Дорога над пропастью и суровые лежанки: 11 вещей, которые меня потрясли в Тибете

Двадцать лет назад мы с подругой увлеклись буддизмом.

В 2006 году решили поехать в Индию. Это была моя первая поездка за рубеж и одновременно паломничество: в Индии есть места, священные для буддистов. Например, мы с подругой посетили Сарнатх, пригород Варанаси, — место первой проповеди Будды после просветления.

Когда мы ночевали в ашраме — индуистском монастыре, познакомились с компанией москвичей. Они тоже путешествовали по Индии скорее в паломнических, чем в туристических целях. Мы обменялись контактами, и зимой один из них предложил поехать в Тибет с ним и его друзьями. Им нужна была группа из четырех человек, а набиралось только трое. Это место было моей мечтой, и я рассудила, что такой шанс выпадает нечасто.

До этого я думала, что поездка в Тибет нереальна, мне не по карману, и вообще — такие вещи происходят с другими людьми, круче и успешнее, чем я. Оказалось, путешествие в Тибет может осуществить человек со средними доходами и совсем не просветленный.

В те годы у меня в характере сочетались паранойя, слабоумие и отвага: я боялась возвращаться домой поздним вечером, но при этом ездила автостопом по Сибири. И вот в сентябре 2007 года мы с компанией незнакомцев отправились в Тибет. Меня не смущало, что человека, который предложил мне поездку, я видела один раз, а с его друзьями из Москвы — девушкой лет 25 и мужчиной около 45 — познакомились только в начале путешествия.

С тех пор прошло 15 лет, многое забылось, и я могу путаться в незначительных деталях. Но в целом я запомнила самые поразительные моменты, поэтому считаю, что мой необычный опыт достоин отдельной статьи даже спустя годы. Вот как все было.

Мы провели в Тибете 10 дней. Наш маршрут составил примерно 1000 км в одну сторону — это как от Москвы до Архангельска по трассе. Основной целью путешествия был ритуальный трехдневный обход вокруг Кайлас, горы в западной части Тибета, которая считается священной в нескольких религиях: буддизме, индуизме, джайнизме и религии бон. Буддисты считают ее центром мира. Есть легенда, что там живет одно из воплощений Будды.

В 2007 году в Тибет можно было попасть, например, через материковый Китай, но в тот регион, куда мы собирались, проще и ближе добираться через Непал. Поэтому мы прилетели из Москвы в столицу Непала Катманду, пробыли там пару дней и оформили документы на поездку в Тибет.

Чтобы попасть в Тибет, нужно специальное разрешение. Визу в паспорте не ставят, выдают отдельный документ на группу. Это была бумажка со списком наших имен и фамилий — я ее увидела только на границе. Меня немного расстроило, что в паспорте не будет стоять волшебное слово «Тибет» с датами: это было бы зримым свидетельством, что я и правда там была.

Организатор нашего путешествия заказал тур в непальском агентстве. Насколько понимаю, это было дешевле и проще, чем покупать похожий в России. Мы только иногда покупали еду в магазинах и ели в кафе, пока они еще попадались по дороге. Все остальное — джипы, услуги гида, ночлег в гестхаусах, основная еда — входило в стоимость.

Еще были носильщики, которые на пешем этапе тащили наши вещи. Рюкзаки были раза в два легче тех, что я брала в походы по России, но в Тибете носить что-то затруднительно: мы не адаптированы к таким высотам.

До горы Кайлас добирались пять дней на джипе с водителем и гидом. Пешая кора — ритуальный обход горы — заняла три дня. Еще два дня ушло на обратный путь. До Кайлас мы ехали дольше, чтобы успеть адаптироваться к перепадам высот. Катманду, откуда мы выехали, находится на высоте 1300 м, а поселок Дарчен, откуда начинался наш пеший маршрут, — на высоте 4500 м. Для сравнения: я живу в Петербурге, там перепады не больше 5—30 м.

В первый день мы ехали на джипе по долине Катманду. Вдоль дороги теснились леса и рисовые поля. Ближе к границе с Тибетом дорога постепенно превращалась в серпантин. Он пока не пугал, пейзажи все еще были цветными и зелеными, а за окном — жарко.

Пару раз мы выходили из машины сделать фото, например с навесного моста. Он казался прозрачным: настил из тонких досочек, вместо перил — сетка, а пропасть под ним очень глубокая. Почему-то мне не было страшно, хотя я панически боюсь высоты. Может быть, потому, что в той поездке многое казалось мне не совсем реальным. Было ощущение, что я в кино.

Интересно, что рубеж между Непалом и Тибетом практически совпадает с природной границей между предгорьем и настоящими горами. Сама граница между странами оказалась горной рекой шириной метров тридцать, которую наша Тойота Лэнд Крузер преодолела без проблем. Почти сразу после перехода начался настоящий горный серпантин с очень резкими поворотами и сильным набором высоты.

