Я снял «Папа, сдохни» — фильм, который не заметили в России, но полюбили в Голливуде

После кассового провала моего дебютного фильма, экшен-комедии «Папа, сдохни», я думал, что моя карьера закончена.

Но сейчас у фильма рейтинг 97% на агрегаторе рецензий Rotten Tomatoes, а у меня появились голливудские агенты и менеджеры. Недавно на онлайн-платформах вышел мой новый фильм «Оторви и выбрось», хотя еще четыре года назад я боялся, что больше никогда не сниму кино. Все благодаря тому, что мой дебют, прошедший незамеченным в России, переоткрыли западные критики и зрители. Вот как у меня это получилось.

Я окончил Санкт-Петербургский политехнический университет, факультет физики твердого тела. До этого учился в физмат-лицее, так что для меня логично было бы дальше идти в науку.

Но в какой-то момент я обнаружил, что во мне нет научного азарта. Я никогда не стану гениальным ученым, потому что нет страсти к этому. При всем при том я всегда был большим фанатом кино, с самого детства смотрел его очень много.

На втором или третьем курсе шутки ради сделал один пластилиновый мультфильм. Затем второй. Потом собрал друзей, и мы начали снимать короткометражные фильмы. Самым первым был трейлер к несуществующей картине. Это была больше шутка, чем полноценный фильм, вообще без какого-либо сценария — зато со взрывающимися кабачковыми головами, кетчуповыми взрывами и разлетающимся во все стороны фаршем. Все на чистом энтузиазме. Просто хотелось прощупать, как это делается: процесс мне нравился намного больше, чем результат.

И так, шаг за шагом, мы сделали одну короткометражку, вторую. А потом я задумался, что, наверное, все-таки имеет смысл попробовать написать сценарий. Появился первый более-менее сюжетный короткометражный фильм. К моменту получения магистерского диплома по физике у меня было уже порядка пяти таких работ.

Обычно снимал на цифровую камеру, но один фильм получилось сделать на пленку — помогло знакомство с оператором из Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения, которому как раз нужна была дипломная работа.

Все снимал за свои деньги — максимум на короткометражку я тратил где-то 15 тысяч рублей. Первое время осваивал режиссуру чисто практическим путем, занимался самообразованием. Помогали общая насмотренность и опыт собственных ошибок — плюс прочел два учебника по драматургии.

Стало понятно, что кино — большая страсть, и мне очень хочется им заниматься. Но в Питере, конечно, мало возможностей. Вся киноиндустрия сконцентрирована в Москве. Все деньги — в Москве. Я понял, что если действительно хочу ворваться в индустрию, то нужно переезжать.

Была и другая проблема. Я, конечно, к тому моменту уже снял достаточно короткометражек — и они даже попадали на фестивали, — но все же по образованию я физик и тогда не знал ни одного человека из индустрии в Москве. Нужно было как-то интегрироваться в киносообщество. Самым логичным способом показалось поступление на Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Это дополнительное образование, которое занимает два года. В основном там учатся уже взрослые люди. У меня в группе были бывшие кавээнщики, стоматологи, журналисты, актеры.

Когда я говорю про вход в индустрию, не имею в виду, что, если поступить в киновуз, мастера тебя за руку возьмут, отведут куда-то и скажут: «Вот, возьмите этого мальчика, теперь он у вас будет работать». Ты просто начинаешь вариться в этом социуме. Дальше выстраивается цепочка знакомств и случайностей, которая может привести тебя к работе. Сейчас, по-моему, уже 12 или 13 человек из моей группы сняли свои полнометражные фильмы. Это очень много.

Два года жил с ощущением, что вся индустрия находится внутри мыльного пузыря, а я — снаружи, и все никак не мог прорвать его оболочку. Казалось, нужно как-то надавить посильнее, и тогда пузырь лопнет, а я попаду внутрь. Долбился в эту стенку, но как-то все безрезультатно. Узнаешь контакт одного продюсера, отправляешь ему сценарий, отправляешь другому, третьему. Но ничего не сходится.

Дебютантом быть очень сложно. Твои короткометражки, кроме тебя самого, никому не нужны. Продюсеры больше реагируют на сценарии. То есть если ты как дебютант приносишь с собой еще и историю — это уже отличный повод к тебе присмотреться. Ты пришел не с голыми руками.

