«Кризис может случиться с каждым»: кому и как помогают ресурсные семьи

Иногда семьи проходят через серьезные кризисы — и не всегда в этот период взрослые уделяют достаточно внимания детям.

Если ситуация затягивается и найти выход не удается, родители могут отправить детей в приют до тех пор, пока снова не смогут о них заботиться. Но существуют и другие варианты — например, можно подобрать ребенку ресурсную семью.

О том, чем занимаются ресурсные семьи, какая семья может себя попробовать в этой роли и насколько комфортно детям пребывание в них, мы поговорили с Екатериной Молчановой — основательницей фонда «Алиса», который решает проблемы социального сиротства.

— Что такое ресурсная семья? Чем она отличается от детского дома?

— Ресурсная семья — это профессиональная приемная семья, которая временно берет к себе ребенка, пока родители справляются со своими трудностями. Это альтернатива размещения детей в детском доме — к сожалению, единственному инструменту, который есть у государственных учреждений, когда семья попадает в трудную жизненную ситуацию.

Например, мама приходит в соцзащиту и говорит: «Я попала в беду, мне нужно лечь в больницу, но у меня двое детей». Специалист соцзащиты отвечает: «Мы вам поможем! У нас есть классная опция — напишите заявление, и если вашему ребенку нет четырех лет, мы направим его в дом ребенка, а если ваш ребенок старше четырех лет — в социальный реабилитационный центр. Он будет сыт, одет, обут, все будет в порядке».

Я считаю, что это огромная травма для ребенка, колоссальный стресс. Безусловно, если ребенок попадает во временную ресурсную семью экстренно, когда не было возможности заранее познакомиться, — это тоже стресс. Но когда в момент стресса, потери, утраты и отсутствия стабильности рядом есть понятные и безопасные взрослые, которые скажут: «Все в порядке, я здесь, я буду рядом, все будет хорошо» — это состояние у ребенка быстро проходит.

В социальных реабилитационных центрах ситуация другая: там большое количество детей и ограниченное количество сотрудников, которые физически не могут каждому ребенку уделять столько времени и внимания, сколько необходимо. Вдобавок в государственных учреждениях установлен определенный режим, под который ребенок вынужден подстраиваться. Условно: если в расписании стоит какое-то мероприятие, мало кого волнует, что у ребенка стресс после расставания с семьей. Он просто вынужден идти — например, на концерт.

Еще один плюс ресурсных семей: они позволяют сохранять связь с кровными родителями, если это возможно. В государственных учреждениях, безусловно, тоже могут обеспечить встречу с кровными родственниками. Но дело в том, что, например, на территории нашего региона всего три дома ребенка. Поэтому когда дети попадают туда, родители не всегда имеют возможность к нему приехать. И никто из персонала не сможет обеспечить регулярные звонки по видеосвязи. Туда можно позвонить, узнать, как у ребенка дела, но, кроме личной встречи, другие форматы взаимодействия с родителями, к сожалению, недоступны.

Бывают ситуации, когда по каким-то причинам ресурсная семья не подошла. Но даже в этом случае перемещение из одной временной семьи в другую будет менее болезненным для ребенка, чем если он попадет в детский дом. Поэтому определить ребенка в семью — это приоритет.

Мы занимаемся ресурсными семьями уже практически четыре года. Все началось с момента, когда нам позвонила наша подопечная и сказала: «Вы знаете, я в запое. Я сейчас умру. Заберите моего ребенка куда-нибудь, потому что скорая меня не забирает». Мы приехали, взяли с мамы рукописную доверенность, схватили этого ребенка и отвезли в нашу приемную семью, которая была в тот момент на сопровождении.

Потом так получилось, что данная услуга стала востребована среди наших кризисных семей. Ситуации были разными: маме нужно в роддом, а муж работает в другом городе. Или у мамы сахарный диабет первого типа и ей срочно нужно лечь в больницу на лечение, а ребенка оставить не с кем. Так мы организовали проект «Семья в поддержку».

— Как семья может стать ресурсной?

— Чтобы стать ресурсной семьей, нужно пройти обучение. У нас это школа временных ресурсных родителей, обучение в ней рассчитано на 42 часа в течение двух месяцев. Это большой курс, где мы освещаем все важные моменты: возрастную психологию, травмы, горе потери, разные типы поведения, как принимать и возвращать детей в семью, как коммуницировать с кровными родителями.

