Я зарабатываю на украшениях из переработанного пластика 500 000 ₽ в месяц

Я запустила бренд украшений Recycle Object во время локдауна в 2020 году.

Идея бизнеса появилась случайно. В мою компанию по производству сувениров для музеев обратились с необычным заказом: сделать значки из переработанного пластика.

Я поэкспериментировала с технологией, сдала заказ, а из остатков вырезала коллекцию сережек и подвесок. Когда музеи закрылись во время пандемии, я вспомнила про экспериментальные украшения и выложила их в соцсетях.

Наша выручка в июне — 1 175 298 ₽. Чистая прибыль — 513 783 ₽. Расскажу, как мы добились таких цифр — и что дальше планируем сделать с брендом.

Первый бизнес я запустила на третьем курсе МАРХИ, — в 2014 году. Один передовой преподаватель требовал от нас делать макеты не руками, а на 3D-принтере с лазерной резкой. В то время эта технология казалась чем-то из разряда фантастики: мало кто ее применял. Мы с однокурсниками обращались за печатью в фаблаб университета науки и технологий МИСиС. Фаблаб — это формат мастерской, где любой может самостоятельно изготовить нужные ему изделия.

Поскольку фаблаб был открыт для популяризации технологии, мы с однокурсниками печатали макеты бесплатно. Однажды нам с подругой пришла идея: почему бы не вырезать на лазерном станке сережки и колечки. Мы купили за 15 000 ₽ лист белого акрила 2 × 3 метра — меньше в продаже не было. Акрил — один из видов пластика. Пластик может быть сделан из самых разных полимеров. Акрил производят из полимеров на основе акриловой кислоты. Эту группу материалов изготавливают из соединений природного газа и используют для производства ванн, ткани, мебели, краски.

Из этого материала мы вырезали свои первые изделия. Пришлось раскрашивать их баллончиком: у нас не было денег на несколько листов пластика разных цветов. К тому же мы не были уверены, что используем такое огромное количество материалов.

Первые украшения мы продали спустя месяц, в декабре 2013 года. Сначала участвовали в «Ламбада-маркете» — и ничего не продали. Примерно в то же время проходила государственная ярмарка в Столешниковом переулке.

Так мы начали участвовать в ярмарках. Первые месяцы это было скорее хобби, а в марте 2014 году я открыла ИП. Продажи начали расти. На следующих «Ламбада-маркетах» продавали по 100 украшений. Самая большая выручка, которую удавалось получить за два-три дня на маркете — 150 000 ₽. В среднем я зарабатывала от 30 000 ₽ до 50 000 ₽ в месяц.

Поначалу мы покупали пластик у московского производителя рекламной продукции и использовали остатки материалов в фаблабе. Выбор был ограниченный: в основном прозрачные, черные, белые и красные листы акрила. Спустя два или три года начали заказывать материал на китайской площадке Taobao. Это аналог «Алибабы», там огромный ассортимент и можно покупать любое количество, а не только оптом. Мы уже заказывали там фурнитуру для украшений. А на пластик решились не сразу: он много весил, стоил недешево по сравнению с фурнитурой. Нам казалось, что это серьезное решение.

Следующие два года мы продолжали делать украшения и продавать на ярмарках. В фаблабе мы использовали оборудование бесплатно, поэтому единственной статьей расходов были материалы.

В 2016 году я окончила университет, но по специальности работать не пошла. Во время учебы поняла, что архитектура — не мое. Мы с подругой решили более серьезно подойти к развитию бренда и организовать собственное производство.

300 000 ₽

мы потратили на лазерный станок для производства

Взяли у ее родителей 600 000 ₽ в долг, арендовали помещение в кластере «Кристалл», сделали ремонт и купили лазерный станок. Это была самая большая статья расходов: станок стоил около 260 000—300 000 ₽.

Мы вернули долг родителям через два-три месяца. Ввязались в такие расходы только потому, что нам поступило два крупных корпоративных заказа на броши. Они были примерно по 150 000 ₽ каждый, и мы понимали, что быстро отобьем инвестиции. К тому же мы открывали производство летом, в самый активный период для ярмарок.

