. Он длился шесть месяцев, и, несмотря на то, что мы старались поддерживать связь с девочкой, за это время она отдалилась.

Тем не менее П. все-таки согласилась войти в нашу семью. Когда карантин ослабили, я обратилась в отдел опеки нашего района, где мне выдали перечень документов, необходимых для оформления гостевого режима. Посмотрев на него, я даже не сомневалась, что управлюсь за месяц, но в итоге мне потребовалось почти девять. Вот как я собирала бумаги.

Заявление о желании взять ребенка на гостевой режим. Бланк дали специалисты органа опеки.

Справка об отсутствии судимости. Заказала через личный кабинет на портале госуслуг, куда она пришла ровно через месяц.

Справка из паспортного стола. В ней должно было быть прописано, кто проживает в доме, где будет находиться девочка. Обычно такую справку делают за день, но сначала специалист была в отпуске, а потом — на больничном. Заменить ее было некому, и отдел почти месяц не работал.

Справка по форме 164/у. Требовалось сдать общий анализ крови, а также сделать флюорографию, анализ крови на гепатиты и антитела к вирусу иммунодефицита человека. Еще надо было пройти инфекциониста, фтизиатра, психиатра, нарколога и терапевта.

Сложности поджидали меня и здесь. Анализы выявили критически низкий гемоглобин — 48. И мне отказались подписывать документы, пока я не решу вопрос со своим здоровьем.

В феврале 2021 года на две недели я легла в государственную больницу, где мне сделали переливание крови и выдали направление, чтобы обследоваться дальше и выяснить причину заболевания. В больнице я заболела ковидом и еще две недели лечилась дома.

Выздоровев, я попыталась записаться на рекомендованные обследования по ОМС. Но записи к врачам не было, или ее предстояло ждать не менее месяца, и я решила лечиться в частной клинике. Потребовалось провести операцию. На обследование, саму операцию и восстановление ушло около полутора месяцев и 180 000 ₽ — с учетом того, что некоторые анализы я смогла сдать в государственных клиниках.

В итоге на то, чтобы решить вопрос со здоровьем и получить заключение медкомиссии, я потратила три месяца.

Согласие на гостевой режим от всех проживающих в доме старше 10 лет, то есть от мужа и двоих детей. Разумеется, они его дали. Дети очень трогательно переживали из-за ситуации, в которой оказалась П. Готовились к ее приезду: освобождали в шкафу полки для вещей, вместе с нами ездили выбирать для П. диван-кровать.

Осмотр жилья. Через две недели после того, как я сдала документы, нас посетил специалист опеки — он должен был осмотреть жилье. Меня особенно удивило, что для того, чтобы взять ребенка в семью, в квартире обязателен телевизор.

Заключение из опеки. Было готово еще через две недели, оно оказалось положительным.

К лету 2021 года гостевой режим был оформлен, и мы забрали П. из реабилитационного центра, где она провела чуть менее года.

Первое время дети целыми днями катались на велосипедах. Потом наша кровная дочь стала предлагать какое-то другое времяпрепровождение. У детей были обязанности по дому, на фоне чего иногда возникало небольшое недопонимание. Ярких конфликтов не было, но мелкие ссоры случались.

На время гостевого режима мне выплачивали деньги на покупку продуктов для П. Точную сумму не помню, около 120—150 ₽ в день. Продукты должны были быть строго по разрешенному перечню: за все деньги мне надо было отчитываться в реабилитационном центре чеками.

Питались мы, конечно, вместе. А на выделенные деньги дополнительно покупали П. фрукты, печенье, соки, воду.

За время гостевого режима к нам несколько раз приезжали из отдела опеки. Никто не проверял холодильник и не искал пыль по углам, а о своем приезде нас предупреждали заранее, поэтому стрессом такие проверки не были. Напротив, все посещения проходили очень душевно. Сотрудники интересовались, слушается ли П. взрослых, соблюдает ли распорядок и правила дома, спрашивали девочку, нравится ли ей у нас, и рекомендовали принимать участие в общих делах. Беседы проводились как наедине, так и совместно.