В остальном нет какой-то общей нормативной базы на федеральном уровне о том, как отбирать и обучать ресурсные семьи. Я знаю, что в зависимости от региона есть разный опыт: где-то это семьи, которые не были приемными. Но в нашем случае, в Нижнем Новгороде и Нижегородской области, это профессиональные приемные семьи, которые имеют приемных детей или уже выпустили их. У них большой опыт в воспитании, и они понимают, что у детей есть родители и это временная поддержка ребенка.

В Санкт-Петербурге, например, ресурсной может стать семья, прошедшая обучение и соответствующая определенным критериям той организации, которая этим занимается. В основном этим занимаются НКО, за исключением Московской области: там это государственная услуга.

— Как оценить свою готовность стать ресурсным родителем?

— Очень сложно оценить свои ресурсы. Люди порой сталкиваются со своей истинной мотивацией через несколько лет, когда дети уже находятся в семье. Чтобы оценить готовность родителей, у нас есть определенный набор методик: специалисты проводят диагностику и помогают оценить ресурсность семьи. Самостоятельно оценить свою готовность вряд ли получится.

Иногда мотивация появляется в процессе обучения. Поэтому на обучение в школу временных ресурсных родителей мы принимаем всех желающих. Во-первых, это развитие профессиональных компетенций приемных родителей и профилактика их выгорания, что в любом случае влияет на воспитание их детей. Во-вторых, бывает, что те, кто пришел из любопытства, понимают: у них есть на это ресурсы и они готовы стать ресурсной семьей.

— Как вы думаете, стать ресурсной семьей проще, чем приемной, или наоборот?

— Быть приемными родителями — это колоссальный труд. Быть временными ресурсными родителями — это еще больший труд. С приемным родительством понятнее: это мой ребенок, я несу за него ответственность и могу строить долгосрочные планы. Если ребенок в семье временно, есть дополнительная нагрузка и определенные обязательства. Для таких семей у нас четко прописаны критерии и обязанности, так как мы платим за это. По сути, они работают у нас в фонде.

Ресурсная семья — это еще и некая социальная реабилитация: родителям нужно следить за психологическим здоровьем ребенка, поэтому они все своего рода диагносты, социальные реабилитологи и педагоги.

Плюс, они должны понимать, что ребенок, который у них находится, в которого они вкладываются, — он через неделю, месяц или два уйдет. Это где-то там, в глубине души, обидно. Поэтому, мне кажется, это сложнее — брать на себя ответственность и временно воспитывать чужих детей.

— Есть ли аналоги ресурсных семей за рубежом?

— Чаще в зарубежной литературе можно встретить термин «фостерная семья». От слов foster care — приемная, или патронатная, семья. По сути, это и есть временная семья, просто, например, в США нет детских домов, у них иная система семейного устройства и социальной помощи: детей, которые остались без родительского попечения, всегда размещают в фостерные семьи. Иногда в небольшие, но бывают и целые семейные дома. В любом случае это семья, которая получает зарплату от государства, пока заботится о ребенке.

Зарубежный опыт и исследования, которые связаны с детской травмой, подтверждают, что нахождение ребенка в семье, даже краткосрочное, гораздо лучше, чем государственное учреждение наподобие детского дома в России, поэтому фостерные семьи у них — естественная часть помощи детям.

Сейчас мы подробно изучаем зарубежную методологию семейного устройства детей. Там все чаще встречается интересная система, где ребенок в приоритете и под него подбирается семья. То есть семья для ребенка, а не ребенок для семьи, когда родители выбирают: вот этот ничего, и вот это вроде бы тоже, пойду попрошу направление на знакомство. У нас, к сожалению, чаще так и происходит, поэтому часть возвратов связана с тем, что ребенок был не готов идти в семью, но родители выбрали его.

— Кстати, а как ребенка готовят и готовят ли вообще к пребыванию в ресурсной семье?

— На самом деле очень редко бывает такое, что приходится срочно забирать ребенка, и размещать в ресурсной семье. За четыре года у нас было четыре или пять таких экстренных размещений, и это были маленькие дети — до четырех лет. Тогда мы ориентировались по ходу дела.