Со мной случилась совершенно чудовищная история. Я сошелся с двумя продюсерами, которые, как я понимаю, пришли из рекламы и захотели войти в кино. Им понравились мои короткометражные фильмы. Я в тот момент писал комедийный хоррор, и они предложили сделать его вместе.

Ничего особо не обсуждая, я невнимательно подписал договор и встрял практически на целый год. Мне не заплатили ни копейки, но при этом я, по сути, потерял свой сценарий — а фильма так и не случилось. Началось какое-то постоянное перетягивание — переделай это, переделай то. В какой-то момент я просто сказал: «Ребят, ну давайте разойдемся, потому что мы, очевидно, никак не сможем сговориться». Но сценарий по договору остался у них.

Это был достаточно болезненный опыт. После него я, эмоционально заряженный, сел писать сценарий «Папа, сдохни» — экшен-комедии о парне, который собирается убить отца своей девушки, потому что тот якобы издевался над дочерью в детстве. Этот черновик позже и превратится в мой первый полнометражный фильм. Тут тоже помогли знакомства, полученные на Высших курсах.

Где-то через полгода после завершения курса, в 2015 или 2016 году, однокурсник пригласил меня в кафе. Он был с девушкой. Мы познакомились, и оказалось, что эта девушка — продюсер и только что выпустила фильм «Страна ОЗ». Зовут ее Софико Кикнавелидзе.

Между делом она спросила, есть ли у меня что-нибудь на уме. Я ответил, что недавно закончил один сценарий. Она взяла его прочитать и сказала: «Давай попробуем». Получилось, что Софико — единственный продюсер, который вообще этот сценарий читал. Больше его, по сути, никто и не видел. Я никому его не показывал.

Дальше мы подались в Министерство культуры. Там получили финансирование и сделали фильм.

Многие люди даже внутри индустрии не до конца понимают, как устроена работа с Фондом кино (ФК) и Министерством культуры. На самом деле в этом нет ничего сложного.

У Министерства культуры и ФК немного разная направленность. Министерство больше ориентировано на имиджевые проекты: арт-фильмы, детское или социальное кино. Фонд кино — это отдельная структура, больше рассчитанная на зрительские картины, блокбастеры и жанровые крупнобюджетные фильмы. На то, что может привлечь много людей в кинотеатры.

У обеих структур есть открытые конкурсы. Чтобы податься туда, нужно найти продюсера. Вы отправляете сценарий, собираете все документы. Продюсер обязан самостоятельно найти 30—40% от бюджета фильма. Если продюсер в состоянии отыскать инвесторов и компании, которые готовы вложиться в ваш фильм, он заполняет все документы и отправляет картину на конкурс. В конкурсе три этапа. Два из них заочные.

На первом этапе проверяют продюсера и подписавшиеся на фильм компании: в порядке ли документы, прозрачна ли бухгалтерия.

Второй этап — это сценарный конкурс. Механика одинаковая и в Фонде кино, и в Министерстве культуры: команда из успешных режиссеров, сценаристов, продюсеров и прочих деятелей нашей индустрии читает сценарии и голосует. Комиссия решает, какие сценарии хорошие, а какие совсем слабые.

Третий этап — очный. Это так называемый питчинг, когда у тебя есть пять минут на выступление перед очередной комиссией индустриальных специалистов. В ней тоже продюсеры и режиссеры, но уже другие — не те же самые, которые читали сценарий.

Ты выступаешь перед ними и объясняешь, почему твое кино соберет зрителей, чем оно привлекательно и зачем его вообще нужно снимать. По результатам конкурса эксперты оценивают проект и решают, давать на него деньги или нет. Все абсолютно прозрачно, есть даже онлайн-трансляции этих питчингов. Их бывает забавно смотреть: примерно понимаешь, какие российские фильмы будут выходить через пару лет.

Теперь кроме Фонда кино и Министерства культуры появились еще и частные фонды вроде «Кинопрайма», который принадлежит миллиардеру Роману Абрамовичу. Можно подать заявку еще и туда — причем все равно, пользуешься ли ты уже услугами других фондов или еще нет. Активно участвуют в запуске новых проектов и онлайн-платформы — в последние годы они стали важными игроками в индустрии.

