«Первые полгода были адом»: как устроена студия современного танца в Петербурге

Студия «Сдвиг» существует с 2017 года.

С самого начала нам приходилось преодолевать множество трудностей, от роста арендной платы до ремонта, который парализовал работу на месяцы. Но за это время студия выросла, и сейчас мы проводим регулярные занятия, лаборатории, перформансы и даже танцевальные фестивали.

Годовой оборот студии — около 4,8 млн рублей, а основным источником дохода остается преподавание. В месяц я зарабатываю от 100 000 до 150 000 ₽.

В 2008 году меня отчислили из Школы русской драмы, и я перевелся в другой театральный институт, чтобы продолжить учиться на актера. Именно там я впервые занялся современным танцем.

После окончания института я почувствовал разочарование в театральной профессии. Чтобы заработать, устроился бариста и полгода варил кофе. Затем решил вернуться, но уже не в театр, а в танец. Начал заниматься у разных педагогов, сначала мало что понимал, но постепенно вникал. Мой театральный опыт помогал.

В 2014 году я уволился из кофейни. Я был обычным бариста, но фактически выполнял обязанности шеф-бариста. А когда попросил повышения зарплаты, мне отказали, поэтому я ушел.

Мы занимались в неудобном месте — на заводе с проходной, но там была домашняя атмосфера. К тому же аренда была дешевой — уже не помню сколько, но достаточно, чтобы я мог зарабатывать на преподавании. Правда, владельцев помещения это разорило, что стало для меня уроком, как не стоит вести бизнес.

Так я преподавал четыре года, вел занятия блоками по три-четыре месяца, а в конце устраивал перформансы. Потом познакомился с композитором Мариной Поднебесновой, которая переехала в Петербург и открыла танцевальную студию. Мы начали вместе организовывать разные мероприятия. К тому времени уже заработала студия «Сдвиг» в «Бертгольд-центре».

Саша Кондратенко, один из тех, кто основал «Сдвиг», увидел мои перформансы и предложил мне преподавать у них. Но группа набралась небольшая, и после нескольких занятий ее пришлось распустить. Спустя два месяца Саша узнал, что нас с Мариной выселяют из нашего прежнего зала, и предложил арендовать «Сдвиг» на 50% времени, разделив и аренду пополам.

Мы сказали, что подумаем, и параллельно искали другие помещения. В итоге согласились. Позже Саша предложил мне взять все пространство. Он планировал превратить студию в место для танцевально-перформативных практик. Но собрать достаточное количество людей для окупаемости бизнеса ему не удалось. Что пошло не так, я не знаю.

Мы с Мариной приняли его предложение и в мае 2017 года переехали в «Сдвиг». Мы фактически стали арендовать все пространство у Саши: ежемесячно платили за аренду, коммуналку, услуги бухгалтера и налоги. Так работаем до сих пор. Саша сам занимался ремонтом студии, и все необходимое оборудование уже было до нас. Мы переехали в полностью готовое для занятий пространство.

Сложно точно подсчитать, во сколько тогда обошлись ремонт и закупка техники, так как этим занимались не мы. Но можно примерно оценить эти расходы.

Переезжать летом было опрометчиво: в это время занятий не бывает, а значит, и заработка. Но мы как-то продержались. Аренда тогда была невысокой, но все равно пришлось вложить свои средства. К тому же мы сдавали помещение в субаренду театру.

Осенью начался настоящий ад, и нам с Мариной пришлось спасать студию. В «Бертгольде» шел ремонт: строители сняли крышу и начали работы прямо над нашим помещением, чтобы достроить еще один этаж. Мы постоянно убирали сыплющийся песок и сгорали от стыда, так как во время занятий музыку заглушали удары молотков и другие строительные шумы. Мероприятия приходилось отменять, а люди требовали вернуть деньги.

Помню, как первый рабочий день после летнего отпуска начался с потопа. Мы с рабочими стояли посреди студии, держа на вытянутых руках полиэтилен с желтой водой, чтобы помещение не затопило. Лил дождь, а через пару часов должно было начаться занятие. Я его провел.