Виды все меньше напоминали зеленые долины Непала: больше серых и коричневых оттенков, меньше цветов, горы заметно выше. Но нам становилось все интереснее — это же настоящий Тибет! Помню, с каким восторгом я фотографировала маленький храм, который притулился на крутом склоне и был едва заметен издалека.

На второй день путешествия дорога превратилась в очень крутой горный серпантин. Кое-где лежали бетонные блоки, чтобы помешать машинам падать в пропасть. Они успокаивали. А ряды маленьких столбиков с поблекшей красной и белой красками вызывали истерический смех — от них становилось еще страшнее.

Мы ехали и шутили: давайте отправим родителям смс «мама и папа, у нас все хорошо, мы едем над про…». Глупые шутки, но так мы пытались снять напряжение.

В горах регулярно происходят обвалы, и один из них случился в тот день. Мы много часов ждали, пока разберут завал на дороге, потом пропускали встречные машины, а затем медленно двигались в огромной пробке.

Когда доехали до места обвала, у меня пропал дар речи. Склон нависал над дорогой на крутом повороте, и его подпирали хлипкие тоненькие леса. Мне с перепугу показалось, что они не толще спички. А справа — пропасть. Хорошо, что мы быстро проехали это место.

Третий день мы провели в тибетском поселке Ньялам — привыкали к высоте. К тому времени мы уже ощутили, что такое горная болезнь. Но на четвертый день пути не отлипали от окон машины, несмотря на самочувствие.

Там все время проплывало то, чего мы никогда не видели, — нереальные пейзажи с горами и заснеженными вершинами. Это были Гималаи. На Эверест мы не посмотрели: обзор на него открывается с другой дороги.

Примерно через час после выезда из Ньялама мы поднялись на одну из самых высоких точек нашего путешествия — перевалы Ла Лунг Ла и Тонг Ла. Они расположены рядом, примерно в 11 км друг от друга, и практически одинаковы по высоте — 5124 и 5120 м. Я так и не разобралась, где какой, но мне запомнился один из них. Он был оформлен как арка над дорогой с кучей молитвенных флажков.

Мы стояли на перевале минут 20—30. Оттуда открывался шикарный вид на Гималаи — на Шишабангму, самый маленький из восьмитысячников, и несколько вершин пониже. Горы были огромные и нереальные, и я ничуть не пожалела, что не увидела самый большой пик в мире — Эверест.

Рядом с перевалом мы заметили странные сооружения из нескольких камней, уложенных друг на друга в виде пирамидки. Если тибетца одолевает дух, он может построить такой домик и попросить духа перейти жить туда. Еще мы видели сооружения из камней побольше — такие каменные муравейники по пояс. Камни были скреплены цементом и обмотаны полиэтиленом. Потом я узнала, что это могли быть посвящения духам и божествам.

На пятый день пути мы оказались на озере Манасаровар, в 33 километрах от горы Кайлас. Это одно из самых высоко расположенных озер в мире. Его называют священным. Индуисты верят: когда Брахма создавал мир, первым в его сознании возникло это озеро. Буддисты считают, что королева Майя зачала в нем Будду.

Говорят, верующие купаются в озере и пьют из него воду. Мы таких не видели и сами не стали. Рядом с озером есть соленые горячие источники.

Манасаровар пресное и живое. Рядом есть мертвое озеро Ланга-Цо, оно соленое и считается необитаемым. Но по отзывам туристов на Форуме Винского, там тоже есть водоросли и рыбы.

Горная болезнь одолевала нас почти всю дорогу до горы Кайлас. Еще когда мы приземлились в Катманду, я почувствовала тяжесть и боль в голове. Они прошли к вечеру на следующий день.

Самое ужасное началось на пути в Ньялам. Поселок находится на уровне 3800 м. Чем выше мы поднимались, тем хуже становилось: одышка, постоянная усталость, головная боль. Если бы мы проходили весь путь пешком, набор высоты бы был постепенным и не так влиял на организм. Но когда едешь на машине, он получается резким. Например, перепад высот между местом нашей первой тибетской ночевки — поселком Чжанму и Ньяламом, куда мы добрались к концу второго дня, — 1300 м. Для равнинных жителей это много.

В нашей компании все по-разному переносили горную болезнь. Мне тогда было 25 лет, второй девушке — примерно столько же. Парню, который меня пригласил, было лет 30, а организатору поездки — около 45. Возможно, это связано с возрастом, но он чувствовал себя хуже всех до конца поездки.

Мы с другой девушкой перенесли подъем средне: сначала нам было плохо, но постепенно мы адаптировались и на обратном пути уже наслаждались видами и впечатлениями. Парень, который меня пригласил, слегка скис еще до Ньялама, зато после высоты в 3,5 км вообще перестал ощущать горную болезнь. Его даже не укачивало.

Горная болезнь не стала для нас неожиданностью: мы заранее узнавали про нее, я даже начиталась про смертельные случаи. Но одно дело читать, другое — когда сам все это чувствуешь.

