Как я помогаю сыну восстановиться после инсульта

В начале 2022 года у моего сына случился инсульт — от последствий он отходит до сих пор.

Миша родился в 2001 году. Он был активным ребенком и занимался спортом, но даже это не уберегло его от болезни. В статье расскажу, как у сына произошел инсульт, почему его состояние ухудшилось, как мы сейчас проходим реабилитацию и чем нам помогают благотворительные фонды.

Миша был активным школьником: занимался плаванием, спортивной гимнастикой, участвовал во всех мероприятиях, соревнованиях и конкурсах. Учился хорошо, я никогда не делала с ним уроки.

В восьмом классе мы с Мишей начали думать, куда ему поступать. Он рассматривал разные варианты, но решил остановиться на стоматологии. У нас в семье не было медиков, но Мише казалось, что это интересная профессия.

Уже с девятого класса сын начал заниматься с репетиторами, ездить на курсы при университете, готовиться к вступительным. После одиннадцатого класса он поступил в медицинский вуз. Говорят, в меде трудно учиться первые два года, но я этого не заметила: Мише все давалось легко, он с удовольствием ходил на занятия. В то время сын жил в Москве у моей бабушки недалеко от института и параллельно помогал ей с бытом, а на выходные приезжал домой в Подмосковье.

В период каникул после первого курса Миша помогал нашим знакомым в стоматологической клинике. Ему было интересно окунуться в этот мир. Затем, после второго курса, он начал полноценно работать ассистентом стоматолога.

После начался третий курс — Миша хотел сдать зимнюю сессию и определиться, куда пойдет работать летом. 11 января, когда началась учеба, сын позвонил и сказал, что простыл. Позже он начал говорить, что у него слабеет правая сторона тела и глаза стали странно себя вести. Но сын продолжал ходить на учебу: Мише тогда было 20 лет — никто не предполагал ничего серьезного.

14 января сын позвонил мне и попросил записать к врачу: сказал, что всю ночь не спал, потому что у него болела голова, а тело не слушается. Я предложила ему приехать домой и вместе посмотреть, что происходит.

Миша приехал на следующий день на электричке. Как только он вышел, я очень перепугалась: сын шел как-то по-чудному, еле переставлял ногу. Мы сразу побежали к знакомому терапевту, а тот сказал, что нужно срочно идти к неврологу. Тут начались наши приключения.

Как только мы пришли к неврологу, она на бумажке написала, что желательно сыну пройти МРТ. Но эту процедуру не сделать за пять минут. Поэтому, как только мы пришли домой, я вызвала скорую помощь.

Врачи скорой были в шоке от того, что невролог отпустила Мишу в таком состоянии. В итоге его забрали в больницу в Раменском районе и положили в реанимацию. Здесь Мише поставили диагноз «инсульт».

В этой больнице работает соседка моих знакомых — она посоветовала забрать оттуда сына как можно скорее, потому что там не было специалистов по таким случаям. Как оказалось позднее, у него был сложный случай инсульта — врачи просто понятия не имели, что делать. Они обещали проконсультироваться с московскими докторами, но так этого и не сделали.

В тот же день я решила увозить Мишу из раменской больницы, для этого искала разные выходы на другие клиники среди знакомых и друзей. Когда 15 января я приехала за сыном, мне сказали, что его будут переводить из реанимации в неврологическое отделение.

Между двумя корпусами было около 300 метров, на улице — сугробы. При этом забирать 80-килограммового Мишу приехали две бабушки с каталкой. Я сказала, что так не пойдет, и подъехала к корпусу на машине — сын вышел, сел в авто, и я его перевезла. На тот момент у Миши была нормальная речь, только было тяжело шевелить рукой.

Я приехала на следующий день и увидела, что сыну становится хуже: начало заносить при ходьбе, он почти не шевелил рукой. При этом в больнице ничего не делали — только ставили капельницы.

Тогда мне посоветовали вызвать платную скорую помощь и отвезти Мишу в московскую клинику. Я начала добиваться выписок из больницы, и дошло до скандала — дежурный врач не хотел их отдавать.

