Я потратила на борьбу с депрессией 73 000 ₽ и смогла от нее избавиться

Коварство депрессии в том, что болезнь бывает почти незаметна.

Человеку кажется, что он просто пессимист, вечно грустит и переживает из-за ерунды. Постоянную усталость, потерю интереса к ранее любимым занятиям и трудности с концентрацией внимания легко списать на лень и попытаться лечить прогулками, встречами с друзьями и погружением в любимое дело.

Но это далеко не всегда помогает избавиться от депрессии. Часто нужна помощь специалиста, чтобы вернуть радость и силы. Читательница Тинькофф Журнала рассказала, как ей удалось вовремя распознать депрессию и вылечить ее.

Мне 41 год, и со стороны моя жизнь кажется счастливой: муж, дети, работа в ИТ. Но много лет я страдала от депрессии.

Впервые я почувствовала ее, когда родилась моя первая дочь. Я стала совсем не тем человеком, которым привыкла быть. Не помнила, что меня радовало и в чем я видела смысл раньше.

Депрессия нарастала постепенно. Сначала я потеряла присущий мне оптимизм и стала остро реагировать на новости. Хорошо помню, как вместе с дочкой была в гостях у родителей и узнала, что из местной колонии сбежали трое заключенных. Тут же в красках представила, как они врываются в дом и расправляются с нами. Разумом я понимала, что мысли нелепые, но отделаться от них не могла.

Потом начала постоянно думать о бессмысленности и смерти: все тлен, мы все умрем. Контролировать это я не могла. Каждый день я просыпалась уставшей. Если случались ссоры, цепенела, а потом плакала в ванной комнате. Сил сделать что-то, чтобы разрешить конфликт, не было.

Я скучала по себе прежней и примерно через год решила обратиться к психологу. Консультация была бесплатной: я пришла в психоневрологический диспансер, ПНД, по месту жительства. Выбор специалиста оказался неудачным, хотя его рекомендовала подруга подруги. Психолог выслушал меня и слегка насмешливо сказал: «Дорогая, ты теперь мать, жизнь уже никогда не станет прежней, как и ты». Мне эти слова никак не помогли. Ощущение было таким, будто я побеспокоила его из-за пустячной проблемы. Так что я решила отказаться от услуг этого специалиста.

Еще через год я родила второго ребенка. Мне не стало лучше, наоборот: появилась боль в спине, которую врачи никак не могли объяснить. Потом пропала чувствительность в руках и стало тяжело держать кружку и ложку. Больно было даже просто ходить по улице и спать. Врачи диагностировали синдром Гийена — Барре, редкое состояние, когда собственный иммунитет человека поражает его периферические нервы. Позже к этому диагнозу добавилась болезнь Бехтерева — хроническое воспаление суставов в позвоночнике.

Возможно, мое состояние ухудшалось бы и дальше, если бы не детский психолог районной поликлиники. На консультацию я пришла из-за истерик дочери и узнала, что у детей они редко возникают сами собой. Чаще истерики случаются на фоне проблем в семье, сказала психолог. А потом внезапно спросила: «Татьяна, а у вас самой все в порядке?» Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и впервые за долгое время поделилась с кем-то своими проблемами. Кроме подавленности и боли, я тогда переживала болезненное увольнение с работы и страх перед будущим.

Я рассказала психологу все, а та внимательно выслушала меня и рекомендовала обратиться в реабилитационное отделение ПНД. Откладывать визит я не стала.

В центре меня приняли по полису ОМС. Чтобы человека взяли на программу реабилитации, обычно нужно решение врачебно-медицинской комиссии, но меня записали в уже набранную группу реабилитации без него. Я бесплатно сдала анализы и прошла консультации у терапевта и психиатра. Психиатр диагностировала депрессию и назначил криосауну, массаж, сеансы групповой телесно-ориентированной терапии, кислородные коктейли и индивидуальные консультации с психологом. Все это я получила в реабилитационном центре бесплатно.

Еще психиатр выписала мне препарат для восстановления сна. Это были антидепрессанты, но мне тогда об этом не сказали и посоветовали: «Только не читай про побочки, а то обязательно их у себя обнаружишь». Акцент на лечении депрессии психиатр не делала, а необходимость таблеток объясняла тем, что они помогают организму погрузиться в фазу глубокого сна.