После четвертого дня дороги мы остановились на ночлег в неприглядном гестхаусе с туалетом на улице. Я начала паниковать из-за страха умереть от горной болезни. Но мы встретили там очаровательную группу белорусов, и один из них оказался врачом. Я сообщила ему, что жить мне, похоже, осталось недолго. Он расспросил о симптомах, дал аспирин, и утром я проснулась совсем в другом состоянии. Наверное, решающим фактором стало то, что врач успокоил мою мнительность.

Когда я писала эту статью, читала отчеты других путешественников о поездках на Кайлас. В одном из них автор пишет: «Спутнику стало так плохо, что его отправили вниз и он не смог пройти кору», «Мы вызывали врача и ставили капельницу». Получается, у нас со здоровьем все было неплохо, но нам и так хватило.

С другой стороны, этот отчет писал человек, который чуть ли не каждое утро в Тибете вставал пораньше и шел на пробежку. Хорошо, что только сейчас это прочитала: в ту поездку я бы его возненавидела.

Тибетцам горная болезнь нипочем. Во время пешей коры вокруг Кайласа нас сопровождали носильщики. Среди них была женщина. Она была ниже меня на полголовы — а мой рост всего 162 см. Женщина взяла мой рюкзак, тут же открыла его и засунула туда свой грязный мешок. Мне стало неприятно, но я ничего не сказала: и так было неловко, что кто-то несет за меня вещи. Часть дороги меня мучило чувство вины. Оно усилилось, когда я услышала, как женщина кашляет на подъеме.

Я нагнала ее. Тибетка двигалась прогулочным шагом и помахивала небольшим радиоприемником. Оттуда доносилась юмористическая программа на местном языке — я так подумала, потому что женщина смеялась. Ее смех я и приняла за кашель. Она тут же комментировала услышанное коллегам-носильщикам. В ее голосе не было ни намека на напряжение и тяжелое дыхание — ни одного признака горной болезни. То же самое было с водителем и гидом, когда они везли нас к горе и свысока посматривали на наши мучения. А мы смиренно им завидовали.

Последователи буддизма, иудаизма, джайнизма и религии бон практикуют ритуальные обходы вокруг священных мест. На тибетском языке это называется «кора», а на санскрите — «парикрама». Такой обход чаще всего делают пешком, хотя на Кайласе мы видели людей на яках и местных низкорослых лошадях.

Чаще всего коры делают вокруг храма или монастыря. Это занимает пять-десять минут. Пройти можно не один раз, а 108 — это священное число в буддизме. Но бывают длинные обходы — вокруг священного озера или горы, например Кайласа.

Буддисты считают, что во время коры вокруг Кайласа вы освобождаетесь от грехов, накопленных за несколько воплощений. Если пройти такую кору 108 раз, можно достичь просветления или нирваны.

У меня не было цели освободиться от грехов. Для меня Кайлас была магической горой, местом силы. Еще до начала коры я купила металлический брелок с основной мантрой тибетского буддизма «Ом мани падме хум». В буквальном переводе это означает «О жемчужина, сияющая в цветке лотоса!». Но для буддистов значение фразы не столь важно. Основной смысл в том, что слоги и слова мантры очищают ум и растворяют желания.

В первый вечер коры я положила брелок в ручей у нашей стоянки. Оттуда была видна Кайлас, и мой брелок как бы набирал ее силу, становился амулетом. Сейчас неловко об этом писать — натуральное магическое мышление. Но я рада, что этот брелок до сих пор у меня на ключах — не как амулет, а как напоминание о поездке.

Пеший обход вокруг Кайласа занимает у европейцев два с половиной дня. Это один из самых протяженных и сложных маршрутов для коры — 53 км по горной местности, с крутыми подъемами и большим набором высоты. Разница между стартом в поселке Дарчен и самым высоким перевалом на маршруте — около 1100 м. Это как взобраться на дом в 366 этажей.

Тибетцы говорили, что могут преодолеть этот маршрут за один день. Для людей, не привыкших к местным условиям, это нереально. Тем более что некоторые паломники не просто идут кору, а простираются: делают поклон, встают на колени, полностью вытягиваются по земле, потом встают, снова делают поклон и так проходят весь путь. Не представляю, сколько времени это может занять. Мы таких не встречали.

Кору вокруг горы Кайлас делают множество паломников из разных стран, но европейцев среди них меньшинство. Интересно, что индуисты, буддисты и джайнисты обходят гору по часовой стрелке, а бонцы — против.

Я видела людей, которые шли навстречу основному потоку. Смотрела на них с некоторым опасением. Думала: а как себя чувствуешь, если идешь против часовой? Сейчас забавно это вспоминать. Думаю, чувствуешь себя примерно так же, как и все остальные, — очень уставшим.

В первый день нашей коры лучше всего было видно Кайлас — впечатляющую и красивую гору. Ее высота — 6638 м, это самая высокая вершина в регионе. У нее правильная форма, а ее грани почти точно ориентированы по сторонам света.

