«Россияне живут сегодняшним днем и меньше сбере­гают»: интервью с поведен­ческим экономистом

Раньше ученые думали, что в экономической жизни людьми движет один лишь мотив — максимально увеличивать прибыль.

Но поведение человека оказалось значительно сложнее. Мы поговорили с исследователем поведенческой экономики из Университета Тренто в Италии Алексеем Управителевым о том, что влияет на наше отношение к деньгам, в чем особенности финансовых привычек россиян и как прокачать финансовую грамотность.

Поведенческая экономика — наука о принятии экономических решений. Она изучает то, как на человека могут влиять психологические, социальные и эмоциональные факторы во время экономического выбора. Эта наука находится под сильным влиянием психологии — в частности, когнитивной.

Стоит сказать, почему поведенческая экономика произвела переворот в науке. Она показала в первую очередь самим экономистам, что поведение человека совсем не такое, как считалось ранее. Они думали, что человек, решая экономические задачи, стремится только лишь максимизировать свою прибыль. Но потом стало понятно, что люди зачастую ведут себя иррационально. Психика человека устроена намного сложнее.

Лауреат премии по экономике памяти Альфреда Нобеля Даниэль Канеман вместе с коллегой Амосом Тверски создал теорию перспектив, которая выделяет четыре важных положения поведенческой экономики. Каждое из них отражает иррациональность поведения человека.

Первое — неприятие потерь. На потери люди реагируют намного острее, чем на прибыли, даже если речь об одной и той же сумме.

Например, зарплата человека составляет 40 000 ₽. Его вызывает начальник и говорит: «Знаешь, ты молодец. Меня радуют твои успехи. Держи прибавку 3000 ₽». Он говорит: «Здорово! Спасибо». Теперь представим другую ситуацию. Работника вызывает начальник и говорит: «Ты знаешь, твои результаты меня не радуют и, признаться, дела у компании идут не очень. На ближайшее время я хочу тебе понизить зарплату на 3000 ₽». И тот сильно расстраивается: «Что?! Как?! Почему?! Что случилось? Это невыносимо!». Радость от прибавки меньше, чем разочарование от потери точно такой же суммы.

Особенно ярко эффект неприятия потерь проявляется при игре на бирже.

Второе — снижающаяся чувствительность. Тоже пример с зарплатой. Сотрудник получает 100 000 ₽. Случается индексация, с нового месяца его зарплата составляет 120 000 ₽. Приятная прибавка, и он ей радуется. В то же время, если человек зарабатывает 300 000 ₽ и в какой-то момент у него повышается зарплата на 20 000 ₽, человек этого практически не замечает. Хотя это те же 20 000 ₽. На них можно купить те же продукты, в том же кафе можно купить те же блюда. Тем не менее человек воспринимает сумму по-разному. Восприятие зависит от того, к чему прибавляется сумма, к какой основе.

Третье — это нелинейное взвешивание вероятности. Некоторые люди боятся самолетов, хотя риск авиакатастрофы статистически крошечный. Известно, что опаснее переходить дорогу, но автомобилей люди боятся меньше. И наоборот: есть немало исследований, когда люди живут, например, в том месте, где очень высока опасность наводнений. Но они не покупают страховку, потому что думают: «Меня это не коснется».

Четвертое — зависимость от точки отсчета. Есть исследование, в котором участвовали профессиональные риелторы. Взяли одну группу, профессионалов рынка с опытом более 10 лет, показали им дом и спросили, во сколько они его оценивают. Одни ответили, что в 30 000 $. Другие — в 35 000 $. Третьи — в 37 000 $.

Потом взяли вторую группу, тоже состоящую из профи. Им говорят: «Как вы считаете, этот дом стоит 45 000 $? Какова ваша оценка?» Они говорят: «45 000 $ не стоит, но стоит 42 000 $». Профессионалам дали точку отсчета в 45 000 $, и она им казалась более реалистичной. Они привязывались к ней и в целом завышали стоимость дома.

Здесь можно вспомнить понятие «архитектура выбора» — эффект, открытый Ричардом Талером. Место Талера в экономической науке особенно важно, потому что Канеман и Тверски — психологи, которые однажды поняли, что их открытия более важны для экономистов. А Талер — экономист, который просто обратился к их открытиям и привнес многое в поведенческую экономику.

