7 детских травм и как они влияют на взрослую жизнь

Шрамы на психике оставляют не только экстраординарно тяжелые события вроде потери близкого.

Обыденные переживания тоже иногда много лет влияют на человека. Особенно — если произошли в детстве.

Психика ребенка еще бедна на ресурсы, а потому — уязвима и может пострадать от событий, которые взрослый перенес бы безболезненно или с гораздо меньшим ущербом. Кроме того, мозг ребенка только развивается — и как губка впитывает любой новый опыт, делая его настройкой по умолчанию. Неважно, полезна такая настройка или вредна.

Вот распространенные ситуации родом из детства, которые часто продолжают негативно влиять на ментальное здоровье, отношения с собой и другими уже в зрелом возрасте.

Богатство само по себе не делает детство безоблачным. Бедности же по силам испортить его, даже если других проблем в семье нет. Причем и жизнь, и психика человека может продолжать страдать из-за нее, даже когда человек давно повзрослел и улучшил финансовое положение.

Отсутствие денег сказывается на ребенке еще до его рождения. Если во время беременности женщина испытывает хронический стресс — чем, собственно, и является бедность, — то ее организм постоянно выделяет гормон кортизол. Ученые предполагают: такое ранее воздействие кортизола может привести к тому, что ребенок будет гиперактивным или агрессивным, страдать от тревоги и депрессии.

Кроме того, постоянно переживающий из-за отсутствия денег родитель неосознанно передает свое беспокойство ребенку через поведение и слова. Например, считать каждый рубль, выбирая самые дешевые игрушки, и говорить, что самое важное — откладывать на черный день, ведь достаток можно потерять в один миг.

Итог — ребенок привыкает переживать, что останется без средств к существованию. Будучи взрослым, он может и сам страдать от финансовой тревоги, даже если причин для этого нет, — и экономит на всем, включая необходимые траты.

Доход семьи влияет и на самооценку ребенка. Если он из бедной семьи, а сверстники — нет, то это делает его легкой мишенью для буллинга.

Ребенок и сам видит, что живет беднее других. Иногда это бьет по самооценке и формирует ощущение, что ты хуже, чем люди, которые тебя окружают. И далеко не всегда с возрастом это ощущение исчезает.

Некоторые дети успешно адаптируются после развода родителей или даже чувствуют себя лучше, чем до него, так как исчезают напряжение и ссоры дома. Но другие переживают это событие крайне тяжело.

Все дело в том, что развод родителей — это потеря чувства безопасности. Часто ребенок рассуждает так: раз родители перестали любить друг друга, то могут перестать любить и его. А любовь родителя в детстве — это базовая психологическая потребность: для психики ее потеря так же губительна, как голод и жажда для тела.

Взрослый, которого в детстве ранил развод родителей, может усвоить убеждение, что любовь — иллюзия, а разрыв — неизбежен. Сознательно или неосознанно считая, что близость с кем-то обязательно причиняет боль, он может избегать создания семьи или же постоянно чувствовать себя тревожно в отношениях, не доверяя партнеру и ожидая, что рано или поздно произойдет разрыв.

Еще дети склонны думать: «Родители развелись из-за меня, потому что я плохо себя вел». Это следствие детского эгоцентризма — нормального возрастного явления, когда человек оценивает все происходящее как связанное непосредственно с ним.

Чувство вины, и без того тяжелое для психики, может привести к парентификации — ситуации, когда ребенок как бы становится «родителем» для матери или отца. Тяжело переживающий расставание родитель перекладывает на ребенка ответственность за принятие решений. Возможно, заставляет принять свою сторону и манипулирует — «я без тебя не смогу».

А это уже чревато проблемами с созданием собственной семьи в будущем. Например, человек может продолжать нести ответственность за родителя — и жертвовать своими отношениями или неосознанно выбирать похожих на родителя партнеров — и снова попадать в ситуации, когда близкого человека постоянно нужно спасать и оберегать.

Дети тех, кто страдает алкогольной и другими видами зависимостей, постоянно тревожатся за родителей и при этом переживают стыд перед окружающими — и это помимо дефицита внимания и заботы, а в худшем случае — и насилия. Когда они вырастают, эти чувства остаются с ними. И это происходит так часто, что у психологов даже есть специальный термин — взрослые дети алкоголиков.

Взрослые дети алкоголиков рано усваивают следующие правила.