Первый день был бы довольно простым, если бы не высотная болезнь. Дорога идет в гору, но она хорошая, никаких карабканий по скалам. Просто идешь себе, и все. Но как только пришлось подниматься пешком вверх, вся акклиматизация куда-то испарилась.

Второй день был еще сложнее. Нам нужно было преодолеть перевал Долма Ла высотой 5637 м. Это самая высокая точка коры, всего нашего путешествия и моей жизни — выше я пока не забиралась. Дорога постоянно шла в гору, а чтобы влезть на перевал, пришлось несколько сот метров карабкаться по камням. Это еще не альпинизм, но уже не прогулка: нужно выбирать, куда ступаешь, следить, чтобы камень не повернулся под ногой.

Такой подъем даже на небольшой высоте был бы сложным — все равно что идти вверх по очень крутым и неровным ступеням. Сердце и легкие очень быстро начинают протестовать. Удивительно, что я нашла силы сфотографировать яков и собак, которые шли вместе с нами.

До этого в моей жизни были пешие походы на Урал и в Хибины, поездки автостопом с долгими переходами и ночевками в палатках непонятно где. Но все это было гораздо легче физически и как-то понятнее: устал — лег полежать. А тут идешь — плохо, лег — как будто еще хуже. Мы то и дело останавливались, чтобы передохнуть и перекусить.

В «Живом журнале» путешественники пишут, что после 2010 года часть камней с дороги убрали и идти стало легче. Но сложный перевал с резким набором высоты все равно остался.

На перевале все увито гирляндами молитвенных флажков, но ощущения праздника не было. Хотелось только лечь спать — и чтобы никто не трогал. Это сейчас у меня дух захватывает: неужели я там была? А тогда все разбивалось о физический дискомфорт.

На вершине перевала все отдыхают некоторое время, а затем идут вниз. Спуск тоже очень крутой, и дорога идет по камням. Под нами было озеро, и кто-то — кажется, гид — сказал, что все русские купаются в нем. Но мы не захотели спускаться к воде и потом подниматься обратно, хотя на берегу кто-то тусовался с рюкзаками, лошадью и неизменной рыжей собакой, каких в Тибете много.

Было наслаждением наконец спускаться, а не подниматься. Нам всем стало гораздо легче. Но наш 45-летний попутчик по-прежнему чувствовал себя плохо из-за горной болезни. Когда мы спустились с перевала и началась более или менее ровная дорога, он то и дело останавливался, чтобы полежать прямо на земле. Мы иногда останавливались вместе с ним, а иногда медленно шли вперед. Потом он обгонял нас и снова где-нибудь садился или ложился.

Третий день запомнился, пожалуй, лучше всего, потому что мы практически адаптировались к высоте. После 5600 м высота 4500 м казалась нам нипочем. Дорога стала пологой, не было ни подъемов, ни резких спусков. Мы шли вдоль реки, и там было безумно красиво.

А еще чувствовалось, что мы сделали это — прошли кору. Нам оставался совсем небольшой участок пути. В последний день нужно было идти всего несколько часов, а не целый день, как в первый и второй дни. Мы чувствовали себя победителями.

Обратная дорога в Катманду была гораздо проще, но из-за пасмурной погоды не такая интересная. Я достала плеер и включила Queen. Волшебное чувство, когда слушаешь любимую музыку и смотришь на невероятные пейзажи.

К тому моменту мы со спутниками устали от путешествия и друг от друга. Неделя с практически незнакомыми людьми в тесной машине, а потом на тяжелом пешем маршруте — к концу уже было сложновато вместе.

Тибет находится на Тибетском плато. Это высочайшее нагорье в мире, его средняя высота — 4000 м. Там резко континентальный климат с большими суточными колебаниями температуры.

Ночью температура может опуститься ниже нуля даже летом. Утром лужа во дворе будет покрыта корочкой льда. Зимой температура на больших высотах доходит до −40 °С. А еще там очень чистый, сухой и разреженный воздух и очень, очень много солнца. На практике это означает постоянный экстремальный дискомфорт.

Мы делали кору в сентябре. Вот как это выглядело в первый день.

Вы идете со своим маленьким рюкзачком, дорога все время вверх, вы пыхтите и задыхаетесь. И вот выходите на солнце. Вам тут же становится жарко, а глаза режет солнце, которое отражается от снега. Вы снимаете куртку, шапку и перчатки, развязываете шарф и расстегиваете кофту. Потом остаетесь в одной футболке и надеваете солнечные очки. Их надо носить постоянно: не просто с темными стеклами, а с максимальной категорией защиты. Смотреть на сияющий под солнцем снег больно, но основная проблема — ультрафиолетовые лучи и инфракрасное излучение. Солнечный свет в таких количествах может даже обжечь роговицу или сетчатку.

Вот вы надели очки, а через пять минут набегает облако или вы попадаете в тень от горы. Через очки больше ничего не видно, а еще становится очень, очень холодно. Вы тут же натягиваете всю одежду обратно. При этом ноете, потому что каждое движение — это дополнительное усилие, и дается оно не так легко, как на равнине. Помню свое раздражение, когда на коротком отдыхе полезла в рюкзак за теплыми трекинговыми ботинками, чтобы не мерзнуть в кроссовках.

