«Сэкономить дочери 20 лет усилий»: три истории о том, как растить детей билингвами

Искусственный билингвизм — это когда детей с младенчества учат говорить на двух языках: родном и иностранном.

Кто-то считает такую практику хорошей базой для изучения иностранных языков, а кто-то — блажью и даже вредным методом. Собрали истории трех читательниц Тинькофф Журнала, которые живут в России и учат своих детей говорить на нескольких языках одновременно.

Как пришла к билингвизму. Я репетитор по английскому, фонетист с аутентичным произношением. У меня двое детей: 10-летняя девочка и мальчик полутора лет.

К детскому билингвизму меня подвели несколько жизненных ситуаций. В детстве я жила с бабушкой, которая помнила какие-то немецкие стишки и присказки со времен жизни в Германии с мужем-военным. Она рассказывала их мне, и так немецкий стал естественной частью моего детства. Я не говорила на нем, но он ощущался как что-то родное, теплое, любимое. Позже, когда я училась в инязе, я взяла немецкий в качестве второго языка.

Затем, уже в 2001 году, желая исправить ситуацию, я отправилась в Германию по программе Au pair, в рамках которой иностранные студенты приезжают в другую страну учить язык, живут в семье и помогают с делами по дому.

В мои обязанности входила уборка, готовка, шопинг и уход за тремя детьми. Старшей девочке было чуть меньше двух лет, а ее младшим братьям-близнецам — по два месяца. Пока не подтянула немецкий, я говорила со старшей девочкой по-русски. Было интересно наблюдать, как она говорит мне: «Ляля, биса уоска!» — то есть «большая ложка», а матери: «Mama, großer Löffel!» — прекрасно понимая, что в итоге получит один и тот же предмет.

Наконец, однажды, годы спустя, я разговорилась с приятельницей, учительницей немецкого и переводчиком. Она рассказала, что ее мама в детстве пыталась говорить с ней на немецком, но под давлением семьи забросила. Тем не менее зерна упали на благодатную почву, и в итоге это помогло приятельнице освоить немецкий на очень высоком уровне. Это был третий эпизод, приведший меня к роли матери билингвов.

Система обучения. Когда дочери было примерно полгода, я начала использовать систему OPOL — one parent, one language. На английском с ней говорила я, а на русском — няня и отец моего ребенка, с которым мы вместе не живем. Несмотря на наши усилия, к четырем годам у дочери русский хромал на обе ноги: английского в ее жизни было больше.

Чтобы подтолкнуть развитие русского, мы перешли на систему «одно место — один язык»: дома разговаривали по-английски, а на улице — по-русски. Правда, если мне нужно было что-то срочно сказать, я в любом месте переходила на английский: дочь понимает его лучше.

Не думаю, что мой подход можно назвать методикой. Я просто говорю с дочкой на английском так же, как делала бы это на русском. Словарный запас у нее пополнялся за счет мультиков и книжек.

А в пять лет дочь начала ходить в Британский образовательный центр, в течение года у нее были уроки с учителями-носителями. Но тут надо быть осторожным в выборе: наши языковые школы называют носителем любого нерусскоязычного преподавателя.

Я не переживаю за произношение, грамматические и лексические ошибки — все это не так страшно. Дочь слушает и смотрит достаточно носителей на «Ютубе», чтобы получить представление о правильном английском. В итоге в какой-то момент она даже сама начала меня исправлять. Кстати, я говорю с британским акцентом, а дочь — с американским, потому что ее любимые блогеры в подавляющем большинстве случае — американцы.

Сложности. В первую очередь, билингвизм — это просто трудно. Весь день разговаривать на иностранном языке без должного опыта не легче, чем шпалы таскать. Поначалу я постоянно торчала носом в словаре в поисках того или иного слова или выражения, исследовала Гугл и разнообразные англоязычные маркетплейсы в поисках нужного названия предмета вроде соски или пирамидки. Да и сейчас фильмы и книги я воспринимаю в первую очередь как источник лексики для общения с детьми.

Впрочем, я и про родительство в целом могу так сказать. Легче стало после трех лет, когда внезапно ребенок полноценно заговорил. Тогда я подумала: «Фух, все не зря!»

