«Мы понимали, что это будет востребовано»: как зарабатывает частный детский театр

Наша жизнь всегда была так или иначе связана с театром.

Я больше 15 лет проработала художником-постановщиком детских спектаклей. Юра, мой муж, за это время перепробовал с десяток профильных специальностей — от актера пантомимы до режиссера в «Геликон-опере».

В 2012 году мы начали создавать представления для самых маленьких в жанре беби-театра. Так появился «Первый театр», постановки которого рассчитаны на детей от 10 месяцев до четырех лет. За год театр зарабатывает примерно 1,5 млн.

У нас обоих профессиональное образование. Я окончила Ярославский театральный институт, Юра — режиссер по пластике, то есть человек, который отвечает за все, что касается движений, — от хореографии до актерской подачи. Он учился в Москве у Ильи Григорьевича Рутберга, самого известного мастера пантомимы в России.

Мы поженились еще в студенчестве, но много лет в профессиональном плане не пересекались. Я училась в театральном институте, Юра почти десять лет играл в театре пантомимы «Проспект» в Челябинске. В 1995 году мы переехали в Москву. Я сразу устроилась на работу в театр кукол, а Юра работал в Театре Терезы Дуровой. Сначала актером, потом режиссером.

Как-то Юру с коллегой пригласили выступить на званом вечере в «Геликон-опере». После концерта за кулисы пришел режиссер Дмитрий Бертман и сказал, что ищет клоунов для своего спектакля «Летучая мышь»: «Я уже был везде, не смог никого найти, а тут вы сами ко мне пришли. Вот контракт».

Так Юра стал работать в «Геликон-опере», где провел еще десять лет. Был актером, затем режиссером по пластике, театр ездил на гастроли по всему миру. Параллельно снимался в кино в эпизодических ролях. Например, в «Елках-3» и у Михалкова в «Солнечном ударе».

В какой-то момент мы поняли, что нельзя больше работать на кого-то, нужно что-то придумать для себя. Нас пугали финансовые риски, но мы хотели двигаться вперед и ни от кого не зависеть. Создавать свое искусство по своим правилам. Мы просто сели и составили на бумаге список всего, что нам нравится в театре. Выбрали спектакли, которые мы любили. Людей, на которых хотели бы походить. И логичным образом пришли к идее открыть собственный театр для детей.

Нас всегда привлекал визуальный театр, это отдельный вид театра. Обычно в спектакле доминирующую роль играет драматургия, в нашем же случае упор делается на визуальную часть. Плюс мы хотели делать театр, ориентированный не на условного фестивального зрителя, который приходит за авангардом, а на конкретную целевую аудиторию.

Нам всегда нравился театр для детей, в частности беби-театр — для детей до 3—4 лет. Европейскому беби-театру как отдельному жанру больше 20 лет. Многие состоявшиеся режиссеры в какой-то момент принимают решение заниматься именно этим искусством, это очень мощное движение.

Мы видели несколько постановок онлайн, к нам на фестивали привозили живые спектакли. Нас сразу заинтересовала эта тема. Во-первых, это визуальный, современный и искренний театр.

Во-вторых, он синтетический, то есть в нем можно смешивать не только разные виды театра, но и разные виды искусства. Делать спектакли на стыке театра и, например, живописи, музыки, перформанса. Я на тот момент работала главным художником в театре кукол.

В общем, казалось, что беби-театр — это прямо для нас кем-то придумано. Хотелось делать что-то именно для малышей, дети до трех лет — это самый интересный возраст.

Мы сразу понимали, что большую часть того, что делают европейцы, мы не сможем использовать у себя. Они делают абстрактные спектакли, где сюжета, как правило, нет. Например, популярный формат — это спектакль-среда. По площадке ходит актер, который ничего особенного не делает, выступает просто как перформер. Что-то взял, перевернул, задел какой-нибудь колокольчик. И во всем этом ползают младенцы с родителями.

Для нашего зрителя это слишком артхаус. Билеты же покупают не дети, а родители. И им должно быть понятно, что происходит. Наша публика воспитана на русских сказках, условном «Колобке», где ключевое — это сюжет и персонажи. Причем это проблема не восприятия, а ожиданий. Человек покупает билет и после спектакля не должен остаться в недоумении. Он должен получить хотя бы отчасти то, на что рассчитывает.