Через десять минут облако уходит и все начинается снова. И так десять раз на дню, пока не надоест. Тогда вы просто терпите жару и холод попеременно. Проще оставаться тепло одетым, потому что даже на солнце воздух остается холодным, резким и недружелюбным.

В Тибете практически все пространство ассоциируется с религией. Хотя китайцы многое разрушили в середине 20 века, сохранилось много монастырей и изображений Будд и бодхисаттв — существ, достигших просветления.

Утром на второй день пути к горе Кайлас мы пошли в местный храм — первый в Тибете, что я видела. Он произвел на меня большое впечатление, хотя я примерно знала, чего ожидать: читала о них, да и в Петербурге есть буддийский дацан.

На внешних стенах храма были росписи на религиозные темы: колесо Сансары, изображения бодхисаттв и защитников учения Будды. Я испытывала священный трепет, когда разглядывала их. Для меня все это было живым и реальным.

Сейчас я по-прежнему уважаю буддизм и отношусь к нему как к потрясающей философской системе, но уже не считаю себя буддисткой. Изображения буддийских мудрецов вызывают во мне уважение и приятное чувство узнавания, как портреты родственников, но не священный трепет. Но меня до сих пор впечатляет, что в буддийских историях даже демоны могут вдохновиться словами учителя и начать путь к просветлению.

Рядом с храмом были ряды молитвенных барабанов, а на смотровой площадке перед ним — гирлянды молитвенных флажков. Молитвенные барабаны — это цилиндры, которые вращаются. На них написаны или выгравированы мантры. Посетители священного места крутят барабаны, и молитвы как бы начинают произноситься сами. С флажками похожая идея: на них написаны мантры, их «произносит» ветер.

В пятый день путешествия мы заходили в монастырь Чиу Гомпа над озером Манасаровар. В переводе Чиу Гомпа означает «маленькая птичка». Видимо, его так назвали потому, что он маленький и притулился на скале, как птичье гнездо. Под ним находится пещера. По легенде, там провел последние дни жизни Гуру Ринпоче — учитель тантрического буддизма 8 века и создатель одной из школ буддизма.

Я многого ожидала от посещения монастыря, но в то же время мало что понимала. Чиу Гомпа не вызвал у меня особенных религиозных чувств, скорее краеведческий интерес. Внутри было странно и абсолютно не так, как я привыкла. Другой запах, другие материалы: резная мебель из дерева, тханки на стенах — религиозные изображения на шелке или бумаге. Их вешают на стены в храме, как у нас иконы. Я обрадовалась, потому что уже знала, что это такое.

Еще меня поразил потолок — яркий и радостный, с чистыми цветами. Все остальное было скорее мрачное: злобные маски за стеклом, тханка с черно-фиолетовым и страшным защитником. Тогда я не осознавала, но сейчас понимаю, до чего это все было мне чуждо. Не потому, что это что-то плохое, просто мне не хватало образования. Я не понимала, что это за маски, почему за стеклом вместе с ними лежат какие-то кружочки. Мои знания были очень поверхностными.

Но тогда мне очень хотелось показать, что я своя — тоже буддистка, все понимаю. Но было некому: мы находились в храме практически одни. Монахи, которых мы видели, были в моих глазах чуть ли не святыми. Я не решилась подойти к ним и что-то спросить.

Во время пешей коры мы наткнулись на пару то ли монахов, то ли шаманов, которые сидели рядом с тропой паломников на камнях. Они били в бубен, звонили в колокольчик и что-то пели. Я решила, что это место, где тибетцы хоронят мертвых.

Из-за специфики климата, вечной мерзлоты и отсутствия дров в Тибете не было принято хоронить или сжигать мертвых. Тела оставляли на специальных открытых площадках в горах, где их растаскивали грифы. Для тибетцев, которые верят в переселение душ, отдать тело птицам — облегчить дальнейшее перерождение усопшего. Не знаю, практикуют такой обычай до сих пор или его запретили.

В первый же день путешествия мы отправились дегустировать местную кухню и назаказывали в кафе разной еды. У нас получился целый стол с разными странными блюдами. Стол был круглый и состоял из двух частей. Верхняя крутилась, и можно было легко придвинуть к себе нужную миску.

Я рискнула попробовать черные грибы, но они были жесткими. Яйца есть не стала: они были обычными куриными, только синего цвета. Меня отпугнул рассказ, что их маринуют около месяца чуть ли не в земле.

Еще было два вида риса с овощами, суп с помидорами и лапшой. Для посетителей китайских ресторанов это привычные блюда, но для меня все было в новинку: по заведениям я тогда не ходила.

А вот картошку, как там, я больше нигде не видела. Это были маленькие кусочки, как будто их настругали на терке. Кажется, их просто обдают кипятком или варят очень короткое время. На вид они похожи на макароны и очень вкусные. Помню, как радовалась картошке — люблю этот овощ. Было приятно увидеть понятное, не острое и не соленое блюдо.

