Андрей Шаронов: «Ошибайтесь и не теряйте к этому вкус»

— Расскажи о себе.

— Родился в Уфе. Отец всю жизнь работал на авиационном заводе: шлифовал зубчатые колеса и лопатки для газотурбинных двигателей. Мама и дед работали там же. Поэтому я не особо задавался вопросом куда идти: закончил математический класс и поступил в авиационный институт.

С 86-го работаю во власти: избрали секретарем комсомола, через три года стал народным депутатом СССР, еще позже — секретарем ЦК Комсомола. Вышел с низов, как говорится. Первый день в Белом доме начал вместе с путчем — 19 августа 91-го года. Баррикады вокруг, Ельцин на танке. И это всё на расстоянии вытянутой руки.

В 96-м году перешел в Министерство экономики, проработал там почти 11 лет: начал при Ясине и закончил при Грефе. Участвовал в проектах по реформированию естественных монополий: РАО ЕЭС, РЖД, Газпром. Это была уникальная школа, особенно в грефовской команде.

В 43 года ушёл в «Тройку-Диалог». Я все время говорил, как надо регулировать бизнес и ничего не знал о нем. Разницу почувствовал сразу: сидишь в министерстве, пишешь закон и чувствуешь себя королем. А когда приходишь в бизнес, понимаешь, что закон не работает, потому что до этого не сделал малюсенькое постановление. Тогда я понял, что надо уходить к решениям, которые не перегружают бизнес контролем.

Через три с половиной года меня позвал Собянин и я стал вице-мэром Москвы. Это тоже сильная школа — работать в мэрии мегаполиса, который входит в двадцатку экономически развитых городов мира и продолжает развиваться.

После этого получил приглашение стать ректором бизнес-школы Сколково. Сначала показалось это странным, но потом понял, что это проект про развитие страны. Сколково — это точка, где собираются успешные люди, которые хотят изменить страну, готовы платить за российское образование и видят свое будущее здесь. Это грандиозный проект.

— Ты был и на госслужбе, и в бизнесе, и теперь учишь бизнесу. Это три разные роли.

— Да, роли разные, но все рядом. Есть война стереотипов: чиновники считают бизнесменов удачливыми жуликами, а бизнесмены думают, что чиновники — коррупционеры и идиоты. Оба стереотипа ошибочные. Я думаю, важно время от времени работать во власти, хотя бы в местной управе. Вы поймете, что там нормальные люди.

— Кто же пойдет туда?

— Да, у меня была такая проблема. В Минэкономике — куча амбиционных задач, а денег нет. И как людей ангажировать? Приходят взятки брать или воровать.

Была интересная категория людей, которые приходили расти. Только что отучились, готовы два-три года посвятить своей теме и наработать связи. Ценность таких людей в их неопытности: они брались за проблемы, от которых опытный человек сразу отказывался. Молодые люди не решали проблему, но сдвигали ее с мертвой точки.

— Предприниматели двигают мир вперед, а чиновники его тормозят. Ты согласен со мной?

— Чиновники работают в среде, которая должна быть консервативной. Если в разнос пойдет всё государство, мало никому не покажется.

Ведь в чем еще проблема? Чиновники пытаются перенять наилучший опыт, но граждане не всегда готовы принять эту нормативную базу. Представь, у тебя есть красивый кейс и его противники. Но в реальности они не враги, они отражают мнение людей, которые будут жить по этому закону. Чиновники вынуждены балансировать между прогрессом и общественным мнением.

— Я не согласен, что наши отстали. Чиновникам выгоднее сказать, что это они создают благо: повышают пенсию, собирают налоги и от них зависит благополучие страны

— Я тоже так не считаю. Но есть мнение, что работать в госструктурах — это надежно и выгодно, а быть предпринимателем — плохо. Так происходит потому, что чиновники уничижительно говорят о предпринимателях. Они создают впечатление, что деньги берутся из Минфина, а не создаются наемным трудом и частным капиталом. Им выгоднее сказать, что это мы, чиновники, создаем благо: пенсию повышаем, налоги собираем, и от нас зависит благополучие страны. Это глубокое заблуждение, и они злоупотребляют им. Такое отношение к бизнесу порождает нежелание людей идти в предпринимательство.

И в этом проблема. Важно показывать, что существуют другие способы самореализации. Место налогового инспектора или инспектора ДПС — это не предел мечтаний. Сейчас у власти поколение, которое искренне считает, что чем больше госпредприятий, тем лучше для всех. Так проще собирать налоги и управлять страной. Вот это и нужно менять.

— Я телевизор в кои-то веки включил. Услышал про народные предприятия. Что это такое?

— Это немецкая модель. Но она не прижилась. Как только ты становишься вот на такую дольку собственником предприятия, ты несешь за него ответственность. Многие не готовы это делать.