Кроме того, в России часто приходят в детский театр не совсем за искусством, а чтобы развивать ребенка. И это правильно. Театр — универсальный инструмент для эмоционального и интеллектуального развития. Он задействует разные органы чувств: зрение, обоняние, осязание.

Сегодня наш зритель изменился, начали появляться спектакли, подобные европейским. Но на это потребовалось десять лет. До появления «Первого театра» никто не знал, как к этим младенцам подступиться. Было непонятно, что с ними делать, что показывать.

В классическом театре двигателем сюжета служит конфликт — например, человека и общества. У нас же все спектакли основаны на бесконфликтной драматургии, сюжет развивается за счет других вещей. Возьмем, например, «Гамлета». У человека погиб отец, он должен отомстить, но не готов — так происходит завязка сюжета. А как начинается наш спектакль? Выпадает снег или начинается дождь. И все вокруг сразу меняется.

Нашему зрителю не нужен драматический конфликт, ему необходимо изменение состояния. Для маленького ребенка все, что происходит вокруг него, уже событие. Руки помыл — событие. В метро проехал — событие. В театр попал — событие. Поэтому в наших спектаклях нет того, что происходит в любом драматическом произведении у любого автора. Мы за этим строго следим.

Придумать сюжет, основанный на конфликте, гораздо проще. Шел человек, провалился в яму — вот тебе и начало истории. А у нас никто никуда не проваливается. Поэтому мы сравниваем наш беби-театр с рекой. Как ты с рекой взаимодействуешь? Можешь просто сидеть на берегу и смотреть. Можешь зайти в воду, плыть по течению либо против него. Или развернуться спиной и вообще на реку не смотреть, а только слушать плеск волн. Примерно так же зритель взаимодействует с нашим театром.

Мы сразу решили, что будем делать иммерсивный театр, без четвертой стены. Это значит, что нет границы между зрительным залом и сценой, есть единое сценическое пространство. За редким исключением он всегда находится внутри спектакля — попадает в среду, где начинают происходить разные чудеса.

Максимум внимания мы обращаем на создание атмосферы. Например, у нас есть серия спектаклей про времена года. В постановке, посвященной весне, мы вешаем в зале настоящие сосульки. Они капают весь спектакль в тазик, создают звук. А в «Осени» засыпаем зрителей листьями.

Обязательно есть какой-то персонаж — символ этого спектакля. Если это животное, то оно не говорит на человеческом языке. Собака ведет себя как собака: лает, прыгает, пытается кого-то догнать.

У нас общий реквизит со зрителем. Обязательно в течение спектакля мы даем что-нибудь потрогать, чтобы создать тактильный контакт. Потому что, опять же, речь идет об очень маленьких детях. И мы выстраиваем все таким образом, чтобы малыш понимал, что происходит.

У ребенка пока еще отсутствует вербальное мышление, поэтому ему недостаточно что-то показать, необходимо полностью погрузить в происходящее.

Почти на каждом спектакле мы дарим маленькие подарки. Покупаем километры разноцветного фетра и с помощью лазерной резки создаем простые модели всяких улиток и мышек. Потом актеры раздают их детям. В спектакле «Первый снег» главный действующий персонаж — белка, с которой происходят разные приключения. Такую же белку мы потом дарим каждому. Получается, что у зрителя остается кусочек спектакля, который продолжается уже дома.

Игрушка недорогая, но ценная, потому что в ней заложена история. Ребенок проигрывает с этим персонажем какие-то фрагменты постановки или придумывает свои сюжеты. Так мы формируем устойчивую связь с театром, дети наши игрушки коллекционируют.

Нам повезло с самого начала, потому что придумать свой проект — это полдела. Нужно еще, чтобы на старте тебе кто-то подал руку. В 2012 году мы написали дебютный сценарий, и нас сразу же пригласил к себе Московский театр кукол. Сделали для них проект «Театр на ладошке», который живет до сих пор и пользуется большой популярностью. Первый спектакль из этой серии был посвящен зиме.

Сразу же возникла сложность, где именно играть представление. В театре два больших зала, а нам нужно камерное пространство. В фойе за гардеробом нашлось четыре комнаты с одним входом. Входишь, и у тебя справа и слева какие-то помещения. Сделали спектакль под это пространство, где помещалось всего 10—12 детей с родителями. Мы постоянно перемещались по этим комнатам, везде разное действие происходило.