В зависимости от проекта деньги в фондах делятся на возвратные и невозвратные. Для большей части проектов средства выдаются как беспроцентный кредит. Ты должен вернуть их в течение какого-то определенного срока. Продюсер, соответственно, сильно заинтересован в том, чтобы твое кино окупилось.

Мы получали деньги в Министерстве культуры, потому что там есть специальная секция для дебютов. Тогда в ее рамках могли выделить максимум 25 млн рублей на производство картины. Но вообще эта сумма пересчитывается каждый год. Недавно, например, она поднялась до 35 млн. Это может покрыть почти половину твоего бюджета, что очень здорово.

До сих пор в России была удивительно лояльная и крутая система для запуска дебютов. Такое количество дебютов в год, какое запускается в России, не будет возможным ни в одной другой стране. Если у тебя есть история, ты можешь хоть в 20 лет податься, найти деньги и снять свое кино. Тебя поддержит государство. Это было очень здорово.

Оба моих фильма достаточно провокационные, критичные к современной российской действительности. И в «Папа, сдохни», и в «Оторви и выбрось», например, не в самом выгодном свете показаны правоохранительные органы. Я абсолютно искренен, мне ни за что в них не стыдно. Я отвечаю за каждую тему или посыл, которые туда вкладываю. И все равно Министерство культуры меня поддержало — за это я ему благодарен. «Папа, сдохни» получил от него 25 млн безвозвратных рублей при общем бюджете в 65 млн.

25 млн ₽

фильм «Папа, сдохни» получил от Министерства культуры

Делать кино тяжело. Во-первых, на съемках задействовано огромное количество людей. Во-вторых, производство фильма занимает много времени. Минимум два года. Чаще — еще больше.

Сценарий. Нормальный сценарий, если заниматься им вдумчиво, занимает месяцев десять. Со всеми правками и редактурой выходит год — и весь этот год сценарист должен получать зарплату.

Период предпродакшена — работа над фильмом до непосредственных съемок. Вы проводите кастинги, которые тоже могут затянуться, а после минимум три-четыре месяца, в зависимости от масштаба фильма, готовитесь к съемкам. Планируете все, строите декорации, ищете натуру, подбираете грим, костюмы и прочее.

Съемки. Это еще примерно два месяца.

Постпродакшен. Он включает в себя монтаж, цветокоррекцию, озвучание, работу композитора, графику и так далее. Все вместе — в среднем два с половиной года работы огромной команды людей. Кто-то работает на съемках фильма все два с половиной года от начала до конца — как, например, режиссер. Композитор может работать над фильмом год. Режиссер монтажа может работать четыре месяца, а может и шесть. Все зависит от того, как быстро он справится с задачей.

И все эти люди получают зарплату. На самом деле, если разделить сумму на всех и распределить ее на два с половиной года, деньги выходят не такими уж и огромными. Наоборот, приходится ужиматься, придумывать, как сделать дешевле. Ведь если стоимость кино перевалит за определенную сумму, то оно окажется нерентабельным.

Режиссеры работают за гонорар. Договариваешься с продюсерами, называешь им свою цену. Считаешь исходя из того, что тебе на эти деньги придется жить полтора-два года, а если ты еще и сценарист — все три. Гонорар может казаться большим со стороны, но, когда ты его растягиваешь на 36 месяцев, он уже совсем не такой внушительный.

Чем успешнее ты становишься как режиссер, тем больше условий можешь себе выбивать. Например, ты имеешь право договориться о проценте от прибыли: взять себе гонорар поменьше, но при этом к нему прибавить часть вырученных от фильма денег. Это риск, кино может вообще ничего не заработать.

У сценаристов в киноиндустрии два пути. Первый — ты сам пишешь сценарий, потом приходишь к продюсеру, и он его покупает. Второй — продюсер приходит к тебе, заказывает сценарий и платит зарплату, пока идет работа. В первом случае деньги ты получаешь в конце работы, во втором — по ходу дела.

К сожалению, согласно условиям договора, я не могу называть точные суммы. Но на «Папа сдохни» мой гонорар был настолько маленьким, что деньги у меня закончились, когда мы еще даже не успели завершить съемки фильма. И это при том, что я жил экономно в однокомнатной квартире в панельке на метро Бауманская.