На это я сказала, что заберу Мишу сама, но отказ от лечения писать не буду. А завтра приду и спрошу, где сын. Тогда врач попросил сестер вызвать охрану и не выпускать нас из больницы.

В итоге дежурный врач кинул передо мной на пол какие-то бумажки. Так нас забрали из раменской больницы и отвезли в Москву. За платную скорую я отдала 70 000 ₽.

План был такой: ехать и по ходу пути запрашивать клиники, которые согласились бы принять пациента с инсультом. В итоге мы нашли место в НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Мишу приняли, сделали КТ, и врач сказал, что у сына есть ухудшения по сравнению с состоянием в раменской больнице.

На следующий день мне позвонили и объяснили, что инсульт случился в месте, куда невозможно пробраться, чтобы сделать операцию и убрать гематому. Над этим местом было сплетение всех жизненно важных тканей, поэтому вмешательство могло бы убить сына.

Через несколько дней Миша позвонил и попросил привезти ему новое белье: у него было недержание. Я испугалась, ведь это один из симптомов ухудшения состояния. Также он начал говорить какие-то чудные вещи и при этом осознавал, что произносит что-то не то.

Я начала бить тревогу, звонить врачу, на что мне сказали, что все под контролем и они наблюдают за Мишей. 21 января сын поговорил со мной в последний раз, затем перестал брать трубку. Врач говорил, что Миша спит. На самом деле он уже был в коме — это заметили только ночью и отправили сына в реанимацию.

На следующий день мне позвонил мужчина и монотонным безэмоциональным голосом начал объяснять, что сын в реанимации, отек начал прогрессировать и это крайняя стадия — надо готовиться к смерти. Позже оказалось, что на момент звонка врачи еще не сделали КТ или какие-либо анализы. А отек на самом деле не прогрессировал, просто гематома перекрыла отток жидкости. Ночью сыну установили дренаж, чтобы ее убрать.

Спустя какое-то время после операции у Миши началась сильнейшая пневмония, и меня снова стали готовить к худшему. Все это время он был в коме, ни на что не реагировал. В итоге температура спала, но из комы сын вышел только спустя месяц. При этом его состояние было вегетативным: у него была какая-то чувствительность — он мог пошевелить левой ногой и рукой, но правую сторону полностью «отключило», и он не мог ничего сказать.

Меня пустили к Мише только в начале марта. Это был шок: он сильно похудел — передо мной был обтянутый кожей скелет, из которого торчала куча трубок. На тот момент он начал приоткрывать глаза, но не фиксировал взгляд. Позже Миша сказал, что помнит все из того состояния.

Врачи тем временем начали говорить, что сын больше не нуждается в реанимационных действиях и его можно забирать в реабилитационный центр.

Оказалось, что устроить сына на реабилитацию непросто: в таком состоянии он был никому не нужен. Чтобы взяли в реабилитационный центр, пациент должен хоть что-то делать. Поэтому нам везде отказывали, а кто-то просто не отвечал.

В итоге я наткнулась на центр «Три сестры» в Подмосковье. Там согласились принять Мишу после 15 апреля, когда освободится место. Сутки реабилитации стоили 32 500 ₽, а сколько именно она должна продлиться, было неясно.

Друзья предложили создать объявление и кинуть клич среди моих и Мишиных знакомых. Они сами сделали картинку с просьбой о помощи и всем ее разослали. Так за два дня удалось собрать больше миллиона рублей. Также я выставила на продажу квартиру. Ее получилось продать уже на следующий день: помогли крестные дочки, у которых был знакомый риелтор.

В итоге нам позвонили из «Трех сестер» и сказали, что готовы принять Мишу раньше, 4 апреля. Я очень обрадовалась, поскольку понимала, что если продержать сына в НИИ Склифосовского дольше, он просто умрет.

Когда я пришла забирать Мишу, он был в насквозь мокром одеяле. Скорее всего, сын лежал так долгое время: за раз оно не могло так промокнуть. Также он сильно похудел, потому что не получал достаточно еды и жидкости.

В реабилитационном центре все были в шоке от состояния сына: по приезде он весил 46 кг. Там же нам посоветовали обратиться в благотворительные фонды, которые могли бы помочь собрать деньги на реабилитацию.