Другая сложность — отношение окружающих. Обычно семья и друзья воспринимают искусственный билингвизм как блажь матери-бездельницы и старательно его саботируют.

Моя мачеха сообщила мне, что я лишила дочь бабушки и дедушки, потому что они ее не понимают. А вот моя мама приветствовала билингвизм, потому что в принципе стремится максимально отличаться от большинства. Но когда дело дошло до того, что она не понимала наших с дочерью разговоров, тут же потребовала при ней говорить по-русски. Объяснения принципа «одно место — один язык» она игнорировала как несущественные.

Некоторые мои подруги-коллеги тоже хмыкали, слушая наши разговоры, и бормотали: «Ерундой занимаешься». Если бы не отец ребенка, который поддерживает меня всегда и во всем, меня бы при всем моем упорстве, наверное, не хватило.

Результаты. Изначально моей идеей было дать дочери язык как инструмент международного общения, чтобы она могла заниматься в жизни тем, что ей нравится, не тратя время и деньги на изучение английского. Надеюсь, удастся. Параллельно я значительно подтянула собственный уровень. До появления детей у меня была довольно ограниченная ежедневная лексика. Теперь я могу, не напрягаясь, вести разговорные уроки полностью на английском. Коммуникативный подход в обучении — мой любимый.

Дочка говорит по-английски на уровне носителя ее возраста, но у нее есть сложности с родовыми окончаниями в русском. А концепт рода у неодушевленных предметов вообще поначалу вызывал у ребенка с первым английским недоумение: «Откуда русские знают, что стол — мальчик, как они это проверяют?» Русский у нее со временем улучшился, но еще есть над чем работать.

Когда я была беременна вторым ребенком, все постоянно спрашивали, буду ли я и его растить билингвом. Конечно, без вариантов. Иначе как он будет разговаривать с сестрой? К тому же со вторым проще во всех отношениях — и в плане билингвизма тоже.

Сейчас сыну почти полтора, он понимает английский, пытается бормотать что-то. В этот раз отец активнее принимает участие в развитии речи младенца, а я планирую перейти на систему «одно место — один язык» в три года.

Как пришла к билингвизму. На то, чтобы с младенчества учить дочь двум языкам, меня вдохновили две вещи. В первую очередь, тот факт, что я сама билингв. Я родилась в Советской Армении и с детства общалась на двух языках: русском — ведущем и армянском. В школе ощущала, что два родных языка дают мне массу преимуществ: подвижность речевого аппарата, легкость в понимании грамматических структур и уверенность в себе.

Я вообще люблю языки. В МГУ выучила арабский и французский. Легко, со слуха, уже на работе схватила базовый польский и быстро научилась понимать итальянский так, чтобы суметь разобрать смысл арий в опере. Всю жизнь меня кормил английский: преподавание в вузе, работа устным переводчиком, руководство международным отделом, свой подкаст.

Тем не менее растить ребенка двуязычным мне и в голову не приходило, пока моя подруга-англичанка, выпускница Кембриджа, не спросила у меня, тогда уже беременной, почему я не хочу попробовать. Я сомневалась, ведь я не носитель английского, бог знает чему научу дочь. Но тогда, почти пять лет назад, приятельница убедила меня, сказав так: «Ты изучала язык всю свою жизнь, знаешь его на уровне С1/С2. Этого хватит, чтобы передать знания ребенку. По крайней мере, ты сэкономишь дочери 20 лет усилий». Так зародилась моя главная идея — сделать мозг дочери гибким, подвижным и действительно дать ребенку это преимущество и возможность сэкономить столько времени.

Сложности. Я сделала над собой усилие и перешла с дочкой на английский, когда ей было еще только полгода.

Но меня не покидало ощущение, что я делаю что-то очень странное. Находясь дома вдвоем с ребенком, меняя подгузники, начать говорить на иностранном языке трудно и, пардон, тупо. Первые шаги, первые дни и слова давались очень тяжело. И, конечно, у меня были сомнения: от «что я делаю» до «как я могу лишить ее общения на родном языке с матерью». Как, например, я могла сказать ей по-английски, что она моя пуся-пуся-пуся, мое маленькое солнышко, — ну вы понимаете. Эмоции не передавались, не тот накал. Пришлось повышать квалификацию.