Например, история с Богданом, которая стала известна благодаря фотографу Дмитрию Маркову: тогда нам пришлось приехать и забрать грудничка у матери, которая употребляла наркотики. Но это был трехнедельный ребенок, ему не нужно было объяснять, куда он едет. Мы взяли семью на сопровождение и помогли преодолеть кризис: мама прошла реабилитацию, вошла в ремиссию и сейчас сама заботится о сыне.

В случае с нашим фондом размещение в ресурсную семью — чаще плановый процесс. Мы стараемся заранее знакомить семью и ребенка, хотя бы онлайн. Если есть возможность очного знакомства и поездки в гости, мы ее тоже используем. Мама, вместе со специалистами, рассказывает ребенку, где он будет, куда поедет, как долго там пробудет, как часто будет видеть маму, сколько раз она будет звонить. Даже если это годовалый малыш, ему обязательно нужно рассказать, что его ждет.

— Как с юридической точки зрения оформляются ресурсные семьи?

— Мы используем механизм нотариальной доверенности. Хотя прекрасно понимаем, что нельзя передать родительские права ни по какой доверенности, — и органы опеки нам постоянно на это указывают. Но иногда случается так, что эти же органы опеки звонят и говорят: «Давайте воспользуемся этой опцией и подберем ресурсную семью ребенку».

Юридически доверенность дает право на представление интересов ребенка, например, в медицинской организации. Она не дает родительских прав, но при этом накладывает на семью и на меня как на человека, который берет ее на работу, дополнительную ответственность.

Сейчас мы заключаем трехстороннее соглашение — с ресурсной семьей, кровными родителями и фондом, — о том, что семья просит оказать услугу временного размещения. Фонд ее оплачивает, ресурсная семья оказывает услугу. Это временное размещение, поэтому оформляется по договору гражданско-правового характера, ГПХ.

Существует механизм предварительной опеки по согласию и заявлению кровного родителя, но термин «временная ресурсная семья» еще не закреплен на федеральном уровне, его пока принимают только на уровне регионов. В марте губернатор Нижегородской области поддержал инициативу развития института временных ресурсных семей в регионе, для которой сейчас готовится нормативная база. Если все сложится успешно, это станет прекрасной альтернативой размещению в госучреждениях и доступной социальной услугой. Это будет здорово и снимет с нас нагрузку.

Понятно, что некоторые семьи останутся на нашем сопровождении, потому что через фонд не так страшно: иногда родители опасаются, что если обратиться в опеку, ребенка потом не вернут.

— Это не тяжело психологически для ребенка — возвращаться из ресурсной семьи в кровную, если в ней не самые благополучные условия?

— Это самый часто задаваемый вопрос и тема для дискуссий, особенно с морально-этической точки зрения. Говорят: «Вот вы разместите ребенка в хорошую семью, он там поживет и скажет: „А я не хочу обратно в свою лачужку возвращаться“». Но это иллюзия.

Если у ребенка с родителями хорошие отношения, сформирована привязанность, никакие материальные блага не заменят ему маму. И он, так или иначе, захочет к ней вернуться. У нас был опыт, когда дети говорили: «А можно я буду приходить к вам иногда в гости? Вы такие классные». После этого семьи продолжали контактировать. Опекуны становились для него как дальние родственники, а для семьи в целом — дополнительной поддержкой.

Но в остальном у нас не было ситуаций, когда ребенок не хотел бы вернуться к родителям. Если мама забирает ребенка, ему неважно, что во временной семье были мороженое, печенье, конфеты, собака: мама же пришла.

В его картине мира все, что с ним происходит, — это нормально. Даже в деструктивных семьях, где родители зависимые. В сознании ребенка ему безопасно там, где его значимый взрослый. Особенно если речь идет о малышах до трех-четырех лет: тут без вариантов, им нужен значимый взрослый, чтобы выжить.

За четыре года мы размещали в ресурсные семьи не так много детей, порядка шестидесяти двух, из них никто не сказал «Наша мама нас не устраивает, мы остаемся здесь».

— А бывают случаи, что ресурсная семья берет ребенка и в итоге становится для него приемной?

— Да, у нас была такая история, когда, к сожалению, не удалось маму вытащить из кризиса. Ресурсная семья оставила ребенка у себя после оформления всех необходимых документов. Потому что это профессиональная приемная семья и мы во время собеседования спрашиваем: «Оставите ли вы ребенка у себя, если его кровная семья не выйдет из кризиса?» Кто-то соглашается, кто-то — нет, и этот вариант даже больше приветствуется: если семья насовсем оставит ребенка, она вряд ли в ближайшем будущем сможет стать ресурсной.

