Как я нашла работу с ДЦП спустя год поиска и доросла до руководящей позиции

На 2023 год только 14,5% россиян с инвалидностью старше 16 лет имели постоянную работу.

Мне 27 лет, и у меня ДЦП. Я закончила колледж, но из-за инвалидности не смогла устроиться по специальности. Другую работу искала почти год. Трудоустроиться удалось благодаря проекту «Всё получится!». Он помогает найти первую работу тем, кому это сделать особенно трудно, — людям с особенностями здоровья или с сиротским опытом.

В 2019 году я обратилась в «Работу-i» — петербургскую организацию, которая входит в проект «Всё получится!». Ежегодно она помогает устроиться более чем 500 молодым людям. Я оказалась необычным кандидатом: меня взяли в команду проекта. На своем опыте я смогла почувствовать, как НКО помогает людям, — и теперь участвую в этом.

Расскажу, с какими трудностями я сталкивалась на пути к любимой работе и как мне помог проект.

Я родилась в 1996 году в Петербурге. Родители говорили, что у мамы неправильно приняли роды, из-за чего у меня случилась родовая травма и, как следствие, ДЦП. Диагноз мне поставили в год: родители заметили, что я плохо управляю правой рукой и ногой, и обратились к врачу.

Выяснилось, что у меня правосторонний гемипарез: рука и нога находятся в гипертонусе и плохо слушаются. В полтора года мне поставили диагноз, а в 18 лет присвоили третью группу инвалидности.

В детстве я часто чувствовала, что отличаюсь от других. Помню свои переживания на детской площадке: другие дети могли играть, а я — нет. Они лазили по лестницам, бегали, прыгали, а я не могла даже кидать мячик.

В детском саду было проще. Я ходила в специализированное учреждение для ребят с особенностями развития, поэтому меньше стеснялась. У нас были дополнительные занятия с логопедом и специальные зарядки. Например, нам давали ящички с шишками, камешками и шариками на ниточке для развития мелкой моторики и коврики с пуговками, чтобы ходить и разрабатывать стопы.

Я расстраивалась, что долго не могла научиться завязывать шнурки, застегивать куртку и качаться на качелях. Первые два действия освоила благодаря папе, а с качелями долго не получалось. Помогла девочка в детском саду: я подошла к ней и попросила объяснить, как качаться, и она сумела.

В семье старались не относиться ко мне как к особенному ребенку и не помогать, когда этого не требовалось. Кажется, поэтому я всегда стремилась к самостоятельности и не манипулировала своим диагнозом — даже в раннем детстве. Кроме того, вдохновлял пример сестры без особенностей здоровья, которая старше меня на год и восемь месяцев.

Родители выбрали для меня обычную школу. Врачи настаивали на коррекционной, но мама с папой решили, что мне лучше развиваться с остальными детьми. В начальных классах было тяжеловато, поскольку я не могла сама справиться с некоторыми задачами. Например, носить подносы в столовой мне сначала помогали учителя, потому что я боялась их уронить и разбить керамическую посуду.

Кроме того, в моей первой школе была не очень хорошая атмосфера: педагоги предвзято относились к детям, в воздухе витала агрессия. Сложно было не только мне, но и старшей сестре. Позже мы узнали, что учреждение считалось слабым: ученики отставали по программе и плохо сдавали экзамены. После третьего класса семья переехала, и мы стали ходить в другую школу — там мне было уже легче.

Некоторые трудности остались. Так, за все время обучения я вообще не посещала физкультуру. В начальной школе все ребята шли на урок, а я оставалась в классе с учителем. Когда стала старше, сидела на лавочке в зале и смотрела, как ребята бегают и играют в волейбол. Это вызывало сложные чувства: с одной стороны, я не напрягалась и это радовало, а с другой — было неловко и досадно.

Обычно одноклассники меня не обижали, но случались неприятные моменты. Например, иногда школьники пытались шутить насчет моей руки или ноги. Я или смеялась вместе с остальными, или не обращала внимания — и насмешки прекращались. В 5—6 классах меня пытался задирать главный хулиган класса. Я пожаловалась маме, папа с ним серьезно поговорил, и все закончилось.

Друзей у меня не было до седьмого класса. Кажется, я и сама сторонилась одноклассников, особенно тех, кого считала крутыми. Но в какой-то момент что-то внутри меня поменялось. Я начала сама идти на контакт, и в старших классах уже общалась со всеми.

В школе я была среднестатистической троечницей. Звезд с неба не хватала, но и особых проблем не было. Решение родителей не отдавать меня в коррекционное учреждение хорошо на меня повлияло: думаю, иначе мне было бы сложнее влиться в коллектив.