При бюджете в 65 млн рублей «Папа, сдохни» собрал в прокате только 2,5 млн. Я думал, что на этом моя карьера закончится. Меня никто больше не наймет. Я никаких больше денег как режиссер не получу. Думал, что надо идти грузы таскать или что-то вроде того.

Можно было пойти снимать рекламу — на ней зарабатывают гораздо больше и стабильнее, чем в кино. Многие режиссеры вообще делают рекламу своей основной работой, но периодически берут перерыв и говорят: «Я пошел в кино». Потом возвращаются и дальше зарабатывают рекламой. Но и туда еще нужно пробиться.

В кино никто не любит рассказывать о заработках, потому что все сильно зависит от обстоятельств. Ты можешь сегодня получить больше, завтра — меньше. Плюс на площадке зарплаты у всех очень разные. Есть актеры, которые получают больше, чем режиссер. С дебютантами все еще интереснее. Второй режиссер, твой прямой подчиненный, может зарабатывать больше, чем ты — просто потому что у него опыта в индустрии больше.

Поэтому я никогда и ни с кем не обсуждаю деньги. Не знаю, кто сколько получает на моей площадке — это вообще меня не касается. Тогда для меня все уравниваются и я могу требовать с каждого по его задачам, не обращая внимания на статус.

Нет ничего хуже, чем оказаться на площадке с ощущением, что ты чем-то обязан актеру, потому что он согласился сняться дешевле, чем мог бы. Ты должен требовать ото всех выкладываться на максимум — независимо от того, пришел человек к тебе бесплатно или за баснословную сумму.

Когда формируется моя зарплата, я просто считаю, сколько мне нужно в месяц, чтобы жить нормально. У меня не получается откладывать. У меня не космический заработок, я не могу позволить себе жить без работы годами. Вообще не получилось создать никакой подушки безопасности. Если хочешь зарабатывать в кино много, нужно идти на компромисс с совестью, делать фильмы для продажи. Если хочешь оставаться автором и снимать свои, как тебе кажется, честные и классные фильмы, ты вынужден соглашаться на меньшие деньги. Потому что работаешь за идею.

Так что незачем идти в кино, если ищешь хороших денег. Это очень эмоциональная, специфическая, сложная среда с огромным количеством творческих людей, каждый из которых по-своему очень сложный. И тебе надо уметь со всеми взаимодействовать.

Я благодарен в этом смысле своей семье, моей жене Вике Коротковой. У меня всегда была моральная поддержка. Она была готова терпеть то, что я сидел без работы годами и писал сценарии в стол. Между выпуском из физтеха и выходом «Папа, сдохни» прошло шесть лет. Все эти годы друзья не из сферы кино смотрели на меня как на дурачка. Тебе 30 лет, а ты продолжаешь в игрушки играть, как-то фантазировать, сидя без денег с женой. Полная безответственность. Абсолютно инфантильный подход к жизни.

За эти шесть лет было много моментов отчаяния, много сомнений. Дикий страх, что огромное количество потраченного времени и усилий уйдет в никуда. Только поддержка близких, маниакальная страсть и любовь к процессу позволяют этот страх преодолеть. Мне бесконечно радостно, что я могу придумывать эти сказки в кино, могу менять законы физики. Ты понимаешь, что действительно создаешь: не документируешь жизнь, а интерпретируешь ее по-своему.

Так что главный заработок в кино — эмоциональный, а не финансовый. Я могу тратить по полгода на проекты, которые в итоге не снимаю. Рисую раскадровки, встречаюсь с людьми — и все в никуда. Руки опускаются. Но потом я вспоминаю, что мне же на самом деле очень нравилось общаться со сценаристами. Очень нравилось делать к этому проекту раскадровки, было классно все это придумывать.

Вдруг осознаешь, что, в принципе, это все равно не зря потраченное время. Можно где-то поступаться своими финансовыми интересами, потому что получаешь гораздо большее: ты выигрываешь удовольствие от жизни, ведь обретаешь возможность делать то, что тебе нравится.