Волшебная система «один родитель — один язык» постоянно рушилась. Просто представьте, что к вам пришел гость, который по-английски не говорит: нахождение дома с грудным ребенком резко превращается в дикий сюр. Или вы сидите в песочнице с другими мамами и говорите с ними по-русски, а с ребенком, который пока вообще не говорит, — по-английски. Вся прогулка превращается либо в фарс, либо в лекцию по основам методологии, либо, что хуже, в нападки.

Здесь многое зависит от родителя. Но мне в таких условиях было сложно, поэтому на улице, в местах большого скопления людей и на встречах с русскоязычными друзьями и родственниками я нарушала правило. Надо сказать, что и ежевечерние приходы папы с работы тоже зачастую рушили систему.

Английский стал у нас с дочерью языком интимного общения. Наедине — английский, прилюдно — как пойдет. Но это случилось не сразу.

В возрасте двух лет она очаровательно говорила по-русски и очень хорошо понимала по-английски, но не отвечала. Дочка тыкала в картинку и называла предмет, собирала словосочетания, но в диалог это все не превращалось. Я была расстроена.

Система обучения. А потом случилось поворотное событие. Мы сидели в школе детской хореографии, разговаривали по-русски, и какая-то очень общительная мама стала рассказывать всем, какая ее дочь молодец, как они занимаются английским по 45 минут в приложении и как ее дочь ей отвечает. Когда мы пришли домой, я не стала скачивать никакое приложение, но попросила дочь ответить мне на английском. И ларчик просто открылся. Она уже знала, что это другой язык, но не осознавала, что на нем тоже надо говорить. Так я поняла, что дети гораздо умнее, чем может показаться.

Шаг за шагом я стала проявлять большую гибкость. Дома вдвоем мы могли говорить по-русски. Например, при обучении чтению на русском очень странно общаться на английском, упражнения на развитие русской речи тоже невозможно делать по-английски. Но перед каждым переходом с языка на язык я артикулировала этот переход: «А сейчас переключаемся на…» И только получив согласие, переключалась.

Мы стали ходить на улицу и болтать по-английски, ходить в гости и тоже общаться по-английски — или проводить выходные с семьей, не превращая общение в фарс или мастер-класс синхронного перевода.

В любом состоянии, при любой степени срочности вопроса, дочь должна обратиться ко мне, выбрав для общения один язык. Никаких «начал по-английски, в середине перешел на русский и снова закончил по-английски».

Смешение языков — абсолютно нормальный процесс при естественном билингвизме, но в нашем случае, когда ни правило среды, ни правило родителя не получалось соблюдать в полной мере, мне было важно, чтобы она точно знала, что русский с английским соединять нельзя. Конечно, были у нас и flowerчики, и вкуснest, но они оставались в своем гетто выдуманных слов, в речь ни они, ни куда более невинные вещи не допускались. А к трем годам дочь выбрала для общения со мной английский.

Меня смущало, что по-английски с ней больше никто не говорил, и я стала искать детский сад. Нашла один, стоимость обучения в котором переваливала за 1 000 000 ₽ в год, другой, в котором английский был только половину дня, а цена превышала мою тогдашнюю месячную зарплату, и третий, до которого надо было ехать через весь город.

В итоге я стала приглашать домой носителей английского. Знакомилась на языковом обмене, встречалась, проверяла на адекватность и звала на чай. Так дочь узнала, что на этом языке говорит не только мама. Сказки, книжки и мультфильмы я здесь не беру в расчет — речь о реальных людях из плоти и крови. Это тоже ей помогло, разбавило русскоязычную среду общения и русский детский сад.

В три года у нее сложились два отдельных языковых полюса, они существовали отдельно и не смешивались, и я стала добавлять французский, пользуясь тем же своим любимым правилом: артикулировать переход, получить согласие, не позволять смешивать. За два «подхода» я заметила, что она понимает слова, повторяет их в контексте. Сегодня, в четыре года, французский у дочки на уровне полуторагодовалого ребенка. Но она хорошо усвоила правило: при переходе на французский она не пользуется ни русскими, ни английскими словами. Знает — говорит, не знает — мычит, как малыши.