Поэтому, если мы изначально понимаем, что ребенок вряд ли вернется к кровным родителям, стараемся сразу искать для него приемную или ресурсную семью, которая будет готова в этом случае оставить его у себя. Для этого специалисты фонда проводят диагностику, разбираются в ситуации, чтобы понять, каковы шансы восстановления семьи и выхода из кризиса.

Бывают случаи, когда сразу стоит рассматривать просто семейное устройство. Например, когда степень алкоголизма родителя такая, что ни о какой временной семье не может идти и речи. Или, например, ребенку просто небезопасно оставаться с родителями. Это уже другая история, про семейное устройство.

— Манифест фонда «Алиса» — дети не должны попадать в детский дом. Какие еще есть инструменты это сделать?

— Миссия нашего фонда — системно решать проблему социального сиротства. Социальные сироты — это дети, оставшиеся без родительского попечения, но у которых есть живые родители. Это примерно 80% детей, которые находятся в детских домах. И главный инструмент, который помогает им не попадать туда, — это поддержка кризисных семей. Чем раньше, тем лучше.

Очень много стигм насчет кризисных семей: люди часто не понимают, зачем помогать взрослым, если у них есть руки и ноги. На самом деле бывают психологические проблемы, например клиническая депрессия, когда невозможно справиться самостоятельно. Все мы разные, кто-то может справиться, кто-то нет.

Чаще кризисные семьи — это те люди, которые в какой-то момент, попав в беду, не могут с ней справиться. Это то, что может случиться с каждым. Например, умер муж, а женщина не справилась эмоционально. Или наоборот: много раз у нас на сопровождении были одинокие папы.

Это как в ситуациях с домашним насилием: очень просто рассуждать о том, почему жертва не уходит из семьи. Здесь то же самое: у тебя же есть руки и ноги, ты что, не можешь работу найти?

Не всегда детей забирают у людей с алкогольной и наркотической зависимостями. Иногда, например, это проблемы с бытовыми условиями, долги за коммуналку, из-за которых отключили свет, газ или воду. У нас есть подопечная, у которой умер муж. У нее забирали детей, потому что дома не было воды. А вода перемерзла из-за ее соседей: рядом живут дачники, которые зимой туда не приезжают. И в их квартире трубы перемерзли, поэтому до семьи вода не дошла. Это стечение обстоятельств, но приходит опека и говорит: «Так, а у тебя ни канализации, ни воды, антисанитария». И забирает детей.

Когда мы спросили маму: «Наташа, а чего тебе не хватает, чтобы справиться с этой ситуацией?», — она ответила: «Мне не хватает поддержки. Просто некому позвонить и рассказать о своей ситуации, попросить совета, что делать». И это частый ответ наших подопечных. Им не хватает поддержки, чтобы кто-то сказал: «Ну да, так тоже бывает, с этим тоже можно справиться». Когда семьи попадают в кризисную ситуацию, ими управляют страх, стыд, боязнь осуждения и другие чувства, о которых сложно говорить.

Иногда бывают такие нелепые ситуации — например, когда в доме нет окна. Или есть какие-то коммунальные, бытовые проблемы, с которыми семья правда не может справиться. Вот есть мама, у нее трое детей, и люди спрашивают: «А зачем она тогда нарожала?»

Может быть, когда она рожала троих детей от своего мужа, она не знала, что он умрет, пропадет без вести или не выдержит, что третий ребенок родился с особенностями развития, и уйдет из семьи. Не знала, что мужа уволят с работы или ее саму. Никто не застрахован от подобных кризисов.

Все ситуации, когда ребенок попадает в детский дом, — это какой-то кризис в семье. По идее, начало кризиса могли увидеть воспитатели в детском саду, педиатры, учителя в школе, соседи. Мог увидеть каждый, у кого есть глаза и кто так или иначе общается с семьей. Но из-за того, что никто не обратил внимания и не предложил помощь, семья перешла в стадию тяжелого кризиса.

Нас иногда спрашивают, как помочь ребенку в детском доме. Мой ответ — сделать так, чтобы он в детский дом не попал. И главный инструмент в этом — помогать семьям в кризисе.