До болезни Миши я не очень верила благотворительным фондам, хотя сама не раз перечисляла деньги нуждающимся детям. Первым откликнулся фонд помощи взрослым «Живой»: сотрудники сразу согласились нас поддержать и, чтобы собрать деньги, уже на 26 апреля назначили видеосъемку для телеканала «Мир».

Съемка была очень эмоциональной: Миша несколько раз плакал, у него была истерика, когда я рассказывала о нем, об институте. До этого он только мог чуть улыбнуться, у него не было таких эмоций. Зато после сын начал быстро приходить в себя, это был хороший эмоциональный толчок.

Нам удалось собрать 370 000 ₽ — этих денег хватило на оплату 21 дня реабилитации. Как оказалось, для фондов центр выставляет меньшие суммы: так, для «Живого» сутки стоили 17 000 ₽.

В июне я отвезла Мишу на диагностику в частную клинику «К+31»: мы хотели увидеть, уменьшается ли гематома в голове. Параллельно сыну сделали разные анализы. Там Миша пролежал десять дней, за это мы заплатили 100 000 ₽. В клинике у него обнаружили инфекцию, которую до этого занесли в больнице, — ее мы лечили уже дома.

В то же время начала болеть моя бабушка. Мы ей долго не говорили, что происходит с Мишей, поскольку для нее это было бы ударом. Но постепенно начали без подробностей рассказывать об инсульте. В итоге бабушка не смогла жить без правнука: в июне ее забрали в НИИ Склифосовского, и оттуда она уже не вернулась.

После клиники мы с Мишей переехали домой, где оборудовали для него комнату. Я купила многофункциональную кровать, коляску, разные приспособления, увеличила проем в туалет — на все потратила около полумиллиона рублей. Сыну оформили первую группу инвалидности, но от государства не было никакой помощи. Нам отвечали: ждите. И все.

Благодаря реабилитации в «Трех сестрах» состояние Миши значительно улучшилось: он начал разговаривать по слогам, появился навык глотания — он сам ел пельмени, набрал вес, стал немного ходить. Поэтому останавливаться было нельзя.

Параллельно я обращалась в другие НКО — откликнулся фонд «Помощь», который собрал около 700 000 ₽. Этих денег хватило на оплату месяца реабилитации, сутки для «Помощи» стоили 22 000 ₽. Фонд оплатил реабилитацию на июль, затем в августе я сама оплатила месяц реабилитации.

Также нам помог фонд «Правмир»: выделил около 700 000 ₽ и оплатил реабилитацию с середины сентября по середину октября. До конца месяца я заплатила свои деньги — сейчас сутки стоят для нас 28 500 ₽, потому что Миша может самостоятельно есть и с него сняли разные трубки.

28 500 ₽

стоят сутки в реабилитационном центре для Миши

Сейчас сын немного ходит с опорой, может сам сесть в коляску и на кровать. Он набрал вес — 77 кг.

У него пока не налажен баланс, поэтому сам он не ходит — может упасть. Миша учится разговаривать: на занятиях с логопедами поет песни, разрабатывает голос. Сейчас он может сказать несколько слов и предложений, не теряя дыхания.

У сына полностью работает левая сторона тела, а правая включается потихоньку: в том же порядке, в каком отключалась.

Миша мечтает вернуться в институт. Ему повезло: голова не задета, с памятью все в порядке. 23 сентября, в его день рождения, в центр приехали все его одногруппники. Ребята были удивлены: Миша знал программу наравне с ними, потому что продолжает следить за учебой. Даже когда он попал в НИИ Склифосовского, учился онлайн и выходил на лекции, пока телефон не выпал из рук.

Я не планирую судиться с больницами. Для меня сейчас важнее заниматься сыном и воспитывать дочь — она младше Миши на десять лет, — нежели устраивать разборки.

Сейчас Мишу бы взяли другие центры на реабилитацию, поскольку его состояние значительно улучшилось. Но «Три сестры» — один из лучших центров, поэтому менять его мы не собираемся. Не хочется сбить тот хороший темп восстановления, который есть сейчас.