На первый спектакль позвали критиков и телевидение, всем понравилось. Нам сразу же заказали следующую «серию». И пошло. Сделали спектакль про весну, потом про лето. За год отыграли все времена года. Декорации на тот момент делал театр, а мы все придумывали. Мы были приглашенной постановочной группой. Нам платили гонорары и до сих пор платят авторские отчисления.

Когда закончили подготовку спектаклей, поняли, что дальше в состоянии все делать сами. И в этот же год основали «Первый театр». Название, естественно, связано с нашей деятельностью. Это первый театр в жизни человека, поэтому у нас очень ответственная миссия.

Нам повезло во второй раз, когда нас пригласили играть спектакли в Российскую государственную детскую библиотеку на «Октябрьской». Сначала мы просто поставили внутри шатер и в нем круглый год играли спектакли. Потом переместились в отдельную комнату, где проработали десять лет.

Благодаря библиотеке мы смогли вырасти в тех, кем стали. Не имея постоянной площадки для репетиций и выпуска спектаклей, мы бы не раскрутились до такого уровня. Частный театр в Москве — всегда выездной. Снимать постоянное помещение очень дорого. Спектакли играют только на сторонних площадках. А это сложно. Если в государственном театре у людей есть зарплаты, помещение, возможность проводить репетиции, то в частном ничего этого нет.

Ты должен где-то хранить декорации. А еще — уметь очень быстро ставить любой спектакль, потому что работаешь с актером-фрилансером. Который, как правило, параллельно работает в трех театрах, снимается в кино и еще преподает. И вот он приходит и ставит тебя перед фактом: «Ровно в 16:15 я ухожу». Так что это была огромная удача, что у нас было свое место в библиотеке. Нам вообще правильные люди попались на старте — Московский театр кукол и РГДБ. Без них мы бы ничего не смогли сделать.

Мы стараемся держать цены на билеты не слишком высокими, чтобы как можно больше зрителей могли увидеть наши спектакли. Но при этом не можем себе позволить продавать билеты по ценам государственных площадок. В независимом театре мы все делаем за свой счет — от аренды и ремонта декораций до их транспортировки и зарплат. И все эти затраты покрываются исключительно за счет проданных билетов.

Средняя цена билета — около тысячи рублей. Билеты продаются отдельно на детей и сопровождающих родителей, поскольку мы играем спектакли в очень маленьких пространствах. В расчет берется каждый пришедший человек. Мы зарабатываем примерно 30—40%. Доход зависит еще и от формата спектакля. Самый камерный приносит около 9 тысяч, самый массовый — 40 тысяч чистого дохода.

40 000 ₽

максимум, который зарабатывают герои на спектакле

Мы никак себя не рекламируем. Про нас часто рассказывают на разных лекциях и форумах, посвященных современному или детскому театру. В том числе таким образом про нас узнают будущие партнеры.

Иногда мы сами продаем билеты, на нашем сайте подключен билетный сервис. Например, если проводим мероприятие в библиотеке. Тогда мы забираем прибыль от продажи билетов себе, а площадке платим за аренду помещения. Аренда, как правило, почасовая, час стоит 2300—2500 ₽.

С одной стороны, чем больше у нас партнеров, тем лучше. Родители с маленькими детьми предпочитают не ездить по городу, а ищут что-то поближе к дому. С другой — чисто физически нам приходится тяжело. У нас камерные спектакли, на которые приходит всего 15—20 детей плюс взрослые. Ради одного спектакля мы вынуждены ехать и целый час монтировать декорации. Потом играем 45-минутный спектакль. Делаем демонтаж и едем обратно. Поэтому было бы здорово найти партнера, который бы нас пустил к себе навсегда, на стационар.

Есть дубли спектаклей, которые играет в Москве наша подруга Эля Астафурова. И мы вместе решаем, кто куда поедет. Так как мы живем в Подмосковье, на юге, нам удобнее приезжать в локации в этой части города. Она же берет на себя северные районы. В общем, накрыли столицу.

Мы также продаем спектакли по лицензии, под ключ разным организациям. В основном государственным театрам, но бывают и частники. Только этим летом сделали пять спектаклей: для Краснотурьинска, Омска, Нальчика, Курска и Тюмени. Создаем весь реквизит, всю матчасть, отправляем декорации. Потом туда выезжает Юра и ставит спектакль на месте. В один день спектакль может идти в Москве, в 5—6 театрах в других городах России и даже в Улан-Баторе, на монгольском языке.

Еще нас иногда приглашают в сторонние театры в качестве постановщиков. Например, мы делали уникальные спектакли для казанского театра кукол «Экият» и театра «Бродячая собачка» в Петербурге.