Потом нам выставили огромный счет за электричество — около 200 000 ₽ за три месяца. Мы несколько лет его выплачивали. Когда похолодало, пришлось топить студию газовыми обогревателями. Без этого было невозможно заниматься: на этаже над нами не было крыши, и студия промерзала, а в декабре еще и отопление отключили. Чтобы обогреватели не загорелись, мы с Мариной по очереди дежурили по ночам. Позже к нам присоединился Камиль, нынешний сокуратор «Сдвига», и стал помогать с дежурствами.

Администраторы в «Бертгольде» менялись регулярно, и если с одним удавалось договориться о льготах из-за ремонта, то с новыми все договоренности обнулялись. Все мучения закончилось разом после новогодних праздников: строители наконец установили крышу и завершили ремонт, и все устаканилось.

Все это время занятия в студии не прекращались. Я вел четыре класса в неделю — для начинающих и продолжающих. Также приглашенные преподаватели вели занятия по буто  , тайцзицюаню  , растяжке и айкидо. Преподаватели из других городов проводили мастер-классы, мы показывали танцевальные спектакли — свои и приглашенных артистов, а также устраивали лекции.

Современный танец, который мы преподаем, — это часть современного искусства. А контемпорари дэнс, которому учат в студиях, — это выдуманный и вымученный стиль, скомпилированный из разных направлений. Здесь и заключается принципиальная разница между нашим подходом и контемпорари. Контемпорари — это умение удивлять зрителей, а современный танец — самого себя.

К нам приходят люди с разным танцевальным опытом или вообще без него, и их бэкграунд, или его отсутствие, становится основой для дальнейшей практики и создания танцевальных работ.

Человеческое тело устроено так, что многие процессы переходят в фоновый режим. Мы не задумываемся, как сделать шаг, взять кружку или выдохнуть: все это автоматические действия.

Со временем формируются телесные и социальные привычки, закрепляются определенные паттерны движений в пространстве, как в статике, так и в динамике. Современный танец создает новые привычки.

На занятиях мы изучаем практическую анатомию: берем анатомические знания и пытаемся через разные упражнения их усвоить, «проверить» через собственное тело. Например, мы смотрим на картинку сустава, находим его своим вниманием и даем движению начаться.

Вначале в студии работали только я и Марина. После ее ухода ко мне постепенно присоединились Камиль Мустафаев, Аня Кравченко и Маша Шешукова — в этом составе мы сейчас работаем как кураторы и педагоги. С этого года к нам также пришла Таня Заскалько, которая ведет утренние занятия.

Камиль был первым. Мне кажется, он решил помочь из жалости, нам действительно было тяжело. Он занимался дизайном, монтажом роликов, делал афиши и даже убирал студию. По профессии Камиль — инженер, а до того, как пришел в студию, работал шеф-поваром.

С Аней Кравченко я познакомился в 2014 году. Потом она уехала во Францию на магистратуру по современной хореографии. Спустя два года после ее возвращения я пригласил ее в Петербург показать свои работы в студии и провести занятия. В 2018 году мы вместе организовали «Ночь перформанса». После этого она вошла в кураторскую команду и начала заниматься тем же, чем занимались мы с Камилем.

Маша Шешукова пришла последней — осенью 2019 года. Помимо прочего, она училась в Вагановской академии русского балета, где позже начала преподавать и продолжает это делать до сих пор. В «Сдвиге» она сначала вела занятия по растяжке, а затем стала регулярно преподавать, создавать свои танцевальные работы и участвовать в жизни студии как сокуратор наравне с остальными.

Помимо преподавания мы сами пишем посты для соцсетей, монтируем видео, верстаем сайт, считаем деньги, убираем помещение, ухаживаем за цветами и ведем переговоры — например, с площадками для фестиваля. Все задачи делим поровну, хотя у каждого есть свои предпочтения. Я чаще веду устные переговоры, Маша и Аня отвечают на письма, а Камиль чаще снимает выступления и занимается освещением.