Архитектура выбора — это когда моделируются ситуация и условия, в которых можно направлять выбор человека. Подталкивание, или наджинг, — создание ситуации, когда человек делает выбор самостоятельно, но все же его ведут в ту или иную сторону.

Предположим, в столовую приходит человек. Если поставить сначала на линию раздачи картошку фри, он будет брать ее — вредную и жирную. Если же положить на первое место салат, он будет брать его. Это может использовать работодатель, который заботится о здоровье своих сотрудников.

Не так давно обнаружили, что в одной из работ поведенческого экономиста Дэна Ариэли данные были сфальсифицированы. Они были не похожи на то, как обычно выглядят данные клиентов компании автострахования. Некоторые значения встречались чаще или, наоборот, реже, и это противоречило базовым законам статистики.

Ариэли стал обвинять компанию, что она предоставила липовую статистику, но компания ответила, что выдала корректные сведения, а вот попав к Ариэли, они изменились. Так или иначе, ответственность за качество данных лежит на ученом, который ими пользуется: раз опираешься на них, значит, подтверждаешь, что они корректные.

После скандала Ариэли потерял свой вес в научном мире. Он был серьезным ученым, который прославился на широкую аудиторию с помощью своих научпоп-книжек. Если ученый сфальсифицировал данные, его статьи из журналов изымаются. Ситуация с Ариели стала хорошим уроком для многих. С тех пор считается правилом хорошего тона все свои данные выставлять открыто, включая программный код.

Ученые стали сами чаще проверять друг друга. Проверки стали учебным упражнением для учащихся магистратуры или аспирантуры. Студентам предлагают взять популярную статью и данные, на основе которых она создана. И посмотреть, получат ли они те же результаты в процессе воссоздания. Такой процесс называют репликацией данных.

Иронично, кстати, что Ариели занимался в науке вопросами доверия и сам при этом оказался скомпрометирован.

Поскольку Ричард Талер сформулировал, как можно подталкивать людей к более рациональным экономическим решениям, по всему миру стали открываться надж-юниты — центры, помогающие бизнесу и государственным структурам менять привычки потребителей.

Эти проблемы могут быть в сфере расточительного потребления электроэнергии и воды, нежелания проходить регулярные медицинские осмотры, отказа оформлять государственные субсидии и так далее. Подобных надж-юнитов в мире уже несколько сотен — но в России, насколько я знаю, эта ниша еще пуста.

Экспериментальный подход в экономике похож на медицинские испытания: мы берем две очень похожие группы людей и в одной внедряем какое-то одно изменение, в другой — нет, потом смотрим результаты. Если все хорошо, масштабируем.

Например, я недавно читал статью о том, как люди боролись с ковидом. В этом противостоянии исследователи использовали один известный поведенческий эффект, который связан с влиянием на людей лидеров общественного мнения. Они взяли 100 деревень в Бангладеше, где не делали ничего для предотвращения болезни. И 100 деревень там же, где волонтеры ходили по домам и показывали видео с поп-звездой. Звезда просила: «Ребята, носите маски и прививайтесь». Кажется, из таких лидеров там были еще игрок в крикет и религиозный деятель.

Потом сравнили показатели заболеваемости ковидом в этих двух группах деревень. Там, где использовали лидеров мнений, люди действительно меньше болели и меньше умирали. Так поведенческая экономика может спасать жизни людей. И этот пример тоже об экономике, ведь вообще это наука об эффективном распределении ограниченных ресурсов. В данном случае это экономика здоровья, экономика органов государственного управления, экономика благосостояния. Это все отдельные большие профессиональные темы в экономической науке.

Страновые различия, конечно, есть. Существует большой раздел «Культурная экономика», посвященный тому, как культура человека влияет на экономическое поведение. Об этом писал еще Макс Вебер, рассказывая, что протестантская этика подпитывает дух капитализма.

Известно, что в православных странах соблюдение социальных норм не такое, как в протестантских. Потому что в православных странах большую часть года занимает пост, который накладывает серьезные ограничения на, например, питание. Для человека поститься тяжело, он начинает избегать этих запретов. В социальной норме есть запрет, но он становится гибким. В протестантских странах правила могут быть даже более строгими. Но при этом им проще следовать. Они не длятся долго.

