Как помощь в решении споров переросла в профессию медиатор

В этом материале я расскажу, кто такой медиатор, кому могут понадобиться его услуги и как он позволяет организовывать переговоры по стратегии win-win. А также о том, как я, поработав волонтером в этой сфере, создала собственный проект, приносящий прибыль.

Профессия медиатор — сравнительно новая для России. Это человек, который принимает участие в переговорах в качестве третьей стороны. Его цель — помочь разрешить конфликт и найти решение проблемы, которое удовлетворит всех участников. Достигнутые договоренности фиксируются в документе, согласно которому стороны продолжать взаимодействовать в дальнейшем.

Медиатор действует на стыке психологии и юриспруденции. Его деятельность регламентируется законом об альтернативной процедуре урегулирования споров с помощью посредника — «О медиации». Но нюансов в работе куда больше, чем можно зафиксировать в правовых документах и регламентах. Ведь, если бы у нас на все хватало закона и здравого смысла, то конфликтов бы не было вовсе.

Проект «Развод по-хорошему» стал квинтэссенцией моего опыта работы медиатором, я начала развивать его в 2019 году. В рамках проекта я сфокусировалась на сопровождении и разрешении конфликтов между супругами, нынешними или бывшими. Сегодня я планирую создать на его базе полноценный центр по сопровождению супружеских конфликтов. А параллельно нередко беру в работу и кейсы, связанные с бизнес-спорами.

В этом материале я расскажу, как развивался мой проект в достаточно новой для России сфере — медиации, с какими ошибками я столкнулась на пути реализации собственного проекта и как медиация спасает нервные клетки людям.

Когда я впервые задумалась о том, чтобы заняться медиацией и взялась за первые свои проекты, о такой профессии в России мало кто слышал. По крайней мере, я ни разу не видела на сайтах вакансий и на аналогичных платформах соответствующих запросов.

Шесть лет я провела в отпуске по уходу за детьми, а это время очень располагает к длительным размышлениям о том, кто ты, чем хочешь заниматься дальше, а главное, как совместить дальнейшую карьеру с воспитанием чад, которые еще долго будут требовать внимания и времени.

В середине 2015-м году я прошла повышение квалификации и должна была участвовать в программе Федерального института медиации по созданию сети служб школьной медиации. К сожалению, программа была приостановлена в силу организационных и методических накладок. Но изначально я ориентировалась на разрешение конфликтов именно в сфере образования, и самостоятельную практику начала с этого. Занималась я разрешением конфликтов в школах и детских садах, а также вела тренинги в качестве тренера-методиста по школьной медиации.

И все же я понимала, что практических знаний мне не хватает. И хотя именно тренинги приносили мне деньги, а заработать непосредственно медиацией было тогда невозможно, я начала искать возможность выйти за рамки практики в сфере образования.

В 2017 году на выборах муниципальных депутатов победило много новых для районов лиц. Это был период, когда в центре города постоянно происходили конфликты по разным организационным вопросам: установке шлагбаумов, организации дворового пространства, парковкам. В самом разгаре были дискуссии вокруг реновации. Все буквально бурлило. Мы с коллегой познакомились с председателем Совета депутатов Тверского района. И он пригласил нас — на общественных началах — помочь в урегулировании этих споров. И у нас получилось.

Попрактиковаться в медиации, кроме этого варианта, было буквально негде, так что мой опыт, наработанный на многочисленных скандалах между соседями, жителями района и администрацией, оказался фактически уникальным. Это были войны: дом против дома или двор против управы. По поводу шлагбаумов, территорий дворов и так далее. Споры были тяжелейшие, иногда в них участвовало сразу три стороны. Это была чисто волонтерская работа, но она дала мне огромный бэкграунд.

Деньги в то время я зарабатывала, работая в Совете Федерации помощником сенатора. Вечером погружалась в «соседские» кейсы. А к ним присоединились ПДНы и опеки. Это было несистемно, но также дало опыт работы с кризисными ситуациями.

Будучи волонтером, я поняла одну важную вещь: суд — не место разрешения конфликтов. Его решения очень часто не удовлетворяют истца, ведь суд руководствуется исключительно правовыми аспектами. А юристы решают все проблемы в парадигме состязания, в котором есть победитель и проигравший. Людям же зачастую нужно не это: им нужно решить проблему и сохранить нервы.

Не может помочь разрешить конфликт и психолог. Мы приносим ему свои чувства, он помогает их прожить, но дальше мы выходим в реальный мир, где решения, принятые в кабинете психолога, не всегда применимы.

Учитывая востребованность моей помощи в рамках волонтерской работы, я решила делать это своей основной профессией.