Все кураторы, кроме Камиля, ведут танцевальные классы девять месяцев в году. В каждой группе от 10 до 30 человек. Разовое посещение стоит 1200 ₽, абонемент на четыре занятия — 4000 ₽, на восемь — 6400 ₽, на 12 — 8000 ₽. Я провожу 12 занятий в месяц, другие кураторы — меньше. Преподавание — наш основной источник дохода. Мне удается зарабатывать от 100 000 до 150 000 ₽ в месяц.

Группы у меня набираются сами собой: я выкладываю пост и сторис в «Инстаграм»* об открытии набора, и люди записываются через личные сообщения. Есть возможность записаться через сайт студии, но ею почти никто не пользуется.

Чаще всего это те, кто уже занимался у меня на регулярных классах или коротких интенсивах и у них уже есть танцевальный опыт. Обычно к середине учебного года из 25 человек остаются 16—17.

Когда весной этого года Таня Заскалько начала вести занятия, мы помогали ей снимать видео и фото для анонсов в социальных сетях — как в ее личных, так и в аккаунтах «Сдвига». Также писали тексты для постов-визиток. Обычно мы делаем минимум четыре поста о новом преподавателе, чаще всего с биографической информацией. Если это не приносит результата и люди не записываются, придумываем более креативные форматы, например интервью с педагогом.

Также есть девушка, которая помогает нам с публикацией постов, уборкой на больших мероприятиях и расклейкой афиш. Она получает 10 000 ₽ в месяц и может бесплатно посещать все показы. Кроме того, у нас есть проектная команда фестиваля «Танец без ума от себя и от любви», состоящая из четырех человек, не считая нас. Но о фестивале расскажу дальше.

Помимо регулярных классов мы проводим лаборатории и ставим свои танцевальные работы. Разница между лабораториями и регулярными классами в том, что для лабораторий мы приглашаем педагогов с собственными методами, которые работают в течение нескольких дней, недели или двух.

С приглашенным педагогом мы делим прибыль пополам: первую часть получает ведущий, а вторую откладываем в общий бюджет студии. Большую часть работы по продвижению лабораторий мы делаем сами: пишем промотексты для социальных сетей, монтируем видео, придумываем идеи для рилсов и обновляем сайт.

Примерно четыре раза в месяц мы сдаем студию на выходные под мероприятия, а в будни у нас могут арендовать пространство для занятий по йоге или танцевальным практикам другие педагоги. Аренда стоит от 1200 до 1600 ₽ в час, а для концертов, показов и съемок с использованием сценического света — 3000 ₽ в час. Работа специалиста по свету, звуку или администратора оплачивается дополнительно в зависимости от объема.

Деньги, заработанные на аренде, показах и лабораториях, мы тратим на оплату аренды. Со своих занятий тоже оплачиваем арендные часы. Для нас, кураторов, ставка — 1200 ₽ в час независимо от времени суток. Такую схему мы придумали, когда не были уверены, сможем ли заработать достаточную сумму только на лабораториях. Поскольку часы — основной ресурс студии, мы решили, что их должны оплачивать все, кто здесь проводит мероприятия.

Если за месяц нам удается собрать больше, чем требуется для покрытия аренды, то мы выплачиваем себе зарплаты как кураторам. Обычно это около 30 000 ₽, не считая доходов от преподавания. Иногда сумма превышала 30 000 ₽, но гораздо чаще зарплат вообще не было, особенно летом, когда люди разъезжаются и не занимаются танцем. Если получается собрать больше 30 000 ₽, откладываем деньги на лето.

Прибыль от работ, которые мы ставим и показываем в студии, идет на выплату гонораров приглашенным артистам — участникам спектаклей и перформансов. Основной доход получаем с продажи билетов, которые стоят в среднем от 1000 до 1500 ₽. Друзья студии могут приобрести их со скидкой 20% по промокоду. В этом году мы не стали повышать цены на билеты. Их мы определяли, ориентируясь на рынок, смотрели, сколько в среднем стоят спектакли. Ставить ниже было бы неприлично. Хотя стоимость разовых занятий подняли с 1000 до 1200 ₽.

