«Меня доводила администрация, а не дети»: сколько зарабатывает учитель русского и литературы

Каждую неделю мы публикуем истории читателей о профессиях.

В прошлом выпуске мы публиковали историю учительницы китайского языка в одной из московских школ, где ценят молодых специалистов и создают условия для их работы. В этом выпуске учительница русского языка и литературы из небольшого города в ХМАО рассказывает, как старшие коллеги могут довести до невроза, почему они отказываются ей помогать и зачем рекомендуют поскорее пойти в декрет, а также что помогает продолжать работать в такой обстановке.

В школе я нейтрально относилась к предметам, которые сейчас преподаю. Книги читала залпом, русский язык давался легко, и потому было скучно. В старшей школе я открыла для себя зарубежную литературу и поняла, что учебная программа не дает мне столько эмоций, сколько я получаю от самостоятельного чтения зарубежных писателей 20 века. Олимпиады не давали современного видения лингвистики и литературоведения, а наоборот, забивали мозг абсолютно неинтересным «что общего между быком и пчелой» — этот вопрос точно был в конкурсе по языкознанию «Русский медвежонок» 2013 или 2014 года.

Мне не хватало системности знаний, и я переключилась на другие предметы. Моим новым увлечением стала география. Я сдала ЕГЭ, подала документы на эколога и прошла на бюджет. После первого семестра почувствовала, что это не мое, и перешла на платное отделение филфака.

Я и сама себя отговаривала, но это был выбор вопреки. Я хотела доказать самой себе, что смогу изменить систему, но это, разумеется, был юношеский максимализм. Мной руководило желание показать детям, как развивается язык, как появляются и исчезают направления литературы, сделать интересно.

С этой идеей я дошла до первой практики, а потом до второй. Дети оба раза были умные, послушные, любознательные — плохих не дадут. С администрацией школы, другими учителями и документацией нас не знакомили. Теперь понимаю почему. Практика проходила странно: под внимательным присмотром учителя русского и литературы мы отвели 5—6 уроков, проверили от силы одну стопку тетрадей и пошли домой.

После университета не было вопроса, куда пойти работать. Я позвонила директору своей школы, он созвонился с другими директорами, и так нашлась вакансия. Собеседований никаких не было. Пришла — и вперед, работать. Почему так просто? Некому учить. Сами школы, дети и родители создали прекрасную антирекламу профессии.

Я работаю в школе второй год. В один из первых дней моей работы, 2 сентября прошлого года, шестой класс сорвал уроки, а в моем классе случилась драка с порванной рубашкой. Я пошла к соцпедагогу за помощью, а он сказал мне:

Потом администрация спустила срочные отчеты и обязательные конкурсы рисунков. Уже дома меня накрыло истерикой от несоответствия реальности ожиданиям. Вчера — девочка-студентка, которая ничего не знает, сегодня — бестолковая учительница, которая «не по призванию» попала в школьную систему. Дети глупее, чем я думала. Им не нужна школа, не нужны уроки, и я, вещающая о фонетике, им тоже не нужна.

Помощи нет, нужно рассчитывать только на себя. Это было трудно пережить. В конце первой недели сентября я была твердо уверена в том, что отношения со школой нужно оборвать. И я считаю, что виноват университет. Нам нужна была практика с полным вовлечением в процесс, а я пришла в школу и не знала, что такое календарно-тематический план и как составляются рабочие программы.

В нашей школе страшная нехватка учителей: на восемь классов только два учителя русского и литературы. При этом меня «ссылают» в декрет и недоумевают, что со мной не так. Коллеги не верят, что человек может просто не хотеть детей. А однажды сотрудница, когда я зашла к ней за рабочей тетрадью, посоветовала мне быстрей рожать, потому что в 23 я уже стара для «первородки». Я очень терпелива: улыбаюсь, говорю «не хотим» и быстрее ухожу в свой кабинет. Все негативные эмоции проглатываю, из-за чего прошлой осенью словила невроз, который прошел только после короткого отпуска в марте.