Кроме того, Россия — постсоветская страна. У нас нет так называемых старых денег. Я читал про Финляндию, и там немалая часть наиболее богатых людей — шведы, этническое меньшинство, потому что еще во времена, когда Финляндия была частью Швеции, эти семьи были богатыми. Они остались зажиточными до сих пор. Многовековое богатство передается из поколения в поколение.

В России нет ничего подобного. Каждый российский миллиардер — человек, выросший в бедной советской семье. Естественно, способности к предпринимательству у него особые, поскольку нет специфической культуры инвестирования и предпринимательства.

Но при этом второе поколение предпринимателей, чьи родители тоже занимались бизнесом, часто в своей бизнес-практике более успешны. Потому что нормы экономического поведения предпринимателя они получали от своих родителей в детстве.

Еще можно сказать, что люди не привыкли доверять. Поколение, которое помнит заморозку сбережений в СССР и гиперинфляцию, не доверяет банкам. Те люди, которые застали ваучерную приватизацию и МММ, не верят в инвестирование, потому что знают: их могут обмануть.

Из-за недоверия банкам, недоверия фондовому рынку я вижу, что сейчас очень часто люди инвестируют в недвижимость, чтобы сберечь накопления. У людей есть стойкое ощущение, что банк может забрать деньги, пройдет какая-то реформа и акции сгорят. А квартира стоит, и с ней ничего не произойдет.

Кризисы, которые регулярно происходят в российской экономике, мешают людям планировать жизнь. Даже крупные корпорации редко планируют дальше, чем на пять лет. В России слишком высокий фактор неопределенности.

Насколько я знаю, на Западе планирование на пятнадцатилетнюю перспективу встречается чаще. В России происходила отмена права собственности, потом новая приватизация. Соответственно, если в Европе семьи могут владеть какой-то собственностью на протяжении веков, значит, они могут что-то планировать на перспективу в 15—20 лет. Не только корпорации, но и просто семьи.

Россияне не могут долгосрочно планировать, поэтому люди живут сегодняшним днем. Оттого они меньше сберегают. Казалось бы, непредсказуемость подталкивает к тому, чтобы иметь большую подушку безопасности. Но у многих срабатывает обратный эффект. Лучше все тратить сейчас, чтобы почувствовать радость жизни.

Исследователи отмечают, что часто в семьях, которые пережили кризисы, возрастает роль образования. Могу предположить, что высокая доля людей с высшим образованием в России связана как раз с тем, что образование — это то, что останется с тобой, когда сгорят банковские счета.

Есть классическая методология измерения финансовой грамотности Аннамарии Лусарди и Оливии Митчелл. В ней — вопросы на понимание таких финансовых понятий, как сложная ставка процента, инфляция, диверсификация риска. Эта методология применяется в 180 странах мира.

Но можно измерять, например, по тому, насколько активно люди инвестируют в фондовый рынок. Или как активно пользуются своим банковским счетом. В России, я думаю, обладателей таких счетов — 95% населения. В африканских странах может быть всего 20%.

Я сам занимаюсь этой научной темой и вижу проблематичность методологии Лусарди и Митчелл в том, что финансовое поведение сильно диджитализируется  . Я называю это проблемой агентности. Раньше человек приходил в банк, а менеджер ему помогал. Он открывал дверь и говорил, что ему нужна ипотека, кредит или банковский счет, а менеджер в отделении ему все рассказывал и показывал.

Теперь человек остается один на один со своим смартфоном и большим банковским приложением с множеством вкладок. В нем нужно разобраться и понять, как все устроено. Людям с высшим образованием, молодым и живущим в городе хорошо. Им освоить функции приложения не составляет труда. Пожилые, без высшего образования или те, кто живет в сельской местности, становятся более уязвимыми. Нужно как-то помогать этим людям, чтобы они не становились жертвами обмана.

Поэтому можно сказать, что финансовая грамотность динамична. Она меняется под влиянием изменения паттернов финансового поведения.

Нужно начинать со школы. Я не раз встречал в социальных сетях фразы «Зачем меня учили в школе, как правильно надевать противогаз? Лучше бы учили, как оплатить коммунальные услуги» — то есть действительно базовым вещам.