Сыграть беби-спектакль непросто. Нужно быть предельно искренним и верить в то, что ты делаешь. Не играть никаких персонажей, не надрываться, говорить естественным голосом. А это не у всех получается, приходится уже на месте давать мастер-класс.

Поступает много предложений из Европы, но мы пока не можем придумать, как переправлять декорации. Это будет стоить столько же, сколько весь спектакль. Одна пересылка тысяч в 150 обойдется. Мы так и не решили эту проблему, всем отказали.

Мы начинали с простых спектаклей про белочек и постепенно усложняли программу. Белочки никуда не делись, они у нас до сих пор прыгают. Это не что-то плохое, просто мы двигаемся дальше.

Несколько лет назад сделали «африканский» беби-мюзикл «Песни для слонов». Обычно мы пишем сценарии с нуля, но именно для этого спектакля взяли за основу произведения британского писателя Дональда Биссета. У него очень смешные сказки, которые близки не только нам, но и нашим зрителям. На их основе был написан спектакль, а наш знакомый композитор Женя Астафуров создал прекрасную музыку и песни.

Основная масса спектаклей сделана на наши семейные деньги. Что зарабатываем, то и вкладываем. Но самые крутые спектакли запускаются на средства грантов, потому что нормальный проект не сделаешь за три копейки. Например, спектакль про улиток «Удивительный день» создан на грант Союза театральных деятелей.

Наш новый и самый масштабный спектакль «Кандинский в песочнице» тоже сделан на грант — от общероссийской общественно-государственной организации «Российский фонд культуры» Министерства культуры. Мы получили от них 1,5 млн рублей.

Дети мыслят символами, и абстрактная живопись Кандинского как раз для них. И мы решили, что это идеальный случай, чтобы взяться за большую форму, разойтись по-взрослому.

Благодаря гранту мы смогли заказать музыку для спектакля известному композитору Ольге Шайдуллиной. Она написала для нас целый альбом, его можно слушать отдельно, это самодостаточная музыка.

Нас интересовала тема гениальности в раннем возрасте. Талантливых детей видно сразу, даже если ребенок совсем маленький. Он выделяется, все начинают по-другому рядом с ним себя вести. И нам было интересно порассуждать про талант с помощью театра.

Мы позвали художницу Алену Леонтьеву, которая сделала для спектакля настоящие литографии. Собрали их в отдельную книгу, я дополнила картинки текстами. Перед спектаклем дети ее листают.

Работать над подобным спектаклем одно удовольствие. Но мы бы никогда в жизни не сделали «Кандинского» на свои деньги, не потянули бы. Постановка обошлась почти в полтора миллиона, поэтому круто, что есть возможность получать гранты, — хотя это сложный и долгий процесс.

Первым делом ты заполняешь заявку, где очень подробно все расписываешь, от творческого замысла до предполагаемых финансовых затрат. Кроме того, должны быть серьезные партнеры, которые выступают в качестве поручителей. Например, премьеру «Кандинского» мы выпускали на четырех площадках — и каждая стала нашим партнером на этапе подготовки. Мы просили у них официальные письма о партнерской поддержке. Без такого поручительства грант не дадут.

Когда заявка отправлена, ее примерно месяц рассматривает экспертный совет. Если заявка выиграла, появляется сообщение на официальном сайте фонда. Тогда с нами заключают договор и перечисляют деньги на наш счет. После этого мы можем начинать работу.

Мы делали проект полгода. На каждом этапе сразу собирали подробную документацию. Копии договоров с подрядчиками, фотографии репетиций и процесса создания декораций, анонсы из соцсетей. Если мы в заявке пообещали показать спектакль для 500 человек, то должны представить доказательства. Сколько билетов продали, сколько приглашений отправили.

Премьера тоже фиксируется от и до. Обязательно прилагаем фотографии не только самого спектакля, но и зрительного зала, чтобы было видно, сколько людей реально пришло. По итогам составляется огромный отчет и отправляется в фонд. Все это довольно занудный процесс. К счастью, у нас есть помощница Татьяна, которая взяла на себя эту работу.

В частном театре спектакль придумывается с конца. Допустим, у нас появилась какая-то идея. Прежде чем браться за сценарий, мы обсуждаем техническую часть: где будем хранить декорации и реквизит, как они будут выглядеть, монтироваться и перевозиться. И только потом решаем, кому это нужно и нужно ли вообще. Без технологий постановку не сделать. Потому что можно придумать сотни идей, но ты ограничен рамками жизни.