Если вкратце, я выбрал самое неудачное направление кино в плане кассовых сборов. Есть жанровые фильмы: комедии, блокбастеры, военные и спортивные драмы, рассчитанные на широкую аудиторию. Их продавать не так сложно. Есть фестивальное кино — оно не приносит денег, но его снимают ради наград, престижа, имиджа режиссера и продюсеров. А есть так называемый арт-мейнстрим, как его определяют на Западе. Он где-то между.

С одной стороны, это кино способно развлечь аудиторию. С другой, оно обращается к более провокационным, радикальным темам, которым не место в чисто зрительском кино. В Голливуде такие фильмы снимают, скажем, Мартин Скорсезе, Мартин МакДона, братья Коэн и так далее. Именно арт-мейнстрим чаще всего выигрывает большие награды и остается в истории. У нас же это направление почти не развито.

Я как зритель такое кино люблю больше всего и поэтому сам стараюсь его снимать. Но арт-мейнстрим гораздо тяжелее продавать: ты не можешь однозначно сформулировать для аудитории жанр своего фильма. Назовешь комедией, тебя спросят: «А что это я полфильма плакал?» Скажешь, что драма, ответят: «Что это за драма, где постоянно дерутся? Это же экшен».

В итоге массовый зритель говорит: «Ой, ну это какая-то авторская хрень, я такое не хочу». А фестивальная аудитория думает так: «Ха, трешак, что тут смотреть — это же для развлечения снято». Оказываешься между двумя крайностями.

Но это не единственная причина провала. Мы совсем не угадали с названием. Мне казалось, что «Папа, сдохни» отсылает к классным жанровым фильмам в духе «Сдохни, Джон Такер!» или «Убить Билла». Но в голове рядового российского зрителя название скорее навевает ассоциации с тяжелой, депрессивной драмой «Все умрут, а я останусь». На такое идти им не очень хотелось, чтобы лишний раз себя не травмировать.

Еще мы довольно агрессивно строили промоматериалы — использовали фразы вроде «кровавая комедия». Нас начали банить в соцсетях. На нас постоянно писали жалобы. Владельцы кинотеатров отказывались вывешивать постеры, потому что название казалось им оскорбительным. У нас должна была быть реклама на телевидении, в «Вечернем Урганте», но нам отказали: «Ребята, вы офигели, фильм с таким названием не будет рекламироваться у нас». Потом кто-то на нас написал заявление по поводу призыва к экстремизму. Все из-за названия.

Еще одна причина провала — на промокампанию выделили мало денег. Даже люди из индустрии не знали про существование «Папа, сдохни», настолько у нас не получилось его до зрителя донести. Огромное количество ошибок было сделано — и просто фильм в никуда. Он как будто растворился. Было обидно, ведь огромное количество сил потратили, огромное количество страсти и веры вложили в это кино.

«Папа, сдохни» получил гран-при фестиваля «Окно в Европу», но это не дало особенного прироста популярности. Фильм отправляли на другие конкурсы в надежде, что где-то картина таки выстрелит. Среди них был таллинский фестиваль Black Nights. Помню, как там прошел показ «Папа, сдохни»: почти целиком русскоязычный зал, все битком, зрители громко реагировали.

А через месяц после этого показа вдруг вышла статья в популярнейшем американском издании о кино и сериалах The Hollywood Reporter. Оказалось, журналист от издания присутствовал в том зале и абсолютно случайно зашел на показ какого-то русского фильма. Ему понравилось, и он написал хвалебную рецензию. И сразу — взрыв, эффект лавины.

Огромное количество организаторов фестивалей тут же написали нам: «Ребята, давайте к нам, мы тоже хотим ваш фильм». У «Папа, сдохни» появился агент по продажам, Маттео Ловадина. Он очень правильно использовал все эти фестивали для продажи фильма в каждую конкретную страну.

Мы победили в нескольких важных конкурсах. На Fantasia Film Festival в Монреале, большом и важном фестивале жанрового кино, «Папа, сдохни» получил приз как лучший дебютный фильм.

Очень крутую работу проделали компании Earl Films и Wild Bunch. Это дистрибьюторы, которые выпускали фильмы в США и в Великобритании. У нас были запланированы кинотеатральные релизы в обеих странах. В США «Папа, сдохни» собирались показать в 20 городах, но из-за пандемии коронавируса лента вышла только онлайн. Зато картину разослали многим большим зарубежным критикам, мировое сообщество его увидело.