В начале своей работы в школе я пару раз сорвалась на учеников, но смогла удержать «преподавательское лицо». Поняла, что могу без вреда для детей объяснить им причину моего поведения с помощью хорошего психологического приема. Просто говоришь: «Ребята, мне в самом деле обидно за…» Дети вспоминают, что ты человек, и меняют модель поведения. Мужу повезло меньше: он и отпаивал меня корвалолом, и пустырник в сумку клал, и водой умывал, когда меня уже трясти начинало.

Что примечательно: до такого истерического исступления и психического опустошения меня доводила администрация, а не дети. В нашем коллективе постоянное вранье, сплетни и подставы даже от директора. Первый случай, который меня задел, произошел, когда я вышла с больничного. Я тяжело болела, могла лежать и редко стоять. Когда пришла на работу, меня вызвала завуч и с удовольствием отчитала за то, что я не работала, хотя была обязана, и «чтобы больше такого не повторилось». Меня учили разговаривать, потому что я «выказываю завучам недостаточно уважения», — их не устраивал официально-деловой стиль общения. Потом меня пытались заставить идти против своих принципов и поставить ту оценку, которую просит родитель, потому что я «еще неопытна и не знаю, что это нормально».

Дело в том, что для родителей пожаловаться кому-то или угрожать написать в департамент образования — это как попить водички с утра. Недавно одна мама пожаловалась на мою коллегу в комитет образования, потому что ей показалось, что в электронном журнале появилось много плохих оценок. Оказалось, сын не сдавал работы два месяца. Образование деградировало, и дело тут не в «богатыри — не вы» и в чудесной советской системе. Дело в том, что учителя стали обслуживающим персоналом. А отношение родителей к школе и учителям влияет на ребенка. Принес, например, сын двойку, а мама сказала, что учительница — дура. Ребенок потерян для дальнейшего обучения. Но есть и хорошие семьи с умными родителями — правда, с ними я не сталкиваюсь: там работа проводится без меня.

Молодые специалисты для родителей — это палка о двух концах. Они рады, что у детей будет преподавать современный и энергичный учитель со свежим взглядом, но они боятся непрофессионализма. Странно, что в нашем обществе распространено мнение о дилетантстве молодых учителей и абсолютном профессионализме опытных. Это неправильно.

У меня есть три старших коллеги, которые поддерживают меня и относятся ко мне хорошо. Они моя опора, и я их безмерно люблю. Остальные либо злорадствуют, либо проявляют дедовщину, либо чему-то завидуют. Они называют нас «лагерем» и советуют из него выйти, потому что не понимают, что можно дружить не против кого-то, а просто потому что вам хочется общаться. Недавно после тяжелого совещания мы поехали на озеро, бегали от комаров и приходили в себя. Было очень здорово. В тот день муж впервые не выслушивал часовой стендап на тему «школа достала».

Я думала о том, чтобы перейти в другую школу, но опытные коллеги отговорили. Они сами год назад перешли сюда: школа новая, она должна была стать оплотом взаимопонимания и взаимоподдержки. Конечно, в других коллективах свои проблемы, везде есть «опытные злые тетки», которые будут тыкать тебя носом в свой возраст. Везде есть свои лидеры, которые будут рады найти твой промах и объявить о нем. Мои одногруппницы рассказывают абсолютно такие же истории, хотя работают в разных регионах страны.

Но система — это результат рук человека. Значит, дети и учителя пытаются сломать сами себя и друг друга. Проработав в школе год, я все еще задаюсь вопросом: зачем? Почему все пытаются друг друга унизить?

За прошлый учебный год я была сильно подорвана психологически, но за время без детей я восстановилась. Думаю, если я запасусь антидепрессантами на самое тяжелое для меня время года, конец осени и зиму, то смогу этот год проработать без истерик.