Мы круглый год живем в своем доме в Подмосковье. Здесь же делаем и храним декорации и реквизит для спектаклей. Крупные объекты рисуем прямо на участке, у нас перед домом большое поле. Поэтому стараемся успеть все за лето. Зимой особо не попишешь, холодно.

У нас два помощника. Надо бы побольше, зато эти надежные. Во всех спектаклях много реквизита, поэтому много ручной работы — мелкой, крупной, всякой. Часть работы отдаем портнихе. Иногда помогает художница Маруся. Маруся сначала жила в Москве, потом переехала в Калининград. Но она настолько меня устраивает, что я ее периодически вызываю сюда. Это только кажется, что в Москве много профессионалов. Надежных мало, и мы держимся за своих.

Наш сосед по улице Сергей оказался очень рукастым. Он помогает с жесткими, деревянными декорациями. У нас в «Кандинском» большой светящийся подиум, разборный. Сергей сделал так, чтобы он складывался в плоскую конструкцию. У нас вообще все очень технологично, используем всякие каркасные вещи. Чтобы можно было приехать и быстро разложить спектакль, а потом легко свернуть. Одно в другое складывается. В идеале любую вещь должен быть способен поднять один мужчина.

По сути, мы все делаем сами, потому что по-другому не хотим. Это же наши вещи, нам нужно понимать, как что устроено. Технологии мы сами придумываем, при необходимости меняем материал. Если доверишь проект какой-то организации, то уже ничего не переделать. А тут мы сами принимаем решения в процессе работы.

За эти годы мы научились работать с большим количеством материалов. И все время находимся в технологическом поиске. Потому что нам нужна универсальность, легкость.

Есть популярные театральные технологии, которые мы не используем и не будем. Например, папье-маше. Я столько лет работала в театре, у нас все было из папье-маше. Но это очень хрупкая и неудобная для нашего дела вещь. Она легко ломается, раскисает от воды. Также мы не используем поролон. Он токсичный, через пять лет начинает сыпаться.

Как-то в Польше мы попали на один из самых крупных фестивалей уличных театров. Потом Полунин начал привозить что-то подобное в Россию. Мы были участниками его «Каравана мира». Находиться в этой атмосфере просто невероятно круто. Заражаешься бациллой уличного театра навсегда. И в Юре она много лет сидела, не давала покоя.

В уличном театре зритель не покупает билет, он ни к чему не привязан, просто идет по своим делам. И ты должен сделать так, чтобы он остановился, забыл про все, начал смотреть и досмотрел до конца. Это задача режиссера-художника.

Мы всегда хотели делать уличные спектакли, потому что это свобода, большие пространства. Нам стало тесно в своих же рамках. Сейчас мы второй год занимаемся уличным театром. Нам кажется, довольно успешно.

Уличные фестивали сейчас проходят по всей стране. Каждый город хочет, чтобы приезжали уличные актеры, показывали спектакли, создавали позитивную среду. При этом город выплачивает достаточно крупные гонорары, за спектакль можно получить до ста тысяч рублей.

Сегодня мы делаем спектакли не только для детей. Бывают уличные спектакли, например ночные или какие-то более серьезные, на которых лучше бы были только взрослые.

Сначала нас пригласили на фестиваль уличных театров в Архангельск. В рамках отдельной программы для профессионалов мы создали свой перформанс. А в прошлом году были экспертами на фестивале уличных искусств «Таврида». Это такой арт-кластер для молодых людей творческих компетенций.

Мы провели свою пятидневную лабораторию, выпустили спектакль-променад. Придумали историю про людей-рыб, это такие персонажи с рыбьими головами. Сделали перформанс с ребятами, которые занимались в нашей лаборатории. И потом они разъехались по всей стране и разнесли вирус людей-рыб. В итоге эти люди-рыбы стали появляться в разных городах — от Норильска до Севастополя.

Один из наших уличных спектаклей называется «Шоколад», у него интересная история создания. Лет пять назад к нам на постановку пришла мама с младенцем. После представления она к нам подошла и говорит: «Не хотите сделать спектакль про шоколад?» Оказалось, она занимается изготовлением горячего шоколада и большую партию ее товара забраковали из-за упаковки. Она предложила нам бесплатно забрать несколько ящиков.