Осенью 2018 года я уволилась из Совета Федерации. И прямо на следующий день мы с партнером получили маленький грант, поучаствовали в конкурсе на предоставление помещения на бесплатной основе на ведение деятельности, которая интересна муниципалитету. Так у нас появился свой собственный центр медиации.

Подобные центры появлялись в России и раньше, но я достаточно быстро поняла, почему они не выстреливали. Если твое предложение для всех — значит, оно ни для кого. Было очевидно, что направления надо сегментировать. Отдельно работать с семейными парами в состоянии развода, отдельно с бизнес-структурами, отдельно решать какие-то социальные проблемы. Поэтому мы не просто заявляли, что работаем с конфликтами, но стали сразу предлагать дифференцированный подход к каждому кейсу, разрабатывая индивидуальный план дополнительной помощи.

Потихоньку — методом сарафанного радио — я начала находить клиентов, уже за деньги. Это были и соседские споры, и семейные пары, и трудовые и бизнес-конфликты. Я работала с ними в частном порядке, но в единый проект они не складывались. Гонорары были просто копеечные, 2-3 тысячи рублей в час за консультацию.

Тогда я думала, что стоимость этой работы должна примерно равняться стоимости работы психолога, и три тысячи в час казались огромными деньгами. но это было большой финансовой ошибкой: я просто недооценивала объем работ.

Я ориентировалась на прайс психолога, но психолог может брать 4-5 клиентов в день. И это будут повторяющиеся клиенты, которые заполнят слоты на месяц. Работа медиатором абсолютно другая. Я не могу взять 20 клиентов и вести их три месяца.

Медиация начинается с погружения в ситуацию с клиентом, который обратился за помощью. Следом идет долгое и порой непростое приглашение второй стороны. Это огромное число писем и звонков. И не всегда вторая сторона соглашается. Далее масса организационной работы, чтобы участники конфликта встретились, их переговоры могут длиться 3-6 часов, после чего еще столько же времени я пишу соглашение (и за это деньги уже не беру).

Весь процесс хаотичный и очень интенсивный. Невозможно его планировать, как психолог. Ты берешь 3 тысячи в час, а работаешь в три раза больше, чем фактические часы, которые проводишь очно с клиентом. В итоге из-за низкого прайса у меня наступил полный коллапс. Я была полностью загружена, работала без выходных, а денег хватало впритык для жизни и совсем не хватало для развития.

Так я стала поднимать ценник. Сначала с 3 до 4 тысяч, потом до 6, потом до 12, потом до 15. Пока это мой потолок. Зачастую 5 кейсов в месяц, без учетов тренингов и консультаций, мой предел.

Параллельно я работала по разрешению крупных социально-политических конфликтов. Например, в команде из четырех медиаторов разрешила кейс в Вологодской области по поводу реконструкции набережной. Ситуация в регионе дошла даже до президента. Очень четко была организована протестная деятельность. Митинг собрал 2000 человек, что очень много для небольшого 300-тысячного города.

За этот проект брались многие политтехнологи, но разрешить конфликт не удавалось. После этого пригласили нас. За 3 дня я смогла добиться того, что протестная группа и администрация города нашли компромисс, а самые воинствующие активисты отвалились. Это был мой первый столь серьезный кейс, и я работала над ним бесплатно.

В 2019 году я решила сфокусироваться на комплексном сопровождении разводов, так родился проект «Развод по-хорошему». Предложение оказалось очень актуально, так как 70% браков в нашей стране заканчиваются расторжением. Да и оставшиеся 30% не всегда благополучны.

Открывала я проект с партнером, с которым в свое время делала и другие проекты в сфере медиации. Подтянулось несколько психологов, которые работали с разводами и были готовы направлять ко мне клиентов.

Плюс вокруг меня собралось несколько человек, которые также загорелись идеей. Правда я по наивности думала, что люди будут также заинтересованы, как и я, также будут готовы учиться, делать то, что они не умеют. Но, надо признать, я переоценила рвение людей. Многие стали работать, как в найме, по принципу «Тебе надо — ты и делай», а это невозможно, когда речь идет о развитии проекта.

В итоге управление я взяла полностью на себя. В команде помимо меня работало три психолога. Мы разбирали порядка 12 кейсов в месяц.

Запуская этот проект, я знала, что большинство решений, которые выносятся в практике бракоразводных процессов, непродуктивны. Исполнимость по ним очень низкая.