Результаты. У меня нет других целей, кроме как сделать ее жизнь интереснее и проще. Кроме того, я талантливый педагог. Моя маленькая, кажется, до сих пор не поняла, что мы с ней чему-то учимся. У нас есть игрушки, которые говорят только по-французски, и настолки, в которые мы играем только по-английски. Наши занятия начинаются не со строгого «все, садимся заниматься английским», а тогда, когда дочка говорит: «Mommy, look! Mr. Bonnet wants to play Monopoly!» — и бежит ко мне с мягкой игрушкой, готовой начать игру.

Для моей дочери сами языки — это игра. Конечно, есть хитрости, мотивирующие играть в нее и дальше: от красочных книжек и интересных мультфильмов до наших личных особенностей.

К моему ужасу, она обнаружила, что у меня есть подруги, моих разговоров с которыми она не понимает, и теперь хочет учить армянский. Но тут уже мне приходится ее останавливать. Каждый следующий язык добавляется только тогда, когда предыдущий уже устаканился. Наш французский пока не готов к таким поворотам.

Конечно, меня критикуют. К счастью, не в семье. «Не мучай ребенка», — говорят знакомые знакомых. Они считают билингвизм насилием над ребенком. Их право. Я не спорю с ними и стараюсь избегать дискуссий на эту тему. Я любящая мать и, если бы я видела, что моей дочери не нравится то, что мы делаем, я бы прекратила.

В начале пути я думала, что просто помогу ей подготовиться к школе. Я не рассчитывала на билингвизм, как и не думала о третьем языке. Но все пошло не по плану. Думаю, главное в воспитании двуязычных детей — то же, что и всегда: любовь и внимание. Их нельзя мучить, но нельзя не развивать. А развивать в моем понимании — показать все то, что нас самих в мире радует и восхищает.

Как пришла к билингвизму. Я преподаватель итальянского языка с девятилетним стажем. Правда, несколько лет перед декретом моя работа была связана не с языком, а с детьми: я работала в лагере. Плюс у меня была ученица итальянского, с которой мы начали заниматься, когда той не было и трех лет. Отсюда, наверное, и взялась уверенность, что со своим ребенком у меня тоже все получится.

В жизни моей дочки итальянский начался, когда она была еще в животе. В самом начале моей беременности мы поехали в отпуск в Италию. Когда она родилась и ей было месяца три, я читала ей вслух итальянские книги. Но о билингвизме не думала, мне самой нужно было сначала вспомнить язык.

Когда Василисе было месяцев пять, в гости приехала моя подруга со своей дочерью, на год старше. Девочка показала на радугу и сказала: «Мама, это rainbow?» У меня просто отпала челюсть: «Что? Вы говорите по-английски?» Пример подруги меня очень вдохновил, захотелось попробовать так же.

Система обучения. Я ленивая мама, которая, наверное, тонко чувствует себя. Если мне что-то не по душе, я не заставлю себя это делать. Я посмотрела вебинары на тему билингвизма и обучения детей языкам, но поняла, что методы, которые там предлагают, мне не подходят. Поэтому у меня, в отличие от коллег по цеху, подход был немного другой.

Я решила говорить с дочкой по-итальянски один-два часа в день. Хоть я и хорошо владею языком, все-таки итальянский — неестественная для меня среда. Со временем мы увеличили интервал до трех-четырех часов. Так как мы стали заниматься очень рано, то знакомство с иностранным языком началось через потешки — песенки и стихи для малышей.

Когда мне плохо, грустно или я болею, я говорю только по-русски. Не насилую себя — это важно. Дети четко ловят правду и неправду. Врать бесполезно: если тебе трудно и ты не хочешь говорить на другом языке, то и ребенок не захочет. А главное — такое насилие может вызвать неприятную ассоциацию с новым языком.

Другой мой принцип — идти за собой и своими интересами. Я не люблю «Свинку Пеппу» и «Акуленок, ду-ру-ру-ду-ру», то есть песню Baby Shark в переводе. Мне нравятся песни на итальянском, итальянские мультики 50—60-х годов. Я люблю смотреть с дочкой русскоязычные мультфильмы, переведенные на итальянский, вроде «Снежной королевы». Этот момент мне тоже кажется важным: делиться с ребенком языком через любимое, через то, что зажигает в первую очередь тебя.