В итоге мы с нашими друзьями вчетвером сделали перформанс под названием «Шоколад». Особого сюжета там не было, я просто рисовала шоколадом на окнах, стеклах какие-то истории — получалась хорошая картинка, Юра двигался с большими фактурами, была живая музыка. А в конце мы выносили такой большой тазик и дети прямо руками начинали рисовать по этим стеклам сами. Всем было интересно, но не хватало сюжета.

В этом году «Вкусвилл» предложил нам принять участие в их фестивале. Мы под это дело быстро собрались и полностью переделали «Шоколад». У спектакля появился сюжет, мы ввели в него актеров. Есть некий персонаж, которому не хватило шоколада в самом начале спектакля. И вот он на протяжении всего представления ходит и собирает частицы того, что нужно для его приготовления. Очень эмоциональный красивый спектакль. Там живая перкуссия, Юра на бочках играет. Во время этого фестиваля у нас было больше тысячи зрителей. В такие моменты от зала получаешь бешеную энергию.

Кстати, этот спектакль вообще почти ничего не стоил. Только штаны какие-то купили. Но это не значит, что он хуже того, в который вложено полтора миллиона. Спектакль берет харизмой, работой актеров, эмоциями, музыкой, запахом шоколада. Он просто сносит. И совершенно неважно, что он сделан из самых простых материалов.

Два года назад мы выиграли грант на 800 тысяч еще на один спектакль, который называется «Тридесятое царство». Нас поддержал Российский фонд культуры. Спектакль уличный, но может идти и на сцене. Нас давно интересовала тема фольклора, волшебной русской сказки и первобытного театра.

Из разных популярных сюжетов для этого спектакля создали некий собирательный. Герой влюбляется в царевну, ее крадет трехголовый змей. Герой пускается в дорогу, знакомится с Бабой-ягой, потом его съедает рыба-кит. В финале свадьба. Получается путь героя, который взрослеет. Тема русской волшебной сказки — это в принципе тема инициации, взросления, жизненного пути.

Этот спектакль мы сыграли в рамках фестиваля «Трубадур», который проходит в фольклорном центре «Москва». И получили специальный приз за креативный подход к народному творчеству, чему очень рады.

Мы работаем как ИП, этого достаточно. Ограничений нет никаких, поскольку мы всегда выступаем у кого-то на сторонней площадке. Они нас просто приглашают. Это не образовательная и не педагогическая, а культурно-развлекательная деятельность.

На сегодняшний день у нас в репертуаре 14 спектаклей. Играет четыре состава по двое, всего восемь человек. В маленьких спектаклях всегда играют два актера, мальчик и девочка.

Актеры сами все делают, монтируют, включают звук и свет. Потом демонтируют и прибирают площадку. Так мы даем им возможность заработать чуть больше. Потому что если бы к каждому спектаклю еще выезжал монтировщик и звукорежиссер — мы бы просто обанкротились. В среднем зарплата за спектакль у актера может быть 2500—6000 ₽ в зависимости от постановки и обязанностей.

Сегодня у нас нехватка актеров, очень сложно найти правильных. Нужно быть искренним и внимательным, уметь работать с детьми. А в первую очередь — иметь личное обаяние, харизму. Это дорогого стоит.

Где-то требуется умение петь или хорошая физическая подготовка. Скажем, в «Тридесятом царстве» играет наша младшая дочь Зоя. У нее хореографическое образование, она работает тренером по фитнесу. Ее может заменить в этом спектакле только актер с цирковой подготовкой: Зоя в спектакле танцует, активно двигается и делает всякие сложные вещи.

Для уличного проекта «Люди-рыбы» требуется минимум 10 человек. У нас столько нет, но мы кое-что придумали. Приезжаем куда-то в другой город вдвоем, еще двух актеров берем с собой. И уже на месте приглашаем присоединиться студентов творческих вузов или театральных школ. Юра с ними один день работает, обучает, а на следующий день мы уже выходим на улицу, начинаем проводить спектакль.

В Ульяновске у нас были интересные ребята — любительский театр с актерами с особенностями развития. Это был необычный опыт, потому что спектакль играется в масках. Люди не всегда адекватно реагируют на человека с особенностями, но на человека в маске реакция другая. Ребята ходили по городу, без проблем знакомились с прохожими.

Мы «плодим» своих актеров в разных городах. Получается, у нас есть своя труппа в Ульяновске. А еще — в Калининграде, Туле, Астрахани, Архангельске. И так, мы надеемся, будет всегда.