«На память остались четыре шрама на предплечье»: как я сломал руку, катаясь на сноуборде

Когда мне было 14 лет, я жил в небольшом городке за полярным кругом и регулярно ездил на ближайшую горнолыжную базу. Все было хорошо, пока однажды я не заработал перелом.

В тот вечер на улице было уже темно, но трасса хорошо освещалась. Я сразу обратил внимание на то, что склон сильно укатан, в некоторых местах из-под снега были видны камни. Решил покататься в стороне от оборудованной трассы, где было больше снега, но во время съезда все-таки наткнулся на камень, перелетел через него и неудачно упал на вытянутую руку.

Рука резко обмякла, стала тяжелой, отекла и невыносимо болела. Друзья помогли добраться до медпункта внизу трассы. Там мне вкололи обезболивающее и вызвали скорую, которая отвезла меня в единственную в нашем городе больницу на рентген. По снимкам хирург поставил диагноз «перелом средней части обеих костей предплечья со смещением».

Врач сказал, что попробует сделать репозицию — вернуть кости на место и зафиксировать их. Проделал какие-то манипуляции с моей рукой, больно не было: все еще действовал укол обезболивающего. В итоге ничего не вышло. Мне сказали, что без операции не обойтись. Но в больнице не было нужного оборудования, поэтому утром меня решили везти в областной центр — за 240 км от моего города. Я остался в больнице на ночь.

Перед сном рука начала сильно болеть. Не помог даже новый укол обезболивающего — я мучился с ноющей рукой и еле дождался утра. Но когда мы наконец выехали, понял, что мне еще повезло. Со мной транспортировали парня, который упал со сноуборда и сломал таз. Глядя на него, я мысленно поблагодарил себя за то, что катался в комплекте защиты: защищено было все, кроме рук.

В областной больнице меня сразу повезли на операцию. Было страшно. Не помню, чтобы мне что-то объясняли, просто уточнили, ел ли я сегодня. После этого вопроса я понял, почему меня не покормили перед выездом. Операцию собирались делать под наркозом, а перед ним нельзя есть и пить. Но узнал я об этом только постфактум.

После операции чувствовал себя нормально. Мне сообщили, что удалили осколки, собрали кости, установили два металлических стержня и наложили гипс. Все манипуляции прошли по ОМС — родители ничего не доплачивали.

После операции я провел в больнице три с половиной недели. Скучно было невыносимо. Нельзя было бегать, чтобы не упасть на сломанную руку, и даже выходить на улицу, разрешали прогуливаться только по этажу. Первые дни я был в палате один, но потом привезли еще нескольких мальчиков с переломами. Один из них был «постоянным клиентом» в этой больнице, ломал конечности по два-три раза в год.

Из лекарств принимал какие-то антибиотики и «Линекс» для желудка — родителей попросили купить их самостоятельно. Мама навещала каждую неделю, несмотря на то, что дорога до больницы от нашего дома занимала 4 часа в одну сторону. Одноклассники не приезжали, но писали поддерживающие сообщения во «Вконтакте».

От учебы отдохнуть не удалось: в больнице было много школьников, поэтому к нам каждый будний день приходил учитель из ближайшей школы, проводил уроки и ставил оценки, которые потом я привез в свою школу, их перенесли в классный журнал.

После выписки я еще две с половиной недели ходил с гипсом. Сначала пальцы были крепко зафиксированы, но после первого матча в компьютерную игру Battlefield 3 пришлось «усовершенствовать» гипс так, чтобы было немного свободнее. Это помогло вернуть чувствительность пальцам и, к счастью, не помешало заживлению.

Гипс мне сняли в городской больнице, без него рука выглядела очень худой и вялой, даже шевелить ею было страшновато: не покидало ощущение, что она снова может сломаться, к тому же кисть почти не сгибалась. Для восстановления врач назначил физиотерапию, массаж, ЛФК, на которые я ходил через день на протяжении месяца. Еще врач сказал принимать кальций в таблетках и порекомендовал есть побольше рыбы и творога. С тех пор я, кстати, полюбил творог.

После месяца восстановительных процедур рука стала гораздо крепче, кисть начала сгибаться. Плюсом я еще два месяца был освобожден от физкультуры в школе. Не нравилось только, что я будто ощущал инородное тело в руке — те самые стержни.

Летом мы с родителями поехали на море, и благодаря плаванию мне удалось еще лучше разработать руку — теперь я легко мог поднимать ею предметы тяжелее вилки. И как только все, казалось бы, окончательно наладилось и восстановилось, мне пришлось ехать на операцию в ту же самую больницу в областной центр, чтобы удалить из руки металлические стержни.

Операция отличалась от первой только тем, что уже не было страшно: я знал, что меня ждет. Все снова прошло под наркозом, и после я чувствовал себя нормально. Главное — исчезло ощущение инородных тел в руке. Провел в больнице еще полторы недели: мне снова не разрешали бегать, но зато выпускали на улицу. Из лекарств прописали те же антибиотики и «Линекс».

После выписки из больницы я восстанавливался еще несколько месяцев: месяц снова ходил на ЛФК через день, еще месяц делал упражнения самостоятельно и был освобожден от физкультуры.

Все мое лечение было покрыто полисом ОМС, в том числе восстановительные процедуры. Родители потратились только на антибиотики и «Линекс» после каждой операции, но я не помню, сколько они стоили десять лет назад.

Когда рука полностью пришла в норму и у меня появилось ощущение, словно перелома и не было никогда, я записался в спортклуб и начал заниматься в тренажерном зале. Думаю, что вряд ли сделал бы это, если бы не перелом: не было мотивации.

Прошло уже десять лет. За месяц до годовщины с момента перелома я снова встал на сноуборд. Страха не было, к тому же родители по моей просьбе купили мне защиту еще и для рук, поэтому я чувствовал себя уверенно. Сейчас минимум раз в год стараюсь ездить на горнолыжные курорты вместе с женой. Но на трассах, где из-под снега торчат камни, стараюсь больше не кататься.

В память о травме остались только четыре шрама в области предплечья и то, что рука время от времени ноет «на погоду».