Я не покупала никаких платных курсов о билингвизме. Мне хватило преподавательского опыта и опыта работы с детьми. Наоборот, я теперь сама подумываю сделать курс для мам, потому что в сфере итальянского языка такого практически нет.

Но много денег уходит на книги. Детских книг на итальянском в России не так уж много, особенно для самых маленьких, с песенками и потешками.

Поначалу заказывала литературу на Better World Books. Там бесплатная доставка, но книги идут больше месяца и могут вообще не дойти — в таком случае деньги возвращают. Потом открыла для себя магазин «Букбридж», в котором можно найти и книги для детей.

Сложности. Обучение ребенка языку, когда вокруг никто на нем не говорит, требует большого количества знаний. Когда я только начала вводить итальянский в бытовую речь, я поняла, сколько лексики прошло мимо меня. Как сказать «куколка бабочки», «черные катышки между пальцев», «у тебя вава»?

Поначалу мне хотелось знать все, и телефон с Гуглом всегда был под рукой, ведь в словаре таких слов и выражений чаще всего нет. Словарный запас, конечно, постепенно увеличился, но со временем я поняла, что не нужно переводить все и дословно. Итальянская мама сказала бы просто по-другому, вот и ты расслабься. Это был важный момент — понять, что русское мышление не равно итальянскому. Сейчас мой девиз — «думай как итальянец». Фильмы и «Ютуб» в помощь.

В процессе обучения возникали и другие сложности. У дочки сильный характер, и я часто сталкивалась и продолжаю сталкиваться с сопротивлением с ее стороны: «не хочу читать книжки на итальянском», «не хочу сейчас говорить».

Сначала я переживала, потом расслабилась. Не хочешь — не говори, а я продолжу. И так дочка волей-неволей подключается. Но все равно надо быть готовым к тому, что ребенок может не хотеть осваивать язык. Нужно искать новые подходы и методы или спрашивать себя, хочешь ли ты сам сейчас говорить по-итальянски.

Какое-то время я приглашала девушку-итальянку для занятий. Это тоже помогло изменить отношение дочки к языку, заинтересовать ее. Она увидела, что это язык, на котором говорю не только я.

Другая проблема — итальянский в общественных местах. Мне было тяжело начать: казалось, все подумают, что я выпендриваюсь. Я стеснялась общественных мест где-то до прошлого лета, но это останавливало прогресс. Летом 2021 года мы уехали в деревню к моей бабушке, где никого не знаем, и там барьер как рукой сняло. Мне было все равно, кто эти люди и как они на меня посмотрят. Это чувство я привезла с собой в Москву, и оно потрясающее.

Если говоришь красиво, чувствуешь себя увереннее. И важно, чтобы ребенок сразу слышал правильную речь, близкую к оригиналу. Но такое произношение — просто работа. Нужно знать, как практиковать, и все — говорю как фонетист.

Результаты. Сейчас Василисе два года и восемь месяцев. Она понимает все, что я говорю, смотрит мультики на итальянском, слушает, когда я читаю ей книги. Подпевает песенкам и помнит стишки наизусть. Отвечает чаще всего по-русски, но иногда вставляет одно-два слова по-итальянски. Так как у нас расслабленное обучение, я довольна и вижу, что схема обучения работает. Стараюсь не давить ни на нее, ни на себя.

Среди членов семьи мы находим только поддержку. А больше всего билингвизм одобряет дедушка, ему 79 лет. Он постоянно контролирует, учу ли я ребенка языку. Для меня это очень ценно.

Когда-то я прочла посты от некоторых уважаемых мной филологов о том, что искусственный билингвизм — блажь, мама должна говорить с ребенком на своем языке. Меня тогда это очень задело, потому что мы только начинали. Но теперь я знаю, что отвечать в таких ситуациях.

Мамы-билингвы не пытаются сделать из ребенка итальянца, англичанина или француза, а просто учат его языку. Иностранный язык в первую очередь — про расширение горизонтов. И мы можем дать столько, сколько имеем сами.