Еще мы зашли в магазин типа супермаркета размером с небольшой районный «Дикси». Там была куча разноцветных пластиковых упаковок на одинаковых полках. Не помню, чтобы там была какая-нибудь витрина со скоропортящимися товарами типа молока или хлеба. Все надписи были на китайском, а продавец не говорил по-английски. Помню свою растерянность: столько всего, а что покупать — непонятно.

Мы взяли лапшу быстрого приготовления. Наивно ожидали чего-то вроде понятного нам «Доширака». Когда мы заварили ее, макароны оказались такими острыми, что есть было невозможно. А без приправы было безвкусно.

Дальше по дороге мы питались в гестхаусах и местных едальнях. В некоторых гестхаусах даже были небольшие лавки: например, в месте нашей ночевки на пешем переходе вокруг Кайласа продавали пиво, кока-колу и все те же острейшие китайские макароны быстрого приготовления.

В заведении одного из городков по дороге подавали суп из яка. Я его не попробовала. Точно не помню почему. Кажется, он был дорогой, а я экономила. Спросила попутчицу, которая его заказала: «Ну как?» Ответ был достойный: «Как-как. Обычный яковый суп».

В целом в Тибете не особенно разнообразная кухня. Там едят мясо яков в разных видах, продукты из молока яков, цампу — муку из поджаренных ячменных зерен. До сих пор жалею, что не попробовала, хотя столько про нее читала.

Сейчас мне жаль, что мало ела местные блюда, — впечатлений было бы больше. С другой стороны, страх заразы помешал бы мне радоваться: в Тибете большие проблемы с гигиеной. А еще мы большую часть пути плохо себя чувствовали из-за горной болезни, поэтому было не до дегустаций.

Чаще всего мы ели самую простую еду вроде картошки и макарон. Их нам готовили в гестхаусах. На одной из ночевок нам минут 40 варили картошку, но она все равно осталась сыроватой и была невкусной. Оказалось, на большой высоте все варится дольше, потому что температура кипения ниже.

По опыту путешествия по Индии и походов по России я знала, как важно иметь с собой калорийные вкусности, поэтому у меня были с собой шоколадки, батончики мюсли и банки с детским мясным пюре. Они воспринимались как пища богов, особенно во время остановок на пешем маршруте: там все время хотелось есть.

В первый день путешествия, когда мы остановились на первую ночевку в поселке Чжанму, для меня все было в новинку.

Непал был чем-то похож на Индию, даже какой-то пряничный по сравнению с ней. А тут все было странное: собака, похожая на болонку, но при этом сидящая на цепи. Тапочки на улице у двери в дом.

Паломники ночуют в монастырях и гестхаусах с ужасными бытовыми условиями. Гестхаусы больше похожи на самые низкопробные ночлежные дома, какие только можно себе вообразить.

Обычно это комнаты для совместного ночлега с суровыми лежанками. Иногда это старые кровати, а иногда — просто доски, которые поставили на каменные подпорки. Их застилают матрасами, и получается пространство для сна вповалку.

Кое-где встречалось постельное белье, на которое я не рискнула лечь. Мы забирались в спальные мешки и спали в одежде.

На одной из стоянок ночью вышла мышь и сожрала один из моих батончиков мюсли. Мне было немного противно, но в целом уже все равно. А когда в Индии в наш с подругой номер две крысы пришли на запах копченой колбасы, я так вопила, что сама себя оглушила. Они потом бегали от нас по стенам.

Туалеты в гестхаусах были на улице, а в некоторых местах их вообще не было. Мы ходили в чахлые кустики на склонах гор. Насколько я понимаю, условия, в которых мы жили, были близки к тибетским представлениям об удобствах.

Когда я искала информацию о турах в Тибет в 2022 году, обнаружила, что с 2007 года там построили гостиницы, которые больше отвечают европейским представлениям о гигиене и комфорте. Во сколько обходится проживание там, я не знаю: его включают в цену тура.

Мне кажется, тибетцы нечасто моются и вообще не особо заморачиваются с гигиеной. Возможно, им это и не нужно: яростное местное солнце уничтожает болезнетворные бактерии. Но когда ты воспитан в другой среде, за неделю адаптироваться к местным привычкам сложно.

Например, на обратном пути мы остановились на обед. Прекрасные местные дамы угощали нас творогом. Они выдавливали его из пакета прямо на грязные пальцы. Я не смогла преодолеть брезгливость и так и не попробовала творог из молока яка. Вообще, посмотришь, как в Тибете что-то готовят, — сразу пропадает аппетит: все трогают руками, мнут пальцами. А руки грязные, и мыть их негде.

После окончания коры мы не сразу поехали обратно, а сначала отправились мыться на горячие источники у озера Манасаровар. К тому моменту мы не мылись дней пять. Использовали по дороге влажные салфетки, но я все равно чувствовала себя грязнулей.