На одной из них нас заметила байер универмага «Цветной» и предложила продавать продукцию в их корнере. Мы обрадовались и отдали часть украшений под реализацию. В среднем магазины забирают примерно 50% выручки. В «Цветном» процент был выше. Это адекватные условия, учитывая, что это их магазин с продавцами, а мы просто привозим товар на реализацию.

У нас была идея продавать самостоятельно: в «Цветном» проводили обучение молодых предпринимателей, куда мы с подругой ходили. Лучший студент мог открыть свой корнер. Но когда мы посчитали, сколько должны продавать, чтобы отбить аренду, поняли, что экономика не сойдется.

После старта в «Цветном» о нас узнала более широкая аудитория. Спустя примерно год наши украшения заметила заместительница директора государственного музея имени Пушкина, Марина Лошак. Она занималась новыми проектами в музее для привлечения новой аудитории. Предложила нам изготовить сувенирную продукцию к новой выставке, посвященной теме Египта.

Она заказала партию украшений, закладок и магнитиков из пластика. Музей выкупил коллекцию то ли за 100 000 ₽, то ли за 200 000 ₽, сейчас уже точно не помню, и сам продавал ее посетителям.

Фурора коллекция не имела, и сейчас я понимаю почему. Дизайн был сделан «в лоб»: слишком прямолинейно. И тема неудачная. Мало кому захочется носить огромное золотистое колье, состоящее из змей.

После этого заказа музей предложил нам следующий. На этот раз уже не под выкуп, а по модели реализации: заказали партию, забрали на продажу и в конце месяца перечислили мои 50%.

После первого проекта с Пушкинским я поняла, что музеи — более коммерческое направление, чем украшения. У музеев уже есть аудитория и бренд, а наши украшения мало кто знал. Объем продаж зависел только от везения. Мы зарабатывали примерно по 50 000 ₽ в месяц и полностью подстраивались под график ярмарок. Приходилось много работать в новогодние дни, праздники и выходные.

Я решила предложить сотрудничество другим московским музеям, но подруга оказалась против. Ей было неинтересно работать с музеями, хотелось продолжать делать украшения.

Поэтому в 2017 году мы разделились. Подруга забрала бренд, помещение и оборудование, а мне отдала половину наших вложений в бизнес — 300 000 ₽. Эти деньги она выплачивала около пяти месяцев, и они помогли мне не искать работу в найме, а запускать свой бизнес.

300 000 ₽

осталось у меня после того, как мы разделили бизнес

Поскольку оборудование осталось у подруги, а покупать новое я была не готова, решила обратиться в мастерскую. В то время в Москве открылось много центров молодежного инновационного творчества — ЦМИТ. Это сеть мастерских, оснащенных лазерными и фрезерными станками, 3D-принтерами и 3D-сканерами.

В одной из них, на Кутузовском проспекте, работали мои знакомые. Они предложили мне использовать любое оборудование по пять часов в день три раза в неделю за 10 000 ₽ в месяц. Учитывая стоимость лазерного станка и 3D-принтера, это очень выгодные условия.

Я взяла второй заказ Пушкинского музея и начала искать контакты других музеев, отправлять им предложения. Не вела точный учет, но думаю, что написала во все российские музеи. В московские приходила лично и спрашивала контакты людей, которые отвечают за закупки. Во время путешествий договаривалась о сотрудничестве с европейскими музеями. Я напрямую шла в музеи и спрашивала контакты их байеров. Затем звонила или писала им и рассказывала о проектах с российскими музеями, показывала нашу продукцию. Позже собрала презентацию.

Мне удалось поработать с дендрарием и ботаническим садом Лос-Анджелеса, «Мулен Руж», музеями Роттердама и Кельна. В отличие от российских, они брали товар не на реализацию, а сразу выкупили всю партию.

Для европейских музеев цены на 50—80% были выше российских. В стоимость я включала доставку. Отправляла Почтой России: шло долго, зато дешево.