Профессия школьного учителя подходит тем, кто готов к унижению со всех сторон и не готов идти вверх по пресловутой лестнице. Классное руководство — это обязательное дополнение к должности учителя, а не карьерный рост. Завучем стать сложно. Пройти курсы, объявить директору о своей готовности. Он запишет фамилию в список и уберет его в ящик, потому что нынешние завучи с места не сдвинутся, а убрать кого-то в школе можно только путем фиксирования серьезного нарушения трудового договора. Стать завучем при полностью набранном коллективе невозможно.

В обучении детей важно найти то, что их завлечет. Это трудно, но необходимо, иначе учитель превратится в скучного робота с самостоятельными работами. Процесс подбора ключиков вызывает азарт. Блеск в глазах детей, осознание того, что вы на одной волне, что ключик найден, — настоящее счастье. Миссия выполнена, дети рады, самостоятельные выполнены на «хорошо» и «отлично», а я остаюсь одна в кабинете и чувствую невероятное удовольствие, словно я Сизиф, который докатил камень, и тот не скатился назад.

Готовясь к урокам, я стараюсь привлекать дополнительные источники. На литературе может помочь критическая статья, на русском языке — трудные случаи определения, например, части речи. Учебники, словари, справочники — настольные книги педагога. Правила важно объяснить, исходя из объяснения в учебнике, иначе дети запутаются. На уроках русского языка важна теория и систематизация, поэтому с детьми мы часто составляем кластеры, отрабатываем упражнения из учебника, решаем кроссворды.

На литературе я стараюсь затронуть важные для класса темы. В прошлом году для шестого класса была важна тема принятия обществом и поддержка товарища, поэтому «Дон Кихота» мы рассматривали с этой точки зрения. Вообще, литературу, на мой взгляд, стоит изучать, опираясь на уровень развития класса. Мои шестиклассники не самые начитанные, но их интересует психология персонажей, поэтому где-то я могу рассказать им краткое содержание, но за это потребую глубокий анализ героев произведения. На моих уроках русского языка мы умственно «потеем», на литературе выдыхаем.

Как только я начала работать, мне дали классное руководство. По диплому я учитель русского языка и литературы, но, когда пришла в школу, меня очень попросили пойти навстречу и взять четвертый класс. Я вела только свои предметы, но, как ни крути, классный руководитель в началке — это воспитатель, помощник в домашних заданиях по всем предметам на продленке, человек, который встречает и провожает. Меня к такому не готовили, поэтому было трудно и невероятно страшно: первый класс, первые ученики. Но дети привыкли ко мне сразу. Бегали и кричали, как здорово, что у них молодая красивая учительница.

Как и все дети, мои задаривали меня рисунками, поделками, украшали доску к моему приходу, убирали в столовой и классе. Я это всегда замечала, персонально и перед всем классом благодарила, угощала сладостями. Думаю, что благодаря этому мне удалось быстро расположить их к себе, ведь всем им необходимо внимание.

Дети немного сникли, когда узнали, что я требую результата по своим предметам, зато появилась дисциплина. В моем классе 18 сложных детей. Одни сложные, потому что разбалованные, других, наоборот, недолюбили. Каждый пытается стать лидером и получить внимание, поэтому сначала с классом работать было тяжело. И тут мне помогли родители, с которыми мы постоянно собирались, общались в ненавистных чатах, виделись с психологом. Родители начали вести работу дома, а я воспитывала детей в школе. После Нового года я вообще забыла о родителях проблемных детей и теперь разговариваю исключительно с учениками. К весне я увидела плоды такой работы: большинство проблемных учеников начали выправляться. Планирую работать так и дальше, потому что, увы, некоторые дети гораздо сознательнее своих родителей.

Если честно, к детям я привыкла если не в начале мая, то в конце апреля. Я не социально активный человек, для меня даже звонок по телефону раньше был стрессом. Теперь я довольно коммуникабельна. За это спасибо работе. В мае мы были с классом на природе, и я увидела настоящую команду счастливых детей, которые уверены, что классный руководитель любит их как своих и всегда поможет. Пишу это — и слезы наворачиваются.