Мы стараемся показывать наши танцевальные спектакли и перформансы один-два раза в месяц. Обычно один показ проходит в течение двух выходных дней. Студия вмещает максимум 100—150 человек, но на спектакли приходит от 50 до 70 зрителей за раз. Этого достаточно, чтобы создать ощущение полного зала.

Мы можем работать над постановками от полугода и дольше. Финансово выгоднее ставить соло: гонорар делится между меньшим количеством участников. Например, на моем соло Oh my God, you are so Russian со мной работали два диджитал-художника, и мы делили заработанные на показах деньги. Но я не могу точно рассчитать себестоимость своих работ, так как не понимаю, как оценить репетиционное время и стоимость идеи.

Сокуратор студии Аня Кравченко в прошлом году пыталась рассчитать себестоимость постановки. Она организовала свою танцевальную компанию из четырех участниц и выпустила первую работу. Ей понадобилось около 1 млн рублей. Эти деньги должны были покрыть оплату времени танцовщиц и аренду студии. Также они планировали заплатить художнику за работу со звуком, дизайнеру по костюмам и художнику по свету.

В итоге 354 942 ₽ от общей суммы они покрыли сами, 96 000 ₽ собрали друзья и семья Ани, 160 000 ₽ покрыла стипендия для художников ГЭС-2  , финалистом которой Аня стала в этом году. И еще 137 350 ₽ — продажи билетов на премьерные показы. Оставшиеся средства искали через краудфандинг на «Планете» — удалось собрать 165 000 ₽. Итого на работу собрали 913 297 ₽.

Месяцы, когда у нас занимается много людей, — это октябрь, ноябрь, март и апрель. Май и январь вытягивают лаборатории в период каникул. Остальные месяцы сложные — особенно стрессовый август. Тогда мы придумали летние лаборатории, а затем и фестиваль, чтобы за две интенсивные недели перекрывать «мертвый» месяц.

На танцевальные показы люди чаще ходят осенью и весной, а перед Новым годом зрители практически исчезают. В других экспериментальных театрах тоже спад посещаемости в это время.

Сезонность связана с тем, что танец для многих — что-то между хобби и профессиональным занятием. Одни воспринимают его как досуг, другие мечтают сделать его профессией. Те, кто серьезно увлечен танцем, ходят на регулярные занятия с сентября по май, а летом отдыхают. Для тех, кто видит в танце больше хобби, интересны лаборатории, воркшопы и разовые занятия. Для многих регулярные классы на девять месяцев — это слишком долго и сложно. Думаю, если бы мы проводили шесть месячных интенсивов в год, у нас было бы больше людей, для которых танец — это хобби.

Нам не хватает гибкости, чтобы каждый сезон придумывать что-то новое. У каждого из нас есть своя рутина и задачи. Ведение классов — это рутина. Но к лету хочется организовать что-то другое, а люди, которые ходят с осени, говорят, что устали, и не участвуют. Мы надеемся на тех, кто готов потратить свой отпуск на танцы, так же как и мы раньше тратили свое время на поездки по танцевальным мероприятиям.

Раньше летом у нас часто не было зарплаты. Несмотря на наши мечты зарабатывать на художественной деятельности, реальность такова: преподавание остается главным источником доходов. Летние лаборатории стали компромиссом — они позволяют нам заработать, при этом нам самим интересно в них участвовать.

Со временем из этих лабораторий возник фестиваль «Танец без ума от себя и от любви». В рамках фестиваля мы проводим две недели лабораторий с разными педагогами, а затем три уик-энда подряд показываем танцевальные работы художников из разных городов и стран. В этом году мы представили 10 перформансов от хореографов и танцовщиков из Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Казани и Берлина.