Первое время, когда работала только с Пушкинским музеем, получала примерно 35 000—40 000 ₽ выручки в месяц. Из этих денег 20% уходило на производство. Потом стала сотрудничать с Третьяковской галереей, Русским музеем, Эрмитажем. Выручка росла — дошла до 200 000—300 000 ₽ в месяц. Думаю, музеи привлекала возможность работать со мной под реализацию, а не выкуп, низкие цены, интересный дизайн. Кроме того, у меня не было конкурентов: почему-то никто не пытался зайти на этот рынок.

Первые два года мое производство находилось в ЦМИТе. Я наняла помощницу — Таю, которая находилась в декрете и периодически брала работу на дом. Мы работали так: я придумывала дизайн, а Тая вставляла в оборудование лист пластика, собирала вырезанные детали и дома их склеивала цианакрилатным клеем.

Но потом нам стали заказывать партии не из 100 изделий, а из 1000 и даже 3000. Помощница не справлялась с объемом.

У меня была идея дать работу людям с физическими особенностями, которым сложно ее найти. Но потом я поняла, что мы уже помогаем: женщинам, которые заняты детьми и у них есть всего два-три часа в день, чтобы подработать. Они воспринимали склеивание брошек как медитативное занятие под кино или сериалы, которое приносило до 1500 ₽ за вечер.

Я периодически писала музеям, которые мне до этого не отвечали, или новым музеям. Количество клиентов росло, в 2019—2020 годах мы работали уже с 10—15 музеями. Делили с ними выручку пополам. Например, мы устанавливали цену на брошь — 150 ₽, а они делали наценку до 300 ₽.

К пандемии мы достигали оборота 300 000—400 000 ₽ в месяц. Это был высокомаржинальный бизнес, у меня оставалось 200 000—300 000 ₽ чистой прибыли. Вместо расходов на аренду, покупку и амортизацию оборудования я тратила всего 10 000 ₽ — платила ЦМИТу. Поэтому основными расходами была зарплата сотрудников и покупка пластика.

В 2019 году ко мне обратился знакомый из Фестиваля актуального научного кино. Это проект компании «Сибур»: они проводили фестиваль в нескольких городах России и хотели дарить участникам броши из переработанного пластика с изображениями ученых. Нам заказали 2000 экземпляров.

До этого заказа я уже обдумывала, как сделать производство экологичнее: на планете становится слишком жарко. Выясняла, можно ли сдавать на переработку остатки акрила, из которого делала украшения и сувениры. Оказалось, что в Питере много пунктов приема акрила, а в Москве это сложнее. Заводы по переработке принимали пластик в огромных объемах, счет шел на тонны: у нас столько не было.

Когда поступил заказ от Фестиваля актуального научного кино, я решила найти людей, которые уже занимаются переработкой, и реализовать задачу вместе. Нашла девушку, работавшую в фаблабе, с которого я начинала. Она перерабатывала АБС-пластик. Это материал, из которого изготавливают корпуса телевизоров, холодильников и другой техники. Он довольно жесткий и хорошо подходит для переработки.

Мы договорились вместе выполнить заказ, но у нее внезапно сломался шредер. А я уже пообещала клиенту сдать заказ, и времени оставалось немного. Самым быстрым вариантом было переработать пластик самой и сделать из него броши. Я купила шредер за 25 000 ₽ и попросила у соседней 3D-мастерской остатки АБС-пластика. Измельчила их в шредере в крошку, потом под прессом, который уже был в мастерской, сделала из мелких кусочков цельные листы. А затем вырезала две тестовые фигурки и отправила заказчику. Ему понравилось, и я взялась за оставшиеся 1998 штук.

Этот заказ мы выполняли три месяца, высылая клиенту изделия мелкими партиями по 100—200 штук.

Сначала долго искали пластик: остатки из 3D-мастерской быстро закончились. Мы нашли поставщиков АБС-пластика в Москве, но они продавали тоннами, нам столько было не нужно и негде хранить. Пришлось искать по знакомым и другим мастерским.