Уроки обществознания касаются этой темы, но я не думаю, что там уделяют достаточное внимание тому, что такое финансовые пирамиды и как работают сложные проценты в сбережениях.

Банки тоже не стоят на месте, поскольку они в первую очередь заинтересованы в клиентах. Помню, как Т⁠-⁠Банк активно продвигал свою кампанию инвестиций и всевозможные курсы по инвестированию. Банк не только зарабатывал, но и повышал финансовую культуру граждан.

Я считаю, что важно говорить не только о финансовом поведении, но и о навыках финансового поведения. Когда человек остается один на один с приложением, навыки становятся более важными, чем знания. Речь идет о способности выбрать из множества предложений — допустим, вкладов. Также речь про навыки узнавать о чем-то новом, разбираться в услугах.

Эти образовательные программы нужно продвигать именно с помощью конкретных приложений. Надо учить людей так: пусть каждый возьмет свой смартфон с конкретным приложением, похожим на банковское. Чтобы реально показывать, что нажимать, что не надо нажимать, где нужно остановиться и подумать.

Я уверен, что обучение не должно быть абстрактным. Оно должно проходить в какой-то реалистичной цифровой среде, похожей на ту, что нам создают финансовые сервисы. Геймификация — когда человека вовлекают в образование через игру — тоже может помочь.

Россия — урбанизированная страна с образованными людьми. Жители нашей страны быстро схватывают тренды и понимают, как вести себя на финансовом рынке. Россия находится на хорошем уровне сравнительно с другими странами.

Например, еще пять лет назад консалтинговая компания EY на основе интернет-опроса составила индекс принятия финтеха — Россия оказалась на третьем месте в мире с 82% процентами населения, регулярно пользующимися хотя бы двумя финтех-сервисами. Нас обогнали только Индия и Китай с показателем 87%. Для сравнения: в США он составляет 46%, а в Японии — 34%.

Но и в России многие сталкиваются с большими проблемами из-за нехватки финансовой грамотности. Пять-семь лет назад у нас была большая проблема с микрокредитами. Люди их брали и попадали в долговое рабство, выплачивая огромные проценты. Человек брал кредит на 20 тысяч, а должен был вернуть 80. Или, допустим, клиентов привлекало объявление с заманивающей фразой «Всего лишь 1% в день». Вообще-то, 1% в день — это 365% годовых. Это чудовищная сумма, которая, конечно, не должна существовать. Здесь Центробанк вовремя ввел ограничительные меры.

Плохи те кредиты, которые создают для человека проблему с выплатами. Если кто-то сначала взял кредит, а потом это создает сложности, значит, кредит плохой. А если человек взял и доволен, то и пожалуйста, то и хорошо. При небольшом снижении дохода людям комфортнее взять заем и сохранить привычный уровень потребления, чем снижать его.

Часть людей склонна к демонстративному потреблению. В их среде богатым считается тот, у кого самая дорогая машина. А на самом деле она куплена в кредит. Хотя богаче тот, у кого больше сбережений, но их-то не покажешь. Это неприлично — хвастаться, у кого сколько на счету. А вот автомобилем — легко. Поэтому склонность к демонстративному потреблению также подталкивает людей к кредитам.

Мне нравится ментальная бухгалтерия Ричарда Талера. Она говорит о том, что человек склонен раскладывать в своей голове деньги по разным полочкам и какие-то тратить легче, а какие-то сложнее. Про подаренные, выигранные деньги или даже про неожиданную премию какую-то, люди думают: «Легко пришло, легко ушло», тратят такой доход менее рационально. Здесь я бы посоветовал всем деньгам придавать одинаковое значение. Не бывает легких денег.

Рекомендую еще вести учет доходов и расходов. Это тоже помогает экономить. Целеполагание помогает оптимизировать свои финансы. Главное, чтобы была цель. Если вести учет доходов и расходов абстрактно, бухгалтерию можно забросить.

В целом, боюсь, не скажу чего-то нового: чтобы принимать правильные экономические решения, нужно больше читать об экономике и финансах, больше общаться с людьми, которые умеют обращаться с деньгами, и не бояться ошибаться — потому что не ошибается только тот, кто ничего не делает.