Часть средств на фестиваль взяли из накопленных денег на аренду — 170 000 ₽. На эти деньги оплатили билеты до Санкт-Петербурга и частично проживание артистов. Остальное заработали на продаже билетов, перформансах и лабораториях. Плюс четыре кафе продавали напитки в поддержку фестиваля и перевели нам прибыль. Мы также сделали мерч и собирали донаты.

Прибыли с фестиваля не было: «излишек» пошел на оплату работы организаторов, которую мы изначально не учли как расход. Каждый участник оргкоманды получил по 30 000 ₽ вместо положенных 100 000 ₽. В целом фестиваль обошелся нам в 1,5 млн рублей без учета зарплат команды.

У фестиваля было около 1000 зрителей. Приглашенные танцовщики благодарили нас не только за то, что их работы увидело много людей, но и за возможность заработать на показах. Для артистов важно, что их труд оценивается не как хобби, а как полноценная профессиональная деятельность.

Аренда росла на 10% каждый год, и это было для нас нормально, но в феврале 2024 года она внезапно выросла на 40%. В администрации «Бертгольда» объяснили, что наша ставка ниже рыночной и продолжать на этих условиях невыгодно. В договоре был пункт, что при изменении рынка они могут резко поднять цены. Не устраивает — уходите. Цены подняли и другим резидентам, некоторые после этого закрылись.

Были моменты, когда «Бертгольд» помогал. В ковид, например, три месяца мы платили только коммуналку, а на четвертый месяц нам сделали скидку. Это помогло студии выжить, ведь тогда занятий не было. Мы сами приходили, устраивали онлайн-танцы, записывали лекции — например, с Александринским театром.

Сумма аренды — под NDA. Кроме того, нам изменили систему коммунальных платежей: вместо оплаты по счетчикам нас перевели на фиксированный тариф, при котором платим одинаковую сумму и зимой и летом. В итоге коммунальные платежи в теплое время года выросли на 200%.

Появился еще и рекламный сбор: ежемесячно мы платим «Бертгольду» 4% от аренды за размещение афиш и анонсов в их соцсетях. Этот инструмент, по сути, неэффективен: нам хватает людей, которые приходят через наши собственные каналы, а посты центра сделаны небрежно и часто с фактическими ошибками. Если бы была возможность отказаться от этого сбора, мы бы так и сделали.

По договору мы не можем раскрывать сумму аренды, но можем говорить об общем обороте студии. Сейчас он — 300 000 ₽ в месяц, включая затраты на аренду. До повышения цен оборот был 150 000 ₽ в месяц. Мы знали, что если заработаем эти деньги, нам не придется докладывать из своих, которые получаем с преподавания.

После повышения цен мы начали собирать донаты и запустили ежемесячную подписку для поддержки студии. В «Телеграме» можно оформить подписку и регулярно отправлять нам деньги. Если 100—200 человек будут переводить по 500 ₽ в месяц, это поможет с оплатой аренды. Сейчас думаем, как развивать подписку и стоит ли что-то предлагать взамен.

Этот сбор заставил нас многое переосмыслить. Меньше чем за месяц мы собрали 400 000 ₽ — хватило, чтобы покрыть увеличение аренды. Некоторые люди регулярно переводили нам взносы из прибыли своих бизнесов. Это создало иллюзию стабильности, и мы снова начали планировать мероприятия хотя бы на три месяца вперед.

Некоторые спрашивали, почему мы не стали проводить больше занятий, чаще сдавать студию в аренду или повышать цены, чтобы заработать больше. Но это не соответствует нашему подходу.

Наша цель — быть местом для показов, исследования танца и постоянной практики. Мы не сдаем студию для мероприятий, не связанных с танцем. Когда пробовали это делать, я чувствовал отчуждение. С одной стороны, такие события расширяют кругозор, но с другой — это кажется компромиссом. Хочется, чтобы в городе было место, занимающееся только экспериментальным современным танцем.

Хочется, чтобы все не сводилось только к необходимости зарабатывать деньги, а оставался простор для экспериментов. Сейчас он есть, но за счет того, что мы постоянно вкалываем. А хочется более расслабленного существования — не только работать, но и отдыхать. Возможно, это станет реальностью, если появится постоянная финансовая поддержка от меценатов, бизнеса или обычных людей.