Среди моих знакомых есть выпускники таких школ, и я замечаю, что им труднее общаться. К тому же, мне кажется, там плохо готовят к поступлению в ссузы и вузы.

Свою первую работу я нашла еще в школе. Летом после 9 класса месяц помогала библиотекарю — разбирала старые книги и журналы. Тогда мне заплатили около 10 000 ₽, и я купила себе телефон.

До 10 класса я думала, что буду получать высшее образование. Но когда сдала пробный ЕГЭ, поняла, что это не для меня: тогда не хотелось тратить столько времени на подготовку и зубрежку. Так я решила уйти из школы и поступить в колледж.

Моим любимым и почти единственным школьным предметом, по которому у меня была «пятерка», стала химия. Мне было интересно ставить эксперименты и проводить реакции в школьной лаборатории. Кроме того, мне нравилась наша учительница — строгая, даже суровая, но отличный педагог. Почти никто ее не любил, мне же нравился ее подход.

Любовь к химии подтолкнула меня поступать в медицинский колледж. Я хотела учиться на фармацевта, но мне не хватило баллов, поэтому я выбрала специальность «лаборант-диагност».

В фармацевтике меня привлекал процесс приготовления растворов, а еще я думала о родителях. Они были уже в солидном возрасте: когда я родилась, маме было 39, а папе — 42. Я понимала, что со временем им нужны будут лекарства. Хотелось разбираться, как работают медикаменты и что с чем можно совмещать.

Перед поступлением я специально встретилась с директрисой колледжа, рассказала о своей инвалидности и спросила, смогу ли работать по специальности. Она ответила, что проблем не будет.

Я училась с удовольствием и обожала практические занятия. Еще мне нравилась атмосфера: завораживали все эти колпачки, халатики, лаборатории и пробирки. У меня сложились хорошие отношения с однокурсниками, и я стала намного более общительной, чем в школе.

В 2018 году я завершила учебу и устроилась лаборанткой в Национальный медицинский исследовательский центр имени В. А. Алмазова. Через неделю меня вызвали в отдел кадров и сказали, что я не имею права работать по профессии.

Оказалось, что условия труда в медицинской сфере относятся к третьему классу — то есть считаются вредными. Мне же это противопоказано по ИПРА  . В отделе кадров сказали, что меня не возьмут ни в одно медицинское учреждение даже санитаркой.

Тогда я думала, что жизнь кончена и у меня никогда ничего не выйдет. Было тяжело, и я понятия не имела, что делать.

Родители больше не могли меня поддерживать: папа вышел на пенсию сразу после того, как я получила диплом. Жить на пособие по инвалидности в 7000 ₽ было невозможно, поэтому я почти сразу начала искать новое место.

Я почти год искала, куда трудоустроиться. Рассматривала административные вакансии. Изъездила все закоулки Петербурга, проходила по два-три собеседования в день. Об инвалидности в резюме не писала, но предупреждала на собеседовании, чтобы быть честной. Работодатели вроде бы реагировали нормально, но все равно отказывали — говорили, что нет опыта.

Под конец я так отчаялась, что готова была устроиться мойщицей. Но проводившая собеседование женщина дала мне непрошеный совет: сидеть прямо и не надевать аксессуары — в тот день у меня на шее висели наушники. Мне было неприятно, и от вакансии я отказалась.

Примерно через полгода безуспешных самостоятельных поисков я поняла, что мне нужна помощь, и пошла в центр занятости населения. Там мне выдали перечень разнообразных вакансий и сказали: если за два месяца не найду работу, то могу получить направление на курсы.

Список не помог, и я бесплатно отучилась на секретаря-референта. Курсы были хорошими, и я до сих пор использую в работе знания, которые получила. Но устроиться все равно никуда не удавалось.

В 2019 году я по назначению врача ходила в центр социальной реабилитации инвалидов по месту прописки, где мне назначали оздоровительные процедуры: массаж, физиотерапию и занятия лечебной физкультурой. Там был кабинет социальной поддержки, где консультировали в том числе по поиску работы. Соцработник дал мне визитку рекрутера «Работа-i» и сказал, что там могут помочь.

Я позвонила, и меня пригласили на собеседование. В проекте как раз искали сотрудника на позицию офис-менеджера, и мне предложили эту вакансию. Смутила небольшая зарплата на время испытательного срока — чуть выше МРОТа  . Но я решила, что это лучше, чем ничего, — и согласилась.

Сначала я вышла на стажировку по договору с центром занятости  , а спустя три месяца стала постоянным сотрудником. Я вела документооборот и переписку, контролировала работу курьера, обеспечивала жизнедеятельность офиса.

