«Круть»: какой полу­чилась новая книга Виктора Пелевина о петухах и динозав­рах

3 октября вышел двадцать первый роман Виктора Пелевина.

События происходят в будущем. Главный герой прошлой книги автора, «Путешествия в Элевсин», в этот раз должен остановить возвращение динозавров на Землю.

Мы прочитали «Круть» и теперь рассказываем, что Виктор Пелевин приготовил для нас в этом году. Если коротко — рыбу.

События книги стартуют спустя некоторое время после финала прошлогоднего романа «Путешествие в Элевсин». Старший оперативник отдела внутренних расследований корпорации Transhumanism Inc. Маркус Зоргенфрей победил языковую модель Порфирия Петровича и сам занял место римского императора в виртуальной симуляции.

Но Земля снова под угрозой. Древнее зло, называющее себя Ахиллом, мечтает вернуть Мезозой и сделать динозавров снова великими. Для этого дух связывается с главпетухом Кукером из ветроколонии № 72 имени Кая и Герды. Маркусу нужно узнать, как именно Ахилл собирается воплотить свой план в жизнь, и предотвратить гибель человечества.

«Круть» — уже четвертый роман Пелевина во вселенной Transhumanism Inc. Казалось бы, к этому моменту читатель должен прекрасно знать, как работает выдуманный автором мир, и хорошо ориентироваться в нем. Можно переходить сразу к делу — «остросюжетному триллеру-детективу», как сказано в издательской аннотации. Но Виктор Пелевин снова наполняет текст экспозицией — пожалуй, даже более прямолинейной, чем раньше.

В любой непонятной ситуации Маркус обращается к справке системы HEV. Перед глазами героя возникает блок текста, объясняющий какое-то явление или термин. Своего рода энциклопедия — больше для читателя, чем для Зоргенфрея. Так мы узнаем, например, что вообще такое Круть, как петухи встали на вершину тюремной иерархии, почему они воюют с женщинами-курами, в чем особенность угла Лукина и еще много чего. Подобных справок в книге огромное количество, и каждая — готовый материал для фанатской «Вики» по «Трансгуманизму».

Да, без этих объяснений понять происходящее в «Крути» было бы невозможно. Однако сам метод поначалу вызывает только головную боль. Справки оторваны от повествования, практически никак не вплетены в него. Со временем привыкаешь, но не дает покоя вопрос: что мешало Пелевину передать всю эту информацию в многословных экспозиционных диалогах, как в предыдущих книгах?

При этом все эти справки рассказывают о чем-то новом — о чем раньше во вселенной Transhumanism Inc. либо упоминалось вскользь, либо не говорилось вовсе. Поэтому от читателей, незнакомых с предыдущими тремя книгами, многое ускользнет. Здесь не расскажут, кто такие баночники, какой таер лучше, чем знаменит вбойщик KGBT+ и что вообще такое вбойщик.

«Круть», хоть и рассказывает плюс-минус самостоятельную историю, в значительной степени «вечеринка для своих». Для тех, кто пережил драки на страпонах, не умер от кринжа на прошлых частях и не опустил руки в попытках понять: а к чему Пелевин ведет?

В своих книгах Виктор Пелевин регулярно вступал в диалог как с критиками, так и с другими писателями. Скажем, в «Бэтман Аполло» упоминался Владимир Сорокин. Тот, к слову, ответил едкой и остроумной главой из «Теллурии», популяризировавшeй бессмертное Vbelomvenchikeizrozvperediuroboros  .

На критику Пелевин тоже отвечал. Например, в «Generation П» некий литературный обозреватель Бисинский «с бульканьем уходит на дно» деревенского сортира. Это очевидная аллюзия на критика и писателя Павла Басинского, ругавшего книги Пелевина. А в «Путешествии в Элевсин» есть сцена встречи Маркуса с литературоведом Рыбой, прообразом для которой послужила Галина Юзефович.