1. Не говорить ни с кем о семейных проблемах. Узнав о том, что родитель зависим, люди могут изменить мнение о ребенке к худшему. Еще это может закончиться лишением родительских прав и разлукой с отцом или матерью, которая большинству детей кажется мучительней и страшней, чем пренебрежение. Кроме того, другие члены семьи могут тоже стыдиться ситуации, скрывать ее и заставлять делать это и ребенка.
2. Не быть эгоистичным и заботиться о других. Пьяный родитель нуждается в заботе, иногда — требует ее. Его нужно оберегать от волнений, чтобы не спровоцировать срыв. По сравнению с проблемами родителя потребности и желания ребенка не значат ничего — по крайней мере, он так чувствует.
3. Не выражать свои чувства открыто и избегать конфликтов. Пьяный человек непредсказуем, иногда — агрессивен и опасен. Кроме того, ссору он может использовать как предлог, чтобы выпить, и обвинит в запое ребенка. Поэтому ребенок привыкает, что лучше всего молча терпеть — его чувства все равно не встретят понимания и ничего не изменят.

Эти правила формируют определенные черты — общие для многих взрослых детей алкоголиков. Как правило, им сложно говорить о своей жизни и показывать свои чувства. Их мнение о себе — невысокое. Им сложно заботиться о себе, но они склонны брать на себя много ответственности, спасать других и вступать в отношения с людьми с зависимостями. Они не умеют отказывать, потому что боятся агрессивной реакции, и чувствуют вину, если все же отстаивают личные границы.

Кроме того, взрослый ребенок алкоголиков может попадать в опасные ситуации, в том числе — нездоровые отношения, так как плохо распознает опасные ситуации. Этот эффект демонстрируют нейробиологические исследования.

Например, в одном эксперименте ученые показывали 17 волонтерам фотографии людей с разными выражениями лиц и просили идентифицировать эмоции. Параллельно они с помощью фМРТ наблюдали, как активируется миндалина — область мозга, которая мониторит окружающую среду на наличие опасности, — при виде пугающего фото. Так ученые обнаружили: миндалина взрослых детей алкоголиков, в отличие от миндалины людей без истории алкоголизма в семье, почти не реагирует на потенциальную опасность — то есть человек ее просто не замечает.

Такие «воспитательные меры» — не что иное, как физическое насилие. Исследование психологов из Гарварда показало: мозг детей, которых шлепали, чрезмерно тревожный по сравнению с теми, кто избежал этой участи. В ответ на потенциальную угрозу в окружающей среде области в их медиальной и латеральной префронтальной коре, ответственные за реакцию на страх, активируются сильнее.

Та же особенность свойственна детям, которых избивали, — так что вопрос «насилие это или нет» сомнений у ученых не вызывает.

Даже если детство со шлепками и ремнем давно позади, гиперактивность этих областей сохраняется. Как показало исследование, мозг людей с таким прошлым гораздо сильнее реагирует на испуганное выражение лица другого человека, чем мозг тех, кого не избивали, — и запускает стресс-реакцию.

Последствие физического насилия — не просто тревожность. Пережившие его в детстве люди чаще страдают от депрессии и других ментальных расстройств, злоупотребляют алкоголем и становятся сами склонны к насилию.

Иногда родители чрезмерно заботятся о том, что и в каком количестве ест ребенок. Одни считают: чтобы быть здоровым, нужно есть больше определенных продуктов, например вареной морковки и рыбы, — и уговаривают взять добавку или заставляют съесть то, что от чего тошнит: «Пока не съешь, никуда не пойдешь». Другие, наоборот, стремятся ограничивать ребенка в еде, считая его опасно близким к полноте. Эти стратегии психологи называют «авторитарным кормлением» — и считают вредными.

Давление в питании приводит к тому, что ребенок перестает понимать потребности своего тела. Вместо того чтобы есть, что хочется, и в таком количестве, чтобы почувствовать себя сытым, он привыкает есть по причинам, никак не связанным с аппетитом и насыщением.

Итог — ребенок вырастает взрослым, который не распознает сигналы голода и сытости от организма. А это уже приводит к тому, что он переедает, а также становится уязвим перед расстройствами пищевого поведения.

Наглядно это демонстрирует исследование американских ученых. В течение четырех лет они наблюдали за пищевыми привычками и весом двух сотен девочек. Помимо этого, они учитывали и поведение матерей — насколько те ограничивали дочерей в питании.

На момент начала исследования детям исполнилось пять лет, к окончанию — девять. Уже в этом возрасте стала очевидна разница между теми, кого ограничивали в питании, и теми, кто ел по собственному желанию.