Представь, ты — мой работодатель, ты вложил деньги, чтобы создать эти рабочие места. Компания провалилась. Я потеряю зарплату за месяц и зайду в соседнюю дверь, чтобы продать свой труд другому предпринимателю. А ты потеряешь все деньги. Поэтому легенда про народные предприятия и справедливость — чушь.

Вспомни приватизацию. Работники получили долю в предприятии, но продали ее. Это было осознанное решение.

— Расскажи про школу.

— Это частная и самая крупная бизнес-школа в Восточной Европе. Кампус построил британский архитектор Дэвид Аджайе по мотивам картины Малевича «Супрематизм». Школе исполнилось 10 лет, и мы настроились на долгий поход за репутацией. Мы позиционируем себя как мировая бизнес-школа с фокусом на Россию, СНГ и развивающиеся рынки.

Нам это удается, потому что у нас сильные преподаватели. Студенты видят профессоров из Лондонской школы бизнеса, IMD, NCID или Чикагской школы бизнеса, талантливых российских бизнесменов и исследователей.

Среди учредителей — 9 компаний и 9 человек, в том числе Роман Абрамович, Рубен Варданян, Андрей Раппопорт, Алексей Мордашов, Рустам Тарико. Каждый из них передал школе от 7 до 10 млн долларов. На эти деньги мы построили кампус и запустили обучение. Выпускники школы тоже помогают: у нас уже есть деревья, кресла, стены аудитории, которые выкупили студенты.

— Люди думают, что ты представляешь фонд Сколково.

— Да, часто путают. Мы частная бизнес-школа и не имеем отношения к фонду Сколково. Он государственный и работает на бюджетные деньги, мы — нет.

Сейчас схожесть брендов приносит больше минусов, чем плюсов: мы страдаем и пытаемся объяснять разницу. Но я верю в проект большого Сколково. Когда-нибудь он выльется в тему российской Силиконовой долины и мы выиграем от одинакового имени.

— Помимо учредителей есть еще движение со стороны компаний?

— Есть. «Юнилевер» спонсирует лабораторию устойчивого развития, «Мастеркард» — кафедру финансов и электронных платежей, «Шлюмберже» — кафедру операционной эффективности. Договорились с одним банком — пока не буду говорить имя — они три года будут вкладывать в кафедру маркетинга. Кафедра получит их имя, а банк будет участвовать в отборе исследователей и преподавателей. Это вопрос не только имиджа.

Программа MBA стоит 60 000 евро. Не каждый талантливый человек может себе это позвонить. Поэтому мы вводим гранты. Вот на новую группу набрали уже 25. Это значит, что есть бизнесмены, которые готовы отдать 15 000−20 000 евро студенту. Давид Якобашвили (сооснователь Вимм-Билль-Данн) дает такие гранты. Он приходит в кампус и смотрит ребятам в зубы. Тех, кого отобрал, берет в бизнес. Роман Абрамович просто дает деньги и говорит: «Выбирайте сами». Есть компания «Интернэшнл-пэйпер», она отбирает студентов с экологической повесткой. Приходит человек, рассказывает о своих проектах и получает грант — скидку 30−50% на обучение от «Интернэшнл-пэйпер». Это работает.

Есть и российские компании, которые дают гранты. Компании вкладывают в национальную экономику, развитие мозгов и ресурсов. Думаю, эта культура постепенно станет частью российского бизнес-образования.

— Студенты учатся без отрывы от производства?

— Да. Студенты проводят 4−5 дней в месяц на кампусе, в остальное время работают. Люди, которые могут уйти с работы на полтора года, — довольно своеобразные.

У наших учредителей бзик на предпринимательстве как на образе жизни. Они ищут мотивированных студентов, у которых уже есть проекты и они хотят их развивать. Представь, вытащить с работы маленького Тинькова на полтора года. Либо он никому не нужен, либо ничего не умеет делать.

— Предпринимательство — это врожденный талант?

— Нет, предпринимателем становятся, если есть способности и желание. Но большинство не хотят вести свой бизнес из-за тяжелого графика. Уверен, к этому можно привить вкус, если дать попробовать такую модель жизни.

Поэтому в школе есть программа «Стартап-академия», где студенты общаются со стартаперами, спорят с ними и примеряют роль бизнесмена. Кто-то попробует и говорит: «Нет, ребят, я наемный по природе. Не хочу брать на себя так много рисков и вскакивать от ночных звонков при пожаре». А кто-то получает кайф.

Вот крутая история: партнер юридической фирмы бросила карьеру и организовала компанию по вязанию и текстилю. Она работает в тяжелой сфере, но ее компания успешна.

— Что ты пожелаешь молодым предпринимателям?

— Амбиций. Я не достиг больших результатов, потому что часто говорил себе: «А кто я такой, почему я вообще на это замахиваюсь?». Это ваша жизнь, и вы должны прожить ее ярко.

Превращайте в возможность любую встречу: думайте, как получить больше опыта от общения, проектов и риска, который берете на себя.

Пробуйте, ошибайтесь и не теряйте к этому вкус — вот, что самое главное.