Хорошие дети — не те, что умеют вставать-садиться по команде и не залипают в телефоны. Это роботы, с такими неинтересно. Мои дети и по коридору бегают, и пенал спрячут, и на уроке посмеются, но они честные, чистые и добрые, готовые прийти на помощь мне и одноклассникам. Уважают старших, мечтают кем-то стать.

В этом учебном году мне дали нагрузку в четыре класса — это 32 часа. Четыре дня в неделю пять уроков и два дня — шесть. Без учета проверки тетрадей и подготовки к урокам. Без возможности поехать на сессию, уйти на больничный, провести классный час и просто на перемене поговорить со своими детьми.

Я в очередной раз пободалась с администрацией школы, но в итоге добилась желаемой нагрузки, укрепила за собой репутацию человека, к которому лучше не лезть, и теперь работаю в свое удовольствие с теми классами, в которых мне действительно комфортно.

Ну а мои ребята подросли и уже не требуют так много внимания. Теперь мы учимся в пятом классе, дежурим в столовой и привыкаем к шести урокам. А я радуюсь, что этот ад под названием «поработайте в началке, мы вам поможем» и «раз вы просите помощи, значит, вы плохой учитель, вам надо расти» закончился. Часов и классов стало больше, но мне это нравится.

07:30—08:30. Подготовка к урокам: печать раздаточного материала, оформление презентации и подготовка доски к первому уроку.

08:30—13:00. Уроки и выполнение дел классного руководителя: подать талончики на еду; выяснить, у кого что болит; пойти с детьми в столовую; отвести кого-то к фельдшеру; узнать, кто кого обидел.

13:00—15:00. Проверка тетрадей, подготовка дидактического материала, общение с родителями.

С родителями я общаюсь не каждый день. Пришлось повоспитывать и мне их, и им меня. Раньше была одна группа в мессенджерах, где был какой-то ужас из вопросов, раздражений и редких попыток устроить саботаж. Мне пришлось закрыть возможность писать в ней всем, кроме меня, чтобы все успокоились, — и я, разумеется, тоже. Сейчас у них есть своя группа, где они обсуждают дела родительского комитета, спрашивают домашнее задание. В нашу общую я скидываю расписание, объявления, замечания и похвалу. Возможность писать всем сейчас открыта, но родители сами не спешат. Если у кого-то есть вопрос, мне пишут в личные сообщения. Это очень здорово и удобно. Я на связи с 08:30, это официальное начало рабочего дня, и до 15:00 — его окончания. В экстренном случае выхожу на связь вне рабочего графика. Родители не названивают, не пишут ночами. Можно сказать, что мне очень повезло.

15:00—16:30. Если понедельник — совещание. В моих фантазиях совещание — это формат общения с администрацией школы по типу «вопрос-ответ». На деле это чистая формальность. Завучи что-то говорят, зачитывают, узнают, есть ли вопросы, и просят подойти в индивидуальном порядке. Никакого толку от заседаний по полтора часа просто нет. Только есть хочется.

Однажды во время изложения я заметила странное шевеление под столом. Я решила, что там телефон. Настроение было хорошее, поэтому я захотела поиграть в Ренату Литвинову. Я медленно подошла к столу, отвела взгляд в окно и уставшим голосом произнесла: «Какой кошмар! Дай мне это немедленно».

Я могла бы засмеяться или закричать, но, вероятно, во мне есть актерская жилка. Да и визжать на весь кабинет бессмысленно и портит здоровье. Не подав виду, я так же медленно вышла из класса, держа тарелку в руках, дошла до кабинета директора и торжественно ее ему вручила. Тогда уже посмеялись все, но родителей этих ребят вызвали.

Поступали предложения стать репетитором, но у меня нет сил. И пока не выходит совмещать подработку с работой и учебой в магистратуре — я учусь на кафедре зарубежной литературы. Пошла туда, потому что мой диплом бакалавра неполноценен.