Когда доставили пластик, возникла новая проблема: ручной шредер приходилось крутить, как мясорубку, производительность была очень низкой. Я купила к нему мотор за 45 000 ₽, но оказалось, что надо было брать на 220 вольт, а не 380. Я тогда очень плохо разбиралась в технике и за помощью обратилась к отцу. Он смог подключить мотор, но сам шредер начало заклинивать: в нем застревали детали и он не прокручивался назад. Приходилось разбирать его и доставать куски пластика.

У меня получались кривые, неравномерные листы пластика, которые к тому же плохо резал лазерный станок.

Когда я озвучивала клиенту смету, ориентировалась на цены брошей для музеев и не учла, что придется покупать оборудование и заплатить команде больше за непривычную для них работу. Шредер я попросила купить за счет заказчика: объяснила, что у меня нет специального оборудования для производства.

На реализацию заказа мы потратили всю выручку: 120 000—150 000 ₽. Но спустя несколько дней, когда я убирала в мастерской, я наткнулась на остатки этого материала и в порыве вдохновения вырезала несколько форм. Сделала из них несколько пар сережек. Мне понравился результат, поэтому я сделала профессиональную съемку с этими украшениями. Тогда я не думала о том, чтобы вновь заниматься изготовлением сережек и колец.

В январе 2020 года наш проект принимал участие в выставке музейных магазинов в Париже. Я взяла с собой изделия из акрила для наших музеев и десять пар сережек, которые сделала из остатков переработанного пластика после проекта для Фестиваля актуального научного кино.

Во Франции на украшения никто не обратил внимание. Мы вернулись из Парижа, и я полетела отдыхать в Бразилию. Мы набрали много заказов: все было расписано до лета. Но планы нарушила пандемия. Сначала закрылись европейские музеи, потом российские.

На какое-то время я впала в отчаяние: мы с командой лишились единственного источника дохода.

А потом я внезапно вспомнила про экспериментальные сережки и решила запустить бренд украшений из переработанного пластика. Команда отнеслась к идее с недоумением: прежний бизнес приносил стабильный доход, никто не знал, будет ли спрос на украшения.

Из-за локдауна я не могла вернуться в Россию, а сотрудники сидели по домам. Тогда я начала работать над брендом: придумала название, завела инстаграм и добавила туда профессиональную съемку с сережками, которую провела еще до Парижа.

С утра до вечера я занималась маркетингом. Собрала сайт на «Тильде», написала пресс-релиз о запуске бренда и разослала его примерно в 15 изданий. Неожиданно это сработало: о нас написало несколько крупных медиа, в том числе The Village и Elle. Сиюминутного эффекта не последовало: после этих публикаций на наш инстаграм подписалось всего по 50—100 человек. Но нас стали узнавать.

В апреле мы открыли предзаказ: отправлять украшения не могли из-за пандемии. Когда в соцсетях бренда было всего 100 подписчиков, мы уже получили оплату по 50 предзаказам.

Я пробовала работать с 5—10 блогерами по бартеру, но результатов почти не было. Думаю, к 2020 году аудитория уже насытилась рекламой в «Инстаграме», пик эффективности этого канала прошел. К тому же до запуска бренда я почти не пользовалась этой соцсетью и не понимала, кто из блогеров наиболее эффективен.

Когда в Москве ввели пропускную систему, сотрудники смогли выезжать на производство и изготавливать новые партии сережек и подвесок.

Я вернулась в Россию только в августе. К тому моменту бренд стабильно работал, команда производила украшения по моему дизайну и отправляла их покупателям. Число подписчиков превысило 1000. Я наняла таргетолога и СММ-специалиста на частичную занятость. Они смогли за полгода нарастить количество подписчиков до 5000 с помощью таргета.

Достаточно быстро появились корпоративные заказы на украшения: клиенты узнали о бренде через соцсети. Первой стала туристическая компания, которая заказала мерч — украшения в виде китового хвоста. А затем к нам обратилась основательница косметического бренда Don’t Touch My Skin Адэль Мифтахова. Она предложила перерабатывать упаковку от косметики и делать из нее украшения.