Сейчас у фильма рейтинг 97% на Rotten Tomatoes при 77 рецензиях, что немало для российской картины. Его хвалят все топовые издания: Variety, New York Times, LA Times, тот же The Hollywood Reporter. Недавно я смотрел по телевизору фильм «Мизери» по Стивену Кингу. И там главный герой, писатель, рассказывает: «Про меня Variety написали положительную статью!» Это для него как бы вершина творческой деятельности. А у меня такое и правда было.

35 стран закупили права на показ «Папа, сдохни». Готовились американский ремейк фильма, немецкий ремейк — правда, не знаю, в каком состоянии они находятся сейчас. В итоге бумерангом эта популярность долетела и до России. Отечественные критики стали обсуждать, как же это они пропустили фильм. Те же самые, что раньше меня обливали грязью, вдруг полюбили картину. Хотя были и те, кто сразу писал хорошие вещи о «Папа, сдохни» — но таких немного. В основном в России фильм просто не замечали, пока на него не обратили внимание на западе.

Этот ажиотаж позволил людям наконец увидеть кино. Мне было очень радостно. Начали звонить продюсеры и предлагать работу. Я удивлялся: неужели это действительно так работает? Пока кто-то со стороны не рассказал, что фильм хороший, никто этого не понимал. Ведь «Папа, сдохни» за этот год никак не изменился: каким был, таким и остался.

После рецензии в The Hollywood Reporter и успеха на фестивале Fantasia у меня появились голливудские агенты и менеджеры. Вышло смешно. Тогда у меня не было денег. Ничего не было. Снимали с женой маленькую однокомнатную квартиру в Москве. Вечером я прочитал статью The Hollywood Reporter и обрадовался, а в два часа ночи, когда уже почти спал, получил письмо: «Кирилл, нас зовут так и сяк, мы менеджеры, хотим познакомиться. Можно нам посмотреть ваше кино?»

А в конце письма подпись: такие-то, такие-то, адрес — бульвар Сансет, Голливуд. Я подумал, что это шутка какая-то, спам, но все равно ответил им, согласился. На что мне предложили созвониться прямо сейчас.

Я вышел на кухню, надел какой-то верх. И сидел без штанов перед компьютером. Созвонились по «Скайпу». На экране передо мной сидели два американца, жующих жвачку. У них в окне — голливудские холмы, надпись эта белая, вот прямо все как в кино. Они сразу перешли к делу: «Кирилл, слушай, мы прочитали рецензию. Мы менеджеры. Пришли нам кино. Ты, кажется, парень талантливый. Мы хотим тебя представлять в Голливуде».

А я сидел в панельке, в полтретьего ночи, в Москве, и думал, что за сюр вообще происходит. Все равно согласился. Они посмотрели кино, им понравилось, и с тех пор мы работаем вместе, вот уже третий год. Они очень меня поддерживают, много времени тратят.

Сразу объясню, в чем вообще разница между агентом и менеджерами.

Агент — это человек, который помогает искать проекты. Он рассылает твой сценарий продюсерам или, наоборот, присылает тебе какие-то студийные сценарии. Занимается договорами, обсуждает деньги.

Менеджеры — это люди, которые больше помогают тебе лично. Ты можешь попросить их помочь с питчингом, когда идешь на важную встречу, отрепетировать с ними выступление и обсудить его. Им тоже можно отправлять сценарии, дальше они уже сами взаимодействуют с агентом.

Менеджеры скорее поддерживают тебя, вдохновляют. Когда бьешься головой о стену и у тебя ничего не получается, они мотивируют. Агент же сухой, прямой. Если у тебя получилось плохо, он так и говорит: «Кирилл, ты сделал дерьмо». Чтобы вы понимали, у меня тот же самый агент, что у Джордана Пила — режиссера «Прочь» и «Мы». Крутейший профессионал, такой себе на уме, очень жесткий.

И агент, и менеджеры получают по 10% от каждой совершенной тобой сделки в Голливуде. С меня они до сих пор не получили ни цента — и все равно верят, продолжают работать. Иногда мы с ними чуть ли не каждую неделю созваниваемся. Мне постоянно кажется, будто сейчас меня кинут, устанут со мной возиться и найдут себе какую-нибудь другую рабочую лошадку. Но нет.