Миллионы дел по семейным делам упираются в тупик. Одна из причин в том, что, хотя государство со своими правовыми механизмами и призвано защищать семью, оно не может и не должно вникать в каждую деталь совместной жизни. Юристы руководствуются фактическими вещами: цифрами и правилами. Но за ними кроется целая история отношений. А суд может рассмотреть в разы меньше аспектов, чем нужно, чтобы бывшие супруги и дети могли дальше жить нормально. Скорее напротив, суд порой усложняет дальнейший ход вещей.

Развод воспринимается, как одна из самых острых утрат. Люди проживают тяжелое горевание и совершают ошибки, которые впоследствии серьезно влияют на жизнь, на детей. Изолированной помощи отдельно юриста и отдельно психолога недостаточно, чтобы решить весь этот объем проблем. Да, не в моих силах сократить число разводов сейчас. Но переговорами можно сделать так, чтобы следующее поколение семей было прочнее, чтобы взрослые люди могли заключить второй счастливый брак, чтобы сохранились родительские роли, а дети не вышли из ситуации травмированными и в будущем также смогли создать здоровые отношения.

Конечно же, я совершала ошибки в развитии и продвижении своего проекта. Одним из камней преткновения стала необходимость совместить социальную функцию и финансовое самообеспечение. Ты проходишь с клиентом путь, и совершенствовать свою работу, масштабироваться можешь только неотрывно от этого процесса.

А еще не один маркетолог пал в неравной борьбе с продвижением моего проекта. Никто до сих пор толком не знает, как рекламировать такие услуги, и ни одна гипотеза маркетологов пока не сработала.

До сих пор основная масса моих клиентов — те, кто приходят по сарафанному радио.

Приходит один из супругов, уверенный, что на другой стороне — недоговороспособный человек. Я погружаюсь в живой конфликт и своим вмешательством перестраиваю взаимодействие сторон. Моя главная задача — помочь им выработать соглашение, которое будет обоюдно приемлемо. Как показала моя практика, первое что для этого нужно — помочь обеим сторонам быть услышанными.

Выслушанный человек гораздо меньше претендует на заявленное изначально. Тот, кто говорит много и громко, уверен, что он не понят, его не слышат. Чем острее он это чувствует, тем громче кричит.

А если таких двое? В такой ситуации мы не слушаем оппонента, а только ждем, когда же он замолчит, но не чтобы ответить на его слова, а чтобы рассказать о своей боли.

Вот здесь-то и включается медиатор и переводит переговоры в продуктивное русло. И человек, который был непоколебим, высказавшись, понимает, что может чем-то поступиться, пойти на компромисс. Это тот момент, когда можно сделать конфликт точкой роста.

Медиация нацелена, в первую очередь, на принятие решений, которые подойдут обеим сторонам, и участники подписываются под тем, что для них подходит, хотя нередко это совсем не то, к чему они стремились изначально.

В прошлом году проект был приостановлен по вышеперечисленным причинам, а также личным обстоятельствам. Сейчас он готовится к перезапуску с новой командой и названием. И я рассчитываю сделать это в ближайшее время.

Я хочу создать компанию, которая сможет оказывать все виды помощи по семейным делам, а также платформу для повышения родительских компетенций. Работать не только над разводами, но помогать при любых проблемах в коммуникации. Например, регулировать момент передачи ребенка между разведенными родителями. Даже если есть судебное решение, это часто конфликтная ситуация. Поэтому в рамках моего проекта я вижу создание площадки, где ребенка можно передать без скандалов, которые его травмируют.

Также планирую оказывать помощь по сохранению семьи, когда это возможно, уделять больше внимания реабилитации после развода и адаптации сводных, так называемых «лоскутных» семей (в случае, если у супругов брак не первый и есть дети от предыдущих отношений).

Что касается финансовых задач и масштабирования, я решаю вопрос, как сделать эту помощь достаточно доступной широкому кругу людей. Пока в силу индивидуального характера работы услуга медиации весьма дорогая, а ограниченный ресурс специалистов не позволяет обрабатывать много кейсов.

Я рассматриваю онлайн-инструменты, формат тренингов, групповой терапии, которые позволят мне делиться моим опытом в разрешении конфликтов, накопленным в процессе медиации, с самой широкой аудиторией.

С этой же целью, для популяризации моих знаний и помощи семьям, в которых складывается недопонимание между партнерами, я выпустила онлайн-курс по базовым навыкам коммуникации. Как говорить, выражать свои чувства, вести себя в конфликтных ситуациях, что такое личные границы и как их отстоять — нам кажется, что все мы умеем общаться, но на практике это не так. При этом и я сама, и люди, которые у меня учились, внезапно обнаруживают, что любые бытовые ситуации, которые раньше создавали сложности, можно решить на уровне разговора, просто переставив слова в предложении.