Это оказалось сложной задачей: мы не сразу наладили переработку. Пластик по-разному плавится, остывает, один режется лазером, другой может расплавиться. В интернете не было инструкций, как перерабатывать разные виды пластика. Нам потребовалось полгода, чтобы научиться работать именно с этим и выполнить первый заказ. Мы договорились работать на условиях выкупа: Адэль покупала партию украшений из пластика.

А затем к нам пришли «Икея», «Рибок», «Яндекс». Вот как это получилось.

В 2021 году у нас случился коллаб с «Медузой». Издание хотело выпустить мерч, но продавать его на своем сайте не могло. Поэтому мы договорились реализовывать брелок и кулон в нашем интернет-магазине и перечислять «Медузе» 40% от продаж.

Ребята рассказали о своих идеях по внешнему виду изделий, а я придумала дизайн. Коллаб принес около 100 000 ₽ в первый месяц, это отличный результат.

Постепенно начало возвращаться музейное направление бизнеса, и команда работала на два проекта: переработка и производство украшений из АБС-пластика и производство сувенирной продукции из акрила.

До блокировки «Инстаграма» основным каналом продвижения Recycle Object был таргет. Сейчас мы закупаем таргетированную рекламу во «Вконтакте», но, кажется, она вообще не работает. Мы привлекаем новых клиентов с помощью ярких красивых фотосъемок, которые выкладываем в «Инстаграме».

Съемки организует наш бренд-директор Кристина, которая много лет работала в фэшн-индустрии. Мы проводим фотосессии с профессиональными моделями и фотографами примерно раз в два месяца. На каждую тратим примерно 50 000—70 000 ₽. Это очень дешево, Кристине удается получать скидки на услуги фотографа и визажиста благодаря бэкграунду и знакомствам. Кроме того, ей не нужно приглашать стилиста, так как она сама — стилист. У моего мужа агентство, которое проводит съемки для крупных брендов: прайс начинается от 1 000 000 ₽.

В мае 2021 года нам пришлось съехать из ЦМИТа. Во-первых, нам требовалось очень много времени на производство: пять часов в день три дня в неделю не хватало. Такие условия ограничивали возможность массового производства. Во-вторых, работники мастерской и соседних офисов жаловались на то, что наше производство издает сильную вонь. Проблема была в некачественных вытяжках, они плохо справлялись с запахом.

Напряжение между нами и администрацией ЦМИТа росло, и в мае я поехала смотреть другие помещения на Электрозаводе. Сняла первое, которое увидела. Арендная плата — 37 000 ₽ в месяц без коммунальных услуг.

На момент переезда в нашей команде было пять человек. Я общалась с клиентами и разрабатывала дизайн изделий, Даша занималась административными вопросами и следила за исполнением заказов, а Тая, Женя и Коля работали на производстве. От таргетолога и СММ-специалиста я отказалась. Мне не нравились результаты их работы, а бренд-директора Кристину наняла чуть позже после переезда.

Арендовав новое помещение, мы начали ремонт: сделали шумоизоляцию, установили вытяжки и провели электричество. В предыдущем помещении было не очень комфортно из-за постоянного шума, поэтому я решила разделить пространство на офис и производство. Коля вызвался возвести стены и сделал шумоизоляцию в четыре слоя. При этом мы купили такую хлипкую дверь, через которую было слышно каждый скрип станков.

После ЦМИТа я решила установить самые мощные из возможных вытяжки. Вместе с установкой потратила на них 180 000 ₽. Трата себя оправдала: у нас ни разу не пахло пластиком во время переработки. Но за вытяжками нужно следить, менять фильтры. Зимой мы почувствовали, что она не тянет воздух, посмотрели, и оказалось, что фильтр был весь забит пластиком.

Также арендодатель обязал нас заплатить 15 000 ₽ за установку счетчиков и электричество и 15 000 ₽ за пожарную инспекцию.

Нам повезло: в помещении уже была проведена вода и стояла небольшая мойка. Также сэкономили на косметическом ремонте: не стали шпаклевать стены. Решили, что это лишнее: на производстве находятся только сами сотрудники, мы не приглашаем туда посторонних.