Помывочная была устроена так: прямо над горячими источниками стояло небольшое здание с отдельными комнатками. Там были ванны. Открываешь ржавый кран — и пожалуйста, горячая вода прямо из горы. Сейчас такое купание стоит 50 CNY (425 ₽). По-моему, 15 лет назад было дешевле, но не помню насколько.

Было волшебно после нескольких дней пути без душа наконец-то поплескаться в горячей воде. Я даже не думала о том, насколько эта ванна чистая. Думаю, нинасколько. Удовольствие омрачалось только тем, что дверь не запиралась, в ней даже была какая-то щель. По коридору все время кто-то ходил, а шторок на ванне не было. Я повесила свои вещи так, чтобы загородить вид. Но ко мне никто не вломился.

После ванны попутчица мне сказала: «О, у тебя даже лицо изменилось».

По образованию я орнитолог. Ни дня не работала по специальности, но интересуюсь животными, особенно птицами. Несмотря на плохое самочувствие из-за горной болезни, радостно их разглядывала.

Еще когда мы ехали по долине Катманду, видели вдоль дороги небольшие водопады. Мой попутчик даже ополоснулся в одном из них — в машине было жарко и душно. Пока он наслаждался прохладной водой, на него пришли посмотреть любопытные козы. Было смешно: они просто встали рядом и смотрели.

В Тибете из домашних животных мы видели яков, местных низкорослых лошадей и собак. Во время коры я обратила внимание, что собаки идут как будто сами по себе, просто за компанию. Не видела, чтобы они охраняли яков или выполняли еще какие-то задачи.

Особенно много животных мы увидели на четвертый день пути. Заметнее всего были яки. Они огромные, черно-белые и бурые, пасутся стадами на равнине. Как я понимаю, это домашние яки — у многих из них в хвостах что-то типа ленточек. Но в Тибете есть и дикие.

Як в Тибете — палочка-выручалочка на все случаи жизни. Их мясо едят, молоко пьют, из шкур делают жилища. Даже черепа яков используют: вырезают мантры на кости и складывают на красивом открытом месте, например около храма.

Яки нас боялись. Я сама опасаюсь крупных животных, но когда пыталась подойти поближе, чтобы сфотографировать, они начинали волноваться, фыркать, а потом убегали.

Еще мы несколько раз видели стада оронго — тибетской антилопы. К сожалению, только издалека. Один раз увидели огромную хищную птицу — орлана или грифа. Она неохотно поднялась с земли, когда мы подъезжали.

В дороге было много птиц: вороны, клушицы. В пешем походе мы видели множество маленьких птичек, которые нас совсем не боялись. Одна из них даже села на голову нашему организатору. Возможно, она не боялась нас потому, что тибетцы по религиозным соображениям стараются никого не обижать зря.

Большинство путешественников, с которыми мы общались, были очень приятными. С ними возникало ощущение родства.

Первая такая встреча случилась на границе между Непалом и Тибетом. В ожидании перехода мы провели не меньше пары часов. В основном там были непальцы, китайцы и тибетцы, а людей с европеоидной внешностью было мало. На нас с любопытством косились, а мы сидели и болтали. Считали себя единственными, кто в этой толпе понимает русский язык.

Неожиданно к нам подошел человек и заговорил на идеальном русском. Думаю, наши отвисшие челюсти доставили ему море удовольствия. Это был немец, ученый, если не ошибаюсь — филолог-славист. Мы пообщались некоторое время, и это было огромным удовольствием. Его русский был даже лучше нашего — литературный и отточенный. У меня сразу возникли к нему доверие и симпатия.

Вторая странная встреча произошла, когда мы уже были недалеко от горы Кайлас. Официально одиночным туристам в Тибет не попасть. Но мы встретили одинокого молодого парня с рюкзаком и тростью — то ли из Бельгии, то ли из Голландии, не помню точно. Он словно шел из ниоткуда в никуда. До сих пор не понимаю, что это было, куда и откуда он шел и как попал в Тибет один.

В первые два дня коры вокруг Кайласа мы были сосредоточены только на маршруте, но на третий день появились силы разглядывать других паломников. Кто только ни шел вместе с нами: европейцы тоже были, но в основном — индусы и местные. Некоторые были словно персонажи из кино: замотанные в платки и юбки, одетые в странные цветные халаты, в соломенных шляпах от солнца, с неудобными на вид баулами.

Тибетцы — монголоидная раса. В основном они маленького роста, мужчины ненамного выше меня с моими 162 см роста. Тибетцы, которых мы встречали, были работниками гестхаусов, монахами или проходили кору, как и мы.

Из-за расовой разницы мне было сложно понять возраст тех, с кем мы общались. Получалось только грубо разделить на детей и взрослых, а дальше начинались градации «вроде молодой» и «вроде пожилой».

Некоторые тибетцы интересовались нами. Чаще всего подходили и пробовали общаться дети. Изредка они пытались что-то продать, но навязчивости не было.