Первые шесть месяцев меня курировали наставник на рабочем месте Света и консультант от проекта Саша. Такую поддержку получают все кандидаты, которым помогает трудоустроиться проект «Всё получится!».

Света помогала влиться в рабочий процесс: отвечала на вопросы и подсказывала решения сложных задач. Чтобы не тревожить ее лишний раз, я завела себе толстую тетрадку и фиксировала, как пошагово выполнять рабочие обязанности.

Адаптироваться на новом месте помогала Саша. В основном мы обсуждали с ней трудности в отношениях с коллективом, поскольку первое время было тяжело. Мне казалось, если я буду дружить с коллегами, это помешает работе. Из-за этого я мало общалась, никого к себе не подпускала и жестко ставила личные границы — словно сидела с надписью на лбу «Не подходить!».

Кроме того, из-за рассказов родственников и знакомых у меня сложился стереотип, что офис — это место, где про тебя за глаза говорят гадости. Если ко мне подходили с вопросом, я сразу начинала тревожиться и думать, что делаю что-то не так.

Постепенно мои опасения прошли. Помогли регулярные встречи с Сашей и доброжелательность других сотрудников. Они всегда были готовы поддержать и подсказать, если возникали сложности. Я тоже стала более открытой: начала участвовать во внерабочих активностях, ходить в кафе с коллегами после работы и праздновать дни рождения.

Мне нравится моя работа: она не однообразная и требует креативного подхода. Думаю, я бы не смогла долго делать что-то монотонное. Еще подкупает, что можно самостоятельно распределять нагрузку: если на задачу нет ресурса, я откладываю ее и занимаюсь чем-то еще. Также приятно, что в нашем коллективе всегда слушают и учитывают мнение сотрудников.

Я росла вместе с организацией. С момента моего трудоустройства обороты проекта увеличились в несколько раз. Например, раньше в месяц нужно было обрабатывать пять счетов, а сейчас — больше 20. Но нагрузка менялась постепенно, поэтому меня это не напугало.

В 2022 году меня повысили до руководителя по административной работе. Обязанности остались аналогичными, но вырос их объем и появились подчиненные, которым я делегирую часть задач.

В нашей компании просто раздать поручения не получится: начальник обязан вникнуть в каждый процесс. Порой мне кажется, что я работаю палочкой-выручалочкой: занимаюсь всем, до чего у остальных не доходят руки, но без чего организация не сможет функционировать. Я универсальный сотрудник, который чуть-чуть разбирается во многих сферах. Это интересно, но иногда устаю трудиться в таком режиме.

По мере профессионального и карьерного роста увеличивалась и моя зарплата. На лето 2024 года я получаю в три с половиной раза больше, чем в первый месяц.

Работа дает мне общение и развитие — профессиональное и личностное. Нужно коммуницировать с разными людьми, и это многому учит.

Также приходится разбираться в вещах, с которыми я раньше не имела дела. Так, летом 2024 года я готовила отчет в большом субсидиарном проекте с Комитетом по труду и занятости населения. Прежде я никогда таким не занималась. Для Комитета это тоже был первый подобный проект. Поэтому пришлось самой пробираться сквозь дремучий лес документов.

Мне приятно ощущать свою значимость, когда коллеги обращаются ко мне за помощью. Они понимают: на меня можно положиться. И, конечно, работа для меня — это стабильность в наше турбулентное время.

Благодаря проекту у меня появилось новое хобби: по совету коллеги я пошла на бачату. Сначала сходу отвергла эту идею: казалось, что я с моими проблемами с координацией не смогу заниматься танцами, тем более — парными. Но коллега меня переубедила. Занимаюсь уже год, и мне очень нравится.

Танцы для меня — вызов себе. Мне хочется научиться гибкости, взаимодействию с партнером и стать более женственной. В парных танцах нужно довериться мужчине, нельзя ничего делать самой. Это помогает расслабиться, отпустить самоконтроль и справиться с тревожностью, потому что занятия переключают мозг.

У меня есть незакрытый гештальт: не умею ездить на велосипеде из-за проблем с равновесием. В детстве меня пытался научить папа, в 2021 году — друзья, но ничего не вышло. Думаю, что в ближайшее время попробую еще раз. Очень хочу освоить этот навык, чтобы кататься вместе с друзьями.

Пока у меня нет четких карьерных планов: плыву по течению и меня все устраивает. Но не исключаю, что буду менять работу. Пока не знаю, какую именно сферу выберу. В медицину больше не пойду: этот опыт оказался слишком тяжелым для меня.

С одной стороны, хочется должность с определенным списком обязанностей, с другой — мне нравится справляться с разными задачами: это не скучно, хотя и непросто. Уверена, что, когда решусь искать новое место, у меня все получится.