Хочется привлекать партнеров для конкретных показов. Пока что создание новых работ каждый раз становится подвигом. Тем не менее мы верим в свой путь и чувствуем, что не хотим заниматься танцем по-другому. Иначе придется вернуться к прежним работам.

Основные каналы для общения с аудиторией и продвижения студии — это «Инстаграм»*, «Вконтакте» и «Телеграм». Мы пробовали делать рассылки через Mailchimp, но после 24 февраля доступ к аккаунту закрыли, и мы не стали восстанавливать эту практику на другой платформе. Рассылка занимала много времени, а эффективность была неясна.

Раньше мы использовали платную рекламу в «Инстаграме»*, тратили 5000 ₽ в месяц, и она давала хорошие результаты. Мы отслеживали статистику: был постепенный рост подписчиков. Время от времени также запускали таргетинг во «Вконтакте», тоже вкладывали до 5000 ₽ в месяц. Эффект был не совсем очевиден, но это давало ощущение, что мы делаем что-то дополнительное, и это немного успокаивало.

В прошлом году нам помогла кинопрокатная компания «Про:взгляд», которая стала партнером фестиваля и оплатила работу своего таргетолога, выделив 40 000 ₽ на рекламную кампанию. Какой-то эффект был, но только ближе к концу фестиваля. Он не оказался достаточно убедительным, чтобы мы сами стали вкладывать такие суммы.

Также мы размещаем афиши и листовки в дружественных заведениях. Но наш главный инструмент — сарафанное радио и мероприятия вне студии. Нас часто приглашают преподавать, и так люди узнают о студии. Например, я девять месяцев подряд раз в месяц ездил в Москву и проводил лабораторию «Со-бытие» на выходных.

То, как устроена студия, — это главный способ продвижения просто потому, что аналогов нет, и это привлекает людей. Иногда нам удается создать отличный контент в соцсетях — ролики бывают довольно успешными. Мы видим это по количеству лайков и тому, как люди сразу записываются на классы или покупают билеты после публикаций. Контент мы создаем интуитивно: если нам самим он нравится, это часто работает, но бывают исключения.

К нам могут ходить скульпторы, дизайнеры, журналисты или те, кто раньше занимался танцем и теперь хочет вернуться к любимому хобби. Студенты-танцоры Вагановской академии тоже занимаются у нас. Приходят люди с запросом на самоопределение и самоидентификацию: им хочется чего-то нового, хочется найти и понять себя.

Некоторые ученики занимаются со мной уже 10 лет, как, например, Виталий — уличный артист. И это что-то говорит обо мне, о нем или о форме наших отношений. Ко мне ходит и Сергей, которому 70 лет, и он занимается наравне со всеми.

Я завидую свежести его ума: он понимает смысл жизни через свое тело, что позволило ему дожить до 70 лет, оставаясь в движении. Он до сих пор может вдохновляться, узнавать что-то новое и хочет быть в том числе среди молодых. Наши занятия при определенных условиях доступны всем.

В группах мы стараемся избегать ощущения, что это просто тусовка. Да, можно сказать, что у нас своя тусовка, но она по делу. Мы пытаемся сохранить рабочую атмосферу. Неважно, новичок ты или опытный танцовщик, — главное, чтобы целью группы не становилось просто «потусоваться».

Я много раз сталкивался с тем, что фокус смещается. Мы все признаем, что есть социальный эффект от занятий — людям приятно быть вместе, здесь хорошая среда, и это важно. Но также важно помнить, что мы здесь для работы, будь то подготовка перформанса или танцевальное занятие.

Мне интересно увидеть, как молодые ребята из танцевальных академий, которые занимаются у нас, могли бы организовать собственное пространство для танца. Хочется, чтобы они не копировали нас, а показали, как можно выстроить процесс по-другому. У них есть доступ к своей аудитории и свое понимание эстетики. Интересно узнать, какими могут быть другие модели студии.