«Эхо бандитизма затихло только в нулевые»: 8 крими­наль­­­ных воспоминаний жите­лей Казани

Благодаря сериалу «Слово пацана. Кровь на асфальте» многие зрители узнали, какой опасной раньше была жизнь в Казани.

Но среди наших читателей из Татарстана нашлись те, кого не удивишь уличными разборками на экране, — они наблюдали все это в реальности. Мы собрали их истории — о страхе перед выходом на улицу, драках в подъезде, «крышевании», неудобных вопросах и грабеже средь бела дня.

Мой отец работал летчиком, и часть ужаса девяностых я не застал: у нас были продукты, мы сносно одевались. Но что было с бандитизмом в Казани — это, конечно, ужас. Стрельба во дворе, бесконечные драки, мутные люди, героиновые наркоманы, везде использованные шприцы.

Эхо бандитизма у нас более или менее затихло только в нулевые. Но ощущение ужаса происходящего осталось до сих пор. Одноклассник, у которого появился игровой телефон, был ограблен в первый же день. Снимали с людей одежду прямо на улице. Друзей семьи пытали утюгом, потому что бандюганы узнали о продаже машины. Еще одного друга семьи зарезали прямо в машине два героинщика.

Для меня девяностые — это самый трешовый бандитизм. Мать, помню, платила за крышу бандитам, потому что у нее была крошечная палатка на рынке. Бесконечно можно перечислять ужасы того времени.

Я училась в одном из СПТУ Казани. Так нам на первом уроке политэкономии преподаватель объяснял, представители каких группировок учатся в нашем училище, кто из них враждует между собой, а кто в нормальных отношениях. И в конце предупредил, что ходить в одиночку по училищу и прилегающему к нему району не стоит, так как в случае чего нам никто помочь не сможет. Группа у нас состояла только из девчонок.

Я сам был группировщиком. Тогда было так: или ты чушпан и тебя на каждом углу чмырят, или с братвой, от которой получаешь в десять раз больше за каждый «проступок». Третьего варианта просто не было.

Хочешь кроссовки носить, хочешь часы «Монтана»? Иди мотайся. Нет? Сандалии на носки и мелочь готовь, чтобы до магазина дойти и маме продукты купить, за которыми тебя послали.

Я из Казани. Застала только отголоски «феномена»  . Этого хватило, повторять неохота.

То, что показано в сериале «Слово пацана», — это о-о-очень мягкий вариант. Реальность — это когда не знаешь, вернется твой папа вечером или нет, когда десятилетний одноклассник при невыясненных обстоятельствах оказался под товарным поездом, когда страшно заходить в подъезд, потому что там снова кого-то ждут. Перечислять можно бесконечно…

Сам жил и живу в Казани, на 1978—1992 выпали мой подростковый период и юность. У меня двоих друзей убили. Одного забили лопатами — не успел добежать и запрыгнуть в автобус при набеге на чужую улицу, хоронили всем Новотатарским районом. Второго убили в Москве выстрелом в глаз.

К счастью, самому не довелось мотаться, хотя одно время желание было, приходили дворовые пацаны, звали, мама уберегла.

Чушпаном не был, дружил с теми, кто мотался. Пытались стрясти деньги на общак — не дал. Отстали, не били. Делали всякие бомбочки, особенно из сифонов, хорошо бабахало, одному пацану пальцы оторвало.

Когда перед армией в 1987 году переехал в 8-й микрорайон, встретили, как говорится, с монтажками меня в подъезде. Я отбился, ударив главного по носу, и успел запрыгнуть в лифт, правда, по руке монтажкой попало. Добежал до квартиры, схватил железный дрын, выбежал на улицу, а их и след простыл, больше никто не приставал.

Благополучно отслужил два года, и в 1991 году восьмовские предлагали вступить к ним, но отказал им из-за учебы. Больше никто не подходил. А с 1993 все группировки как-то сами рассосались, видимо, власти серьезно взялись за «казанский феномен».

У них были правила: женщин, детей и стариков не трогать, не курить, не пить алкоголь, воровство, вранье и предательство жестоко карались, лежачего не били, уважалась смелость, правдивость, сила и послушание, были постоянные занятия спортом. Не зря именно в Казань стремились все особисты и покупатели из элитных родов войск (погран, ВДВ и подводники) — забирать в армию казанских пацанов. Именно казанских, не из колхозов и деревень или из других городов ТАССР, потому что казанские были обучены высокой дисциплине, смелости и преданной службе в СССР.

После 1985 года «правильная» мораль группировок пошла спадать из-за появления в них уголовных элементов. Начались убийства, изнасилования, воровство, грабежи.

Следом наступила эра 90-х: бандитизм, крышевание, рэкет. Казань заполонили наркоманы. Помню, покупал у них сворованные из машин магнитолы за копейки и перепродавал. Выживали кто как мог, длилось это до 2005 года. Потом наркоманы исчезли.

В 1970—1980 годы я жила на Адельке, школа была у Кремля. Многие ровесники, кто мотался и не мотался, в 1990-е и позже сгинули от наркоты или были убиты. А в 1980-е пацанские и бабские конторы воспринимала как должное, повсеместное явление.

Впервые поняла, что не везде так, когда начала покидать Казань, выезжать за пределы Поволжья. Когда местные — будь то Кавказ или Украина — узнавали, откуда мы, часто спрашивали, как нам вообще удается выходить на улицу и оставаться живыми. О «казанском феномене» напишет The New York Times, по Союзу раструбит сарафанное радио.

А после мы перешагнули в 1990-е, и именно тогда начался окончательный беспредел, когда тебя просто хватали на улице и запихивали в машину. Говорят, победителей не судят, и это подтверждается их нынешним статусом и даже медийностью. Прав тот, кто выжил.

Мое детство пришлось на семидесятые — начало восьмидесятых. Коммунизм уже не построили. Эпоха дефицита — ты счастливчик, если достанется эскимо, и грустно, если прямо перед тобой оно закончилось. Стали появляться талоны на продукты.

Сначала мы жили в самом центре Казани. В школе нас называли базарно-вокзальные дети. Мой дом находился как раз между железнодорожным вокзалом и рынком. Вокруг были жуткие трущобы, старенькие заброшенные дома, зимой мы с них как с горки катались.

Потом мы переехали на окраину в новую квартиру. Транспорта не было, ходили пешком четыре остановки до автобуса. Мне пришлось бросить фигурное катание, исторический кружок.

Самое ужасное — что не стало той вольницы, к которой я привыкла. Раньше центр города был наш. А тут разделение на коробки, бегущие толпы гопников с монтажками. Вопросы: «Ты из какой коробки, а кто старший?» Меня перестали выпускать на улицу.

«Я благодарен своему однокласснику за то, что во время разборки он сказал: „Этого не убивать“. Да, меня побили, но я остался жив!» Вот такие воспоминания.

И до сих пор в критической ситуации у меня включается внутренний гопник.

В девяностые и начале нулевых малым приезжал в Набережные Челны к тете в гости. Очень мне нравилось там: широченные проспекты, дома, автобусы-гармошки. Мечтал туда переехать жить. Но преступность была в то время, ОПГ всякие, подростки асфальт делили, в местной газете читал про их разборки «стенка на стенку». Двоюродного брата серьезно покалечили, связался с какими-то бандосами.

После школы переехал и учился там пять лет, уехал оттуда в 2012 году и не жалею. Как была в самом начале большая спальня при большом заводе, так и осталась.