Я зарабатываю примерно 60 000 ₽. Это оклад, северная надбавка — еще полтора оклада, а также «путинские» деньги за классное руководство — закон вышел в сентябре прошлого года, и объявил о нем Путин, поэтому и «путинские» — 10 тысяч рублей с учетом северного коэффициента. То есть я получаю две зарплаты в разные дни: учительская приходит два раза — аванс и основная часть, а деньги за классное руководство — раз в месяц.

Откладываю больше половины зарплаты. Лайфхак: снимаешь деньги с карты, убираешь в тайничок — и в конце месяца 50—70% от общей зарплаты остаются нетронутыми!

На еде мы не экономим, но так уж вышло, что хамон и фуа-гра нам не нужны. Пару раз в месяц я покупаю себе камамбер, муж — дорогой сидр на двоих, и на этом наша красивая жизнь заканчивается. В Швеции это называется «лагом».

На работу хожу пешком — у нас нет общественного транспорта, город маленький. Идти 10—15 минут, это половина всего города.

Новые вещи мы практически не покупаем. Покупка одежды происходит стихийно. Раз в 3—4 месяца я могу потратить 2000—4000 ₽ на какой-нибудь свитер или брюки. Жизнь в маленьком городе хороша тем, что некуда сходить, а значит, новая одежда нужна реже. В школе официальный дресс-код, но главное, чтобы учителя не ходили в джинсах и кроссовках. К ношению масок относятся серьезнее.

В кино последний раз ходила не так давно. С удовольствием бы посетила театр, но здесь его нет, в отпуске обязательно схожу.

Здесь все понимают, что жить в таких условиях тяжеловато и нужна разрядка, поэтому слетать куда-нибудь посередине года без ущерба процессу обучения — дело привычное. Когда учитель на каникулах остается работать, это тоже неплохо: можно спокойно разобрать бумаги, подготовиться к урокам на будущую четверть, распланировать учебный и воспитательный процесс. Мне нравится такая работа, она творческая и спокойная.

В отпуске я стараюсь и расслабиться, и не потратить совсем уж лишнего. Муж меня может притормозить: он более рассудителен в вопросе сохранения семейного бюджета.

В этом году мы на все лето отправились в Краснодарский край. Из бюджета, конечно, очень даже вылезли: только билеты обошлись в 60 тысяч рублей, а всего мы потратили 300 тысяч. Даже учитывая, что отдыхали в двухзвездочном отеле в Олимпийской деревне — 34 000 ₽ за неделю проживания с завтраками. Только в горах на «Розе Хутор» оставили почти 100 тысяч: вкусно ели, поднялись на Розу Пик и водопады, прокатились на родельбане, съездили в Адлер. А остальное ушло на еду и отдых в Краснодаре. Так что до конца августа сидели на гречке.

Мы с мужем мечтаем о собственном доме с лужайкой, цветами и террасой. Копим на участок и строительство. Уже успели прицениться. Выходит, конечно, дорого, но мечта не бывает дешевой. Участок с коммуникациями в пригороде Краснодара, где мы хотим свой дом, стоит около 1,5 миллиона. Строить будем сами, с привлечением рабочих там, где сами не сможем. Надеюсь, уложимся в 4 миллиона.

Честно пытаюсь доработать два года, чтобы не бросать чудесных детей. И уйти куда угодно. Когда я оканчивала университет, то дала себе слово проработать два года: первый — для привыкания, второй — для осознания.

Я думаю, в будущем школы сильно сократят, потому что пенсионеры уже не смогут работать, а молодые, если им не создадут должных условий труда, даже не станут смотреть в сторону школы. При огромных потоках студентов педа — 100 и больше человек — до дверей школы доходит 2—3 десятка. Я хочу уйти из образования, иначе еще несколько лет, и моих будущих детей будет ожидать семейное обучение.

Планирую найти удаленную работу копирайтером. Пока серьезно не ищу, только пару раз заглянула на «Хедхантер». Меня устроит 40—50 тысяч за хорошую работу без лишних волнений и стресса. Понимаю, что денег станет меньше, но зато я буду добрее и здоровее.