В той книге с ней, слава богу, все было хорошо. Писатель отнесся к критику даже с каким-то трепетом, сделав ее мудрой и остроумной. В «Крути» Рыба тоже есть, но эпизод с ее участием здесь — грязный и мерзкий. Даже кажется, что Пелевин несколько перегибает палку.

Рыба в книге — подруга известного писателя Шарабан-Мухлюева, ультрапатриота и альтер-эго самого Пелевина. В своих воспоминаниях Шарабан-Мухлюев надевает на Рыбу ошейник с поводком и заставляет нюхать собственные книги. «Одно и то же, сука? А? Вот так одно и то же?» — кричит Шарабан-Мухлюев. Именно за самоповторы в последние годы Пелевина критикуют чаще всего.

А еще — за мизогинию. Женщины в книгах Пелевина — жестокие и озабоченные. При этом обвинять писателя в женоненавистничестве, как говорится в «Путешествии в Элевсин», могут только «хитрые, злобные, мерзкие суки». Цикл о «Трансгуманизме», кажется, возводит мизогинию Пелевина в абсолют. Здесь женщины с нейрострапонами — фемы — одержимы лишь мыслью убить мужчину, получив при этом оргазм. А куры постоянно воюют с петухами, не совсем понятно за что.

В Пелевинской мизогинии есть что-то болезненное. Как будто писатель один раз иронично ухватился за это обвинение и теперь дает хулителям то, чего от него ждут. Гипертрофированное женоненавистничество уже выглядит совсем не смешно. «Ну какой же я мизогин? Я как раз чисто по телочкам», — говорит Шарабан-Мухлюев. Это могло быть даже забавным, не будь за плечами у Пелевина нескольких романов с «хитрыми, злобными и мерзкими» героинями.

Пелевинское шутовство утомляет. На нем даже не стоило бы заострять внимания в разговоре о «Крути». Но здесь оно прорывается в виде фрагмента, где достается и феминисткам, и критикам, и англосаксам. Такой себе крик души, откуда извлечь что-то искреннее весьма тяжело: каждая строчка может быть обманкой или самообманом.

Но есть другой эпизод — эссе все того же Шарабан-Мухлюева, которое зачитывает на лекции Рыба. Этот текст — текст нежного и пронзительного Пелевина, так редко выглядывающего из леса нейрострапонов и цугундеров в последние годы. И здесь, пожалуй, раскрывается не только суть «Крути», но и всей тетралогии о Transhumanism Inc.

Эссе начинается с того, что Шарабан-Мухлюев услышал песню Ника Кершоу The Riddle. Выдуманный писатель наделил ее собственными смыслами, а потом узнал, что автор ничего такого в нее не вкладывал: «Это чушь, мусор, херня, бред поп-звезды 80-х».

Шарабан-Мухлюев заключает, что The Riddle — это всего лишь «рыба», «текст, лишенный смысла и временно занимающий место другого текста. Настоящего, который будет создан потом». Такое же впечатление производит и «Круть». Здесь прямо-таки сквозит незаконченность, несовершенство мысли и повествования. Это проявляется и в ленивой экспозиции со справками, и в уповании на тюремную романтику, и в чертах эксплуатационного кино с нацистами. Пелевин осознает это и в кои-то веки честно признается читателю в собственной усталости. Еще бы, выпускать по книге в год не каждый способен.

Более того, автор как будто пытается сбросить с себя корону визионера, которой его наградили читатели и критики. Многие ждут от ежегодного романа если не предсказания, то хотя бы какого-то саммари произошедшего, чтобы мы поняли, куда движемся. «Милые, художник никуда никого не ведет. Это просто персонаж, который ходит по кругу возле Древа Жизни, создавая вихрь из весело переливающихся слов», — пишет Шарабан-Мухлюев, а вместе с ним и Пелевин.

В «Крути» нет никаких сверхидей или неожиданных комментариев к действительности. Это просто еще один — и откровенно проходной — роман мастеровитого писателя, осознающего, какой груз ответственности на него почему-то взвалили. И только этой грустной искренностью книга, пожалуй, ценна. Ну а в следующем году мы точно-точно получим не «рыбу».