Во время таких визитов я узнала, что у девочки должен быть опекун, потому что после девятого класса она будет учиться в колледже. Тогда П. сможет жить в общежитии, а в выходные приезжать к нам. В семье этот план вопросов не вызвал — мы с самого начала обсуждали такой вариант.

Передо мной опять встала задача собрать документы по списку. Причем гораздо большему, чем для гостевого режима. Среди прочего требовалось представить справки об отсутствии задолженностей по квартплате, мою характеристику и справку о доходах с работы. Так как справка о прохождении медкомиссии действительна полгода, проходить ее повторно не пришлось. Я сделала только флюорографию, срок действия которой подходил к концу.

Сотрудники опеки рекомендовали начать сбор документов со школы приемных родителей. К счастью, мне повезло найти заведение, где к занятиям приступали через несколько дней и которое удобно располагалось территориально.

Сначала я прошла собеседование с психологом, который спрашивал, как мы решаем конфликты с детьми, почему решили взять П., задавал вопросы из детства и в целом о жизни. Я не знаю, отсеиваются ли на этом этапе возможные кандидаты, но меня к занятиям допустили.

Они проходили дважды в неделю по 3—3,5 часа, вели их несколько психологов. Было очень непривычно рассказывать о своих мыслях и чувствах десятку таких же будущих опекунов, выслушивать их и обсуждать страхи.

Дома смотрели рекомендованные фильмы «Семья по-быстрому», «Второй лучший», «Похороните меня за плинтусом». Также нам задавали читать книги «Самая важная книга для родителей» Юлии Гиппенрейтер, «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» и «Большая книга про вас и вашего ребенка» Людмилы Петрановской, «Как любить ребенка» Януша Корчака, «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева, «Посмотри на него» Анны Старобинец. Затем мы обсуждали прочитанное и увиденное.

Особенно мне запомнились занятия об утратах, в том числе когда родители оставляют детей, и их последствиях. Еще было интересно писать сказку: в ней надо было рассказать ребенку, как он появился в семье, скрывать правду не рекомендовали. Так как девочка у нас взрослая и не строит иллюзий, я сначала не понимала, какой сюжет придумать, но потом слова сами сложились.

Через полтора месяца был устный экзамен на знание теоретических моментов. Готовились по методичке, ссылку на которую дали еще на первом занятии. Темы были те же, что и на занятиях: трудное поведение, эмоциональное выгорание, отношение с кровной семьей, утраты, сексуальное воспитание, родительские компетенции.

Кроме устного ответа, надо было решить задачу, которая представляла собой пример жизненной ситуации, объяснить причину поведения ребенка и найти способы решения проблемы.

Экзамен в нашей группе принимали в один день, но каждого вызывали к определенному времени. Мне предстояло отвечать одной из последних, и ожидание тревожило.

Я сдала экзамен и получила свидетельство о прохождении школы приемных родителей. Оно бессрочное, и его можно будет использовать, если мы в дальнейшем захотим принять в семью еще одного ребенка. Но некоторые оказались не готовы быть приемными родителями. Насколько я поняла, им рекомендовали пройти курс у психолога.

Не могу сказать, что после посещения школы я стала гуру по воспитанию детей, но какой-то вектор для движения получила.

Оформить документы удалось к концу августа 2021 года. На руки я получила договор с администрацией района о том, что я патронатный воспитатель до совершеннолетия П.

Такую форму возмездной опеки мне предложили выбрать, когда предполагалось, что П. будет жить в общежитии при колледже, а в выходные приезжать домой. Но к этому моменту стало понятно, что мы сможем жить семьей и в будние дни. Да, П. не близко добираться до учебы, и с точки зрения экономии времени и денег, конечно, общежитие было бы лучшим вариантом. Но мы очень стараемся, чтобы эти минусы компенсировались наличием дружной семьи и внимательных взрослых.

Моя зарплата. Отличие опекунства от приемной семьи в том, что ребенка берут на воспитание в семью на возмездной основе. Каждый месяц мне на карту приходят деньги со статусом «заработная плата» — около 4200 ₽. Когда П. исполнится 18 лет, я перестану получать зарплату приемного родителя.

Выплаты П. Часть положенных пособий приходят на счет П., которым она сможет воспользоваться после 18 лет. При необходимости мы берем в опеке разрешение на снятие с него денег. Например, у П. сложная миопия — год назад мы заказывали ей сложные очки, которые обошлись почти в 20 000 ₽. Эту сумму сняли со счета.