Чем больше было ограничений со стороны матери, тем более ребенок был склонен есть тогда, когда не чувствует голода. И с возрастом эта тенденция усиливалась: вынужденные соблюдать диету девочки в девять лет были еще менее способны понимать сигналы своего тела о насыщении, чем в пятилетнем возрасте.

Демонстративное равнодушие, даже со стороны посторонних, сильно воздействует на человека. А наказание молчанием, которое часто применяют в воспитательных целях родители, психологи приравнивают к эмоциональному насилию.

Социальный психолог Наоми Айзенбергер выяснила: мозг реагирует на игнорирование так же, как на физическую боль.

В поставленном ею эксперименте участники играли в компьютерную игру, где каждый из них и еще два виртуальных игрока перебрасывались мячом. Игра была запрограммирована так, что спустя какое-то время виртуальные игроки переставали обращать внимание на реального человека и начинали бросать мяч только друг другу.

Аппарат функционального МРТ, который сканировал в это время мозг испытуемых, зафиксировал: в моменты «исключения» активировалась передняя поясная кора, ответственная за восприятие боли.

В другом исследовании про реакцию мозга на отвержение окружающих участвовали 40 человек, переживших расставание с партнером не по своей воле. Сначала они смотрели на фото бывших и вспоминали о расставании, а затем прикасались рукой к очень горячему предмету — это доставляло боль. Активность мозга в обоих случаях совпадала.

Боль ребенка, когда его игнорируют, — гораздо сильнее. Его психика пока что гораздо менее устойчивая к стрессу, а потребность в матери и отце — гораздо больше, чем в возлюбленном у взрослого. Из-за наказания молчанием, как из-за общей холодности, невнимания или жестокости родителя у него может развиться небезопасный тип привязанности.

Типом привязанности психологи называют стиль человека в отношениях — совокупность чувств, мыслей и стратегий поведения, которые тот проявляет в романтическом контексте. Если он безопасный, то человек спокойно переносит одиночество, а когда находит партнера — уверен и в нем, и в своих чувствах. Как правило, это характерно для детей внимательных и заботливых родителей.

Если же тип привязанности небезопасный — наоборот, человек боится, что ему причинят боль. Из-за этого он избегает любви, например ограничивает отношения сексом или теряет к партнеру интерес по мере того, как между ними образуется эмоциональная связь. Либо, наоборот, требует слишком уж тесную близость — вроде моментальных ответов на десятки сообщений. Очевидно, что оба варианта скорее отталкивают партнера, чем помогают создать здоровые отношения.

Чрезмерная критика — это тоже форма эмоционального насилия.

Конструктивная критика корректирует поведение ребенка так, чтобы оно приносило меньше вреда и больше пользы и другим, и ему самому. Ее выражение — конкретное указание на действие, которое стоит изменить. Чрезмерная и неконструктивная критика же фокусируется не на действиях человека, а на его личных характеристиках. «Ты всегда», «ты никогда» плюс список недостатков характера — вот типичный образец такого слегка замаскированного оскорбления.

Разницу между адекватной и токсичной критикой понимают не все взрослые. Ребенок же до определенного возраста совершенно не способен осознать, что слова родителя — оскорбительны и насильственны. Его мозг формируется под воздействием поведения и слов отца и матери — и запоминает его как нормальное.

Поэтому переживший необоснованную и чрезмерную критику родителей человек воспринимает как норму такое же обращение со стороны других людей. Часто он испытывает проблемы с идентификацией собственных эмоций. В ситуациях, когда другой бы испытал гнев или обиду и осознал, что происходит нечто неправильное, он их не чувствует — и не понимает, что его оскорбляют и унижают, и остается в откровенно плохих отношениях.

Возможна и обратная ситуация: выросший с критичными родителями человек не способен адекватно реагировать на конструктивную критику и воспринимает ее как атаку лично на себя, а иногда и вовсе считает критикой случайные слова и обижается на них. Такие реакции способны отравить его отношения с друзьями и партнерами и помешать карьерному росту.

При этом взрослый ребенок критичных родителей часто сам становится чрезвычайно требовательным к себе, стремится делать любое дело безупречно, боится ошибок и стремится угодить другим. Он живет с внутренним критиком — голосом, который постоянно напоминает о промахах и недостатках, внушает чувство вины, стыда и неполноценности. Если прислушаться к этому голосу, часто оказывается, что его слова и интонации — родительские.