Просто агенты и менеджеры сами понимают, что в Голливуде все происходит очень медленно. Российская индустрия реактивна: встречаешься с продюсером, расписываешь идею, он дает добро — и все, вы работаете. Через неделю уже можешь получить первую зарплату.

В Голливуде таких скоростей нет, потому что там вообще не бывает государственной поддержки, которая обеспечивала бы тебе как производителю кино подушку безопасности. Там ты вкладываешь собственные деньги и в случае провала рискуешь оказаться без работы. Там нет права на ошибку. Один коммерческий провал — и на этом твоя карьера, возможно, закончится.

Поэтому в Голливуде боятся рисковать. Все решения принимают в сто раз медленнее, чем в России. Ты можешь потратить четыре-пять лет просто на то, чтобы проекту дали зеленый свет. Вроде сценарий студии нравится. Но без звезды фильм не соберет денег. Значит, нужна звезда. Начинаем рассылать сценарий по агентам. Надеемся, что кому-то из актеров или актрис понравится, и они прикрепятся к фильму. Зацепили звезду, но у нее график расписан на ближайшие два года. Ждем? Конечно, ждем.

Я не понимаю, как люди дебютируют в Голливуде. Это бесконечно сложно. Очень долго. Сейчас у меня есть несколько проектов, к которым я прикреплен в качестве режиссера. Они потихоньку шевелятся. Но пока туда, например, не прикрепится актер, далеко они не продвинутся.

Есть проекты, с которыми я дошел почти до самого финала. Был один совершенно потрясающий сценарий. Дорогущий фильм с бюджетом 60 млн долларов. Его взяла к себе студия Legendary. Полгода ходил от одного продюсера к другому — и так до главы студии. Всем все нравилось.

И когда уже начали составлять договор, на рынке появился другой сценарий — очень похожий по жанру, рейтингу, аудитории, бюджету. И к нему уже был прикреплен Райан Рейнольдс. В итоге нас отодвинули.

К тому же я сам первое время глупил. От многих проектов отказывался, старался быть избирательным и найти «тот самый» фильм. Это сложно, ведь для студий ты просто какой-то российский режиссер, который себя еще никак не зарекомендовал. Лучше, конечно, взять более безопасное кино, но такое, в котором ты сможешь творчески раскрыться.

Сейчас я гораздо аккуратнее и мудрее. Но все равно не знаю, получится у меня что-нибудь в Голливуде или нет.

21 апреля я выпустил новый фильм — «Оторви и выбрось». Это криминальная трагикомедия о женщине, которая вышла из тюрьмы и забрала дочь у суровой бабушки, а та бросилась в погоню.

13 мая он вышел на онлайн-платформах. Картину мне помог запустить в производство продюсер Артем Васильев, занимавшийся «Довлатовым», «Юмористом», «Делом» и многими другими лентами. Причем он обратился ко мне еще до того, как «Папа, сдохни» обрел свою запоздалую популярность. Артем посмотрел фильм, тот ему понравился, и человек поверил в меня. Я ему за это бесконечно благодарен.

«Оторви и выбрось» я попытался сделать более ориентированным на зрителя, при этом сохранив узнаваемый почерк. Пока даже по результатам проката не могу сказать, удался ли эксперимент или нет. Потому что слишком обстоятельства поменялись. Закрыты соцсети, отрезана половина путей продвижения.

Да и в целом сейчас не до кино. Я и сам перестал смотреть фильмы. Мне сложно подключаться. Когда тебе родственники пишут, что прячутся в бомбоубежище, совсем уже не до «Бэтмена» становится.

Я понятия не имею, как наша индустрия будет работать после 24 февраля. До этого она быстро росла, возникало много возможностей делать что-то экспериментальное, смелое. Появлялись новые фонды и платформы. Теперь мир поделился на до и после.

Появится ли в нашем кино цензура? Или нет? Какая она будет? Насколько некоторые темы станут табуированными? До сих пор мне казалось, что самоцензура была большим злом, чем какое-то внешнее ограничение. Люди сами себя тормозили гораздо сильнее, чем им кто-то мешал со стороны. Как будет теперь — не знаю.