Другую часть выплат и социальную стипендию П. получает на свою карту и тратит сама.

Знаю, что в 2022 году она получила на одежду и обувь чуть больше 30 000 ₽, на канцтовары — около 1000 ₽. Эти деньги перечисляют раз в год.

На содержание ей каждый месяц переводят около 7500 ₽. Кроме ежемесячной стипендии от колледжа, которая составляет около 1000 ₽, девочка получает социальную — тоже чуть больше 1000 ₽. Еще приходят какие-то деньги на проезд.

В среднем в 2022 году на счет П. поступало 17 000—18 000 ₽ в месяц. Выплаты сохранятся до окончания колледжа. Через суд я подавала документы на алименты, но родители их не платят.

Отчетность. Я должна каждый год сдавать отчет опекуна. Для этого мы берем выписку из банка, куда приходят выплаты и пособия. А в опеке проверяют, чтобы ребенок получил на свой счет все положенные суммы.

Еще у нашей семьи есть куратор, иногда она приезжает к нам домой, а иногда мы ездим к ней. Примерно раз в полгода мы с П. посещаем психологов, которые беседуют с нами, проводят тестирование. При необходимости на эти встречи можно приехать всей семьей.

Траты. Во время оформления попечительства я решила, что мы будем относиться к П. как к нашим кровным детям. Мои родители тоже делают на праздники одинаковые по сумме подарки и ежемесячно выдают со своей пенсии «стипендию» каждому.

Базовые потребности П. мы закрываем из семейного бюджета — расходы на питание, одежду, общие семейные развлечения, транспорт, абонентскую плату за телефон. А вот если П. хочется купить, к примеру, третьи джинсы, она это делает сама.

Этим летом мы с детьми ездили в конно-байдарочный тур, они самостоятельно отдыхали в палаточном лагере при деревне ездовых собак «Серебро Севера», а затем мы всей семьей жили в парк-отеле. Раньше П. не была на подобных мероприятиях. Ей очень понравилось в парк-отеле и конно-байдарочном туре. А вот из палаточного лагеря она хотела скорее уехать: зверствовали комары.

Наш куратор из опеки говорит, что П. должна участвовать в бюджете семьи, так как государство выделяет ей на это деньги. Но у нас так сложилось изначально.

Жилье. По исполнении 18 лет П. жилье не положено. Это связано с тем, что у нее есть малюсенькая доля в доме родителей, купленном при использовании материнского капитала. Но возвращаться туда, где тебя не рады видеть, — не очень хорошая идея.

Продавать долю тоже не вариант: вряд ли найдутся желающие. Это подтвердили несколько консультаций с юристами и специалистами отдела опеки. Я пыталась понять логику закона, но в опеке мне сказали ее не искать: жилье есть — и П. сама решает, жить там или нет.

Отношения. У нас с П. есть свои шуточки, словечки, подколы. В течение дня она присылает мне сообщения с мемами, а по вечерам рассказывает новости.

Когда девочка начала жить с нами, я заметила, как повзрослела кровная дочь: теперь она очень заботится о П. и брате, которому 14 лет. Сейчас, когда П. учится в колледже, а дочь — еще в школе, их дружба немного остыла: у каждой появились свои подруги и интересы. Обе «девочки с характером»: могут из-за ерунды не разговаривать по несколько дней или язвить в отношении друг друга.

Иногда дочери кажется, что я слишком балую П., или наоборот, причем обе они не стесняются это мне высказывать. Но в целом отношения у нас складываются как в любой семье.

Да, сложно. Сложно не перестараться с жалостью. Сложно в угоду жалости не обделить кровных детей вниманием и заботой. Сложно объективно оценивать ситуации. Но мы стараемся — все вместе. Учимся общаться и ценить друг друга.

Возможно, в моем рассказе вы не заметили по отношению к ребенку слова «любовь». Все потому, что изначально мотив принять его в семью был неправильный — я как раз о жалости. Ощущаю себя старшим товарищем, который поддержит, направит, посоветует. У нас есть привязанность — это, надеюсь, тоже немало.