Оборудование — лазерный станок, пресс и шредер — у нас уже было.

Сейчас мы работаем с семью музеями, которые приносят около 200 000 ₽ в месяц. Это на 50—67% меньше, чем до 2020 года. Самые активные продажи в Пушкинском музее и Третьяковской галерее, меньше — в Эрмитаже и Русском музее. От некоторых проектов нам пришлось отказаться.

Например, раньше я работала с музеем в Саратове: мы изготовили для них 300 сувениров, которые продавались на протяжении двух лет. В московских музеях такое количество распродается за месяц. Поэтому, когда к нам снова обратился этот музей, я отказала: не окупается даже доставка изделий через СДЭК.

Заказы от музеев приносят нам одну пятую от всей выручки. Столько же — розница в интернет-магазине Recycle Object. Большую часть, это три пятых, — корпоративные заказы на изделия из переработанного пластика.

В июне мы получили выручку 1 175 298 ₽. Чистая прибыль — 513 783 ₽. В хорошие месяцы от чистой прибыли остается около 300 000 ₽, а остальное уходит на покупку нового оборудования, материалов или на непредвиденные расходы. Розничная цена украшений Recycle Object — от 1400 ₽ до 4900 ₽.

1,1 млн ₽

была наша выручка в июне 2022 года

Цена на 50% состоит из расходов на маркетинг, куда я включаю фотосъемки, на 25% из зарплат сотрудникам, на 10% из аренды и материалов, остальное уходит в копилку как чистая прибыль.

После нескольких крупных заказов перед Новым годом у нас появилось много свободной прибыли, и мы с командой решили разжиться фрезерным станком. Лазерный подходит не для всех материалов. Например, он не обрезает пластиковые крышки от бутылок, они сразу начинают плавиться и течь.

Это ограничивало нас в выборе материалов: мы могли работать только с АБС-пластиком. Кроме того, наш лазерный станок способен резать только тонкие листы пластика — до 6 мм. Когда нам поступали заказы на крупные объемные изделия, например статуэтки, мы обращались к сторонним подрядчикам с фрезерным станком. Он способен резать любой материал.

Поэтому, как только появилась возможность, я заказала фрезерный станок. Купила у российского производителя за 400 000 ₽. Но оказалось, что им не так просто пользоваться. К лазерному станку легко подключиться от компьютера, для фрезерного необходимо купить софт, к тому же сложно создавать файлы с макетом для передачи на станок. Кроме того, для каждой задачи приходится подбирать сверла и фиксировать на станке пластик, чтобы он не вылетел. Станок настолько неудобен в эксплуатации, что он просто занимает место в помещении и с Нового года стоит без дела. Мы хотим кому-нибудь его отдать, но пока этим не занимались.

400 000 ₽

стоил фрезерный станок у российского производителя

Еще одна импульсивная трата — печка. Она случилась по той же причине: мы могли изготавливать и резать только тонкие листы пластика. Наш пресс был предназначен для печати надписей или логотипа на футболках, а мы прогоняли через него тонкие пластиковые листы. Чтобы делать толстые, нужен более интенсивный прогрев: либо другой пресс, либо технология с печью.

Я посмотрела много видео в интернете, где пластик помещают в печь, достают, кладут под пресс и вынимают аккуратный и красивый лист пластика. Вдохновленная этой технологией, заказала на «Авито» дешевую печь за 35 000 ₽. Но у нас ничего не вышло: лист пластика выгнулся, остыл и мы не могли его достать из-под пресса.

Папа не верил мне, что домкрат в 4 тонны можно сломать пластиком. Оказалось, что можно.

Я нашла ребят из России, которые производят нужные нам термопрессы и продают за 800 000 ₽, и в будущем надеюсь купить у них один. Мы хотим изготавливать более масштабные предметы, например мебель. Так мы гораздо больше поможем экологии.