Однажды мы видели семью, которая приехала стирать одежду в ручье. Это тяжело себе представить: я даже дома стараюсь не стирать руками, хотя у меня есть горячая вода, а тут ручей с ледяной водой. Единственное преимущество в том, что солнце светит так сильно, что все мгновенно высыхает.

Один из детей отделился от родственников, подошел к нам и сел поближе прямо на землю. Он долго сидел и молча разглядывал нас.

Наши гид и водитель — тибетцы, с которыми мы общались больше всего. Они неплохо говорили на английском, хоть и с сильным акцентом. Большинство местных знают только тибетский язык. Они были буддистами, как и большинство тибетцев. Но из разговоров с ними мне показалось, что их больше волнуют суеверия, чем философское содержание религии. Например, они сообщили, что не едят рыбу, потому что в нее когда-то превратился Будда.

Они были довольно открытыми к разговорам, но в то же время оставалось ощущение дистанции. Сейчас я жалею, что мой плохой английский и стеснительность не позволили побольше расспросить их о местной жизни. С носильщиками на коре мы почти не общались, да и не было сил.

Осталось ощущение, что тибетцы настолько непохожи на нас, что даже не вызывают ощущения общности. Они живут в абсолютно других условиях, их культура и быт совершенно иные, поэтому нам сложно понять нам друг друга.

Вся поездка в Тибет и Непал обошлась мне примерно в 80 000 ₽. В 2007 году доллар стоил около 25 ₽, так что в пересчете я потратила 3200 $. Это были мои отпускные за месяц, одна зарплата и премия.

80 000 ₽

в такую сумму обошлась месячная поездка по Тибету и Непалу в 2007 году

Я не учитываю расходы на экипировку: спальник и рюкзак у меня уже были. Специально для поездки я купила трекинговые ботинки, теплую и легкую куртки, защитные очки от солнца. Но это снаряжение я потом еще лет 10 использовала в других походах.

Ботинки Merrell живы до сих пор. Сейчас похожие стоят 7000—9000 ₽. Теперь я бы не стала их покупать: тяжеловаты. Кеды и кроссовки гораздо удобнее почти в любой поездке, если это не глубокая осень или зима. А вот зимой я иногда надеваю их в походы. Еще я несколько раз выходила в них на пробежку в холода, пока не купила зимние беговые кроссовки.

В Непале, перед поездкой в Тибет, я купила классную флисовую походно-спортивную кофту за 2000 или 3000 рупий. Непальская рупия стоила тогда 35—40 копеек, так что кофта обошлась мне примерно в 1000 ₽. Прослужила больше 10 лет и служила бы дальше, но уж больно надоела.

В Тибете мне больше всего запомнились горы, странный холодный воздух и ощущение нереальности. Мне кажется, такие дальние поездки и сильные впечатления делают человека менее жестким и зашоренным. Ты видишь, насколько по-другому живут люди, и понимаешь, что в мире может быть много разных мнений и нет одного правильного. Мне это пошло на пользу.

Я мечтаю снова съездить в Тибет, но хотелось бы побольше быть в сознании, а не страдать от горной болезни. Было бы интересно снова пройти похожим маршрутом и посмотреть, что изменилось. Насколько я поняла по чужим отчетам, за 15 лет многое преобразилось: проложили асфальтированные шоссе там, где раньше была грунтовка, построили гостиницы европейского типа.

Еще я хотела бы попасть в Лхасу — столицу Тибета. Я люблю не только горы, но и города.

Было бы здорово поехать с мужем и близкими друзьями, не хотела бы оказаться в поездке со случайными людьми. В дороге, особенно в такой тяжелой, все худшее в человеке вылезает наружу. Я становлюсь раздражительной и придирчивой от усталости и плохого самочувствия.

Например, в Тибете мы с попутчицей сильно поругались после коры. У нас не было каких-то разногласий, просто ужасно устали друг от друга. Потом мы снова стали разговаривать, но я жалею, что не попросила у нее прощения за грубость. Мы просто спустили ссору на тормозах. Сейчас я ни с кем из той компании не общаюсь, но до сих пор им благодарна, что все получилось.

Жалею, что не вела дневник. Каждая деталь была особенной. Даже вороны — они ведь тибетские! Или бильярд: он стоит во дворе тибетского дома, на нем играют тибетцы.

Понимаю, что такие поездки подходят не всем. Если вы не любите полное отсутствие сервиса, грязь, кровати без постельного белья, мышей в номере, не готовы к шокирующим для европейца деталям жизни — думаю, вам будет тяжело в Тибете.

Еще такая поездка может стать сложной и даже опасной для людей со слабым здоровьем. Их могут замучить резкие перепады температуры, горная болезнь и долгий пеший переход по тропинкам в горах. Особенно там, где нужно преодолевать перевалы по камням.

Но для меня эта поездка стала знаковой — это одно из приключений, которые стоят каждого рубля и каждого усилия. Даже сейчас вспоминаю, заново переживаю ее и радуюсь, что побывала так далеко.