После 24 февраля я испугалась за судьбу своего бизнеса и сократила часть команды, которая отвечала за производство и продвижение. Осталась бренд-директорка Кристина, начальник производства и трое сотрудников, занятых производством. Двоим я плачу фиксированный оклад, у Кристины — процент от прибыли, а у остальных почасовая оплата.

Мы общаемся несколько раз за месяц и сейчас планируем докручивать продукт для старта. Планируем продавать серьги из переработанного пластика. Это логично, потому что это наш самый продаваемый продукт, мы хорошо умеем его делать. Кроме того, умеем вести соцсети, настраивать рекламу, делать съемки в России за небольшие по европейским меркам деньги. Но у нас пока нет сильной идеи, кроме переработки.

Поначалу я думала о том, чтобы скрыть российское происхождение бренда и начать с нуля как европейский бренд. Но меня переубедили, аргументировав тем, что мы занимаемся экологией и должны быть полностью прозрачны.

Поэтому пока мы просто начали писать посты в соцсетях на английском и сделали англоязычную версию сайта. Если я не смогу вести расчеты с Россией или случится какой-то другой форс-мажор, придется полностью перевозить из страны производство.

Когда мы сделали коллекцию украшений для музея «Гараж», произошла неприятная история. Покупатели возмутились, что изделия покрыты эпоксидной смолой и их нельзя переработать. Это не так: их можно переработать, предварительно сняв слой эпоксидки.

Но я правда не считаю нас экобрендом, правда, по другим причинам.

Во-первых, сережки весят всего два грамма. Бренды, которые изготавливают из переработанного пластика небольшие аксессуары, не сильно помогают экологии. Другое дело — производство мебели. Чтобы изготовить стул из пластика весом 40 кг, понадобится переработать 8000 крышек. Это весомый вклад в экологию.

Во-вторых, мы не спасаем планету от пластикового мусора. Никто не производит изделия из пластика, собранного у людей. Ни я, ни мои конкуренты не собираем пластик. Мы покупаем его у компаний, которые перерабатывают его в гранулы или дробленку — и продают за большие деньги. Он все равно не оказался бы на полигоне.

Поначалу у меня были идеи дробить крышки и контейнеры и делать из них серьги. Но когда я поехала в «Собиратор», чуть не умерла от брезгливости. Упаковки, которые сдавали в экоцентр, были очень плохо промыты и успевали покрыться плесенью. Я представила, как мои покупатели будут носить серьги из баночки с плесенью, и ушла. Решила покупать пластик на заводах.

Наш вклад в экологию минимальный. Мы перерабатываем украшения, которые разонравились покупателям. Но это капля в море.

Меня вдохновляют заказчики, которые приходят со своим пластиком. Например, проект Eggsellent — кафе и доставка завтраков из яиц. Они обратились к нам с идеей сделать чекбуки из пластиковых ведер из-под майонеза и сливочного сыра. Чекбук — конверт, в котором официанты приносят счет.

Мы научили их правильно собирать пластик, главное — тщательно промывать, и сделали несколько чекбуков в форме яйца. И вот это действительно крутой кейс, потому что банки из-под майонеза и сыра точно оказались бы на мусорном полигоне.

Мы рассказываем аудитории о том, как важно не брать лишние пакеты в магазине, не тратить воду во время чистки зубов, разделять дома мусор, хотя бы относить его в раздельные баки у дома.

Для европейского рынка мы совсем откажемся от покрытия украшений эпоксидной смолой. Сейчас используем ее для создания красивого глянцевого эффекта. К тому же она отлично маскирует дефекты на пластике. Но использование этого материала может навлечь на нас ненужный хейт. Будем ли отказываться от эпоксидки для продажи на российском рынке, пока не решили.

Осталось решить вопрос с фурнитурой: производство металлических частей украшения — это очень грязное производство. Один потенциальный клиент из Нью-Йорка уже отказал нам по этой причине. Сказал, что фурнитура тоже должна быть переработанной. Но тогда придется покупать серебро в ломбардах и перерабатывать у себя на производстве. Экономика не сойдется, сережки будут стоить 15 000 ₽: заказывать из Китая гораздо дешевле.