Когда я болела и проходила реабилитацию, больше всего убивали слова родственников и знакомых. Все это время они говорили: «Давай, ты должна выкарабкаться, у тебя двое детей», — словно я сама по себе, без детей, не представляю ценности и будто наличие детей должно меня вылечить. Помню, муж уехал в очередную командировку, а у меня началась сессия в вузе и новая работа, и я отправила детей к родителям. Спина внезапно перестала болеть, на что психолог сказала: «Вы сняли рюкзак ответственности». Я была в отчаянии: то есть мне станет больно, как только дети и муж снова будут дома? К счастью, боль вернулась не в прежнем объеме. Возможно, помогли антидепрессанты и противовоспалительные препараты.

За месяц реабилитации моя жизнь изменилась кардинально. Я чувствовала себя намного лучше и смогла найти новую работу с комфортными условиями, выдержав собеседование. Раньше, когда я была эмоциональной развалиной, это было невозможным. А на групповой терапии я познакомилась с интересными людьми, с которыми общаюсь до сих пор. Тогда казалось, что наконец-то все наладилось.

Мой муж никогда особенно не помогал с детьми, а его работа связана с разъездами. В разгар пандемии он уехал в четырехмесячную командировку, оставив меня одну с двумя детьми и удаленной работой. Это означало, что мне придется разрываться между дочками и делами.

Офисных сотрудников, а тем более тех, кто работает из дома, мой муж считает лентяями. Поэтому ему не казалось странным, что я дома и работаю, и занимаюсь детьми одновременно: удаленка — это ведь не полноценная работа. Даже с учетом того, что я зарабатываю в полтора раза больше, чем он. Конечно, меня такое отношение к моему труду угнетает.

После отъезда мужа случился снежный ком событий. Я упала на самокате и сломала руку. Даже не могла делать своим девочкам прически, чтобы их волосы выглядели аккуратно. Пришлось отвести их парикмахерскую, где им сделали каре.

В тот же момент у меня обострились проблемы на работе. Я уже несколько лет работала помощником руководителя в ИТ-компании. Я хорошо делала свою работу, но от самодурства руководства это, увы, не спасает.

Мой руководитель из тех самых начальников, которые в 22 часа внезапно пишут и просят перевести презентацию к восьми утра следующего дня. Сначала я относилась к этому спокойно. Мне казалось, что мы носители одних ценностей, у нас одинаковые цели, мы просто хотим отлично делать свою работу. К тому же раньше мы работали вместе, он предложил так же вместе перейти на новую работу. Это я считала доказательством того, что начальник меня ценит.

Но со временем я начала сомневаться. Руководитель перебивал меня при коллегах и говорил, что мои идеи неверны, устраивал скандал из-за какой-нибудь мелочи, а потом из-за нее же внезапно хвалил. К моему мнению он не прислушивался, а мое недовольство игнорировал. Если я спрашивала, для чего мы что-либо делаем, он нецензурно бранился и отвечал: «Зачем ты меня мучаешь этими вопросами?!» Я говорила: «Чтобы понять, как лучше это сделать». А он в ответ бросал трубку.

На удаленке начальнику стало легче избегать меня. А мне стало все труднее добиваться ответов на свои вопросы. Ко мне обращались коллеги, вопросы и документы на согласование копились. Иногда работа была парализована неделями, потому что руководитель не выходил на связь. А потом в пятницу вечером шлюз открывался и на меня обрушивалась лавина новых дел.

После очередного едкого комментария в свой адрес я решила посмотреть вакансии на сайте по поиску работы. Когда я подыскивала место после декрета, составляла там резюме. Потом не удалила его, а просто скрыла. Оказалось, у сайта есть крайне вредная для соискателя особенность: если снова публикуешь резюме в открытом доступе, кадровикам с последнего места работы приходит уведомление: «Ваш действующий сотрудник ищет новое место». Как только я поняла это, тут же скрыла резюме из поиска. Но HR-специалист уже получил уведомление. Вместе с моим начальником он стал выяснять, чем я недовольна. Чтобы меня удержать, пообещали новые интересные задачи.

Это был апрель 2020 года, самое начало пандемии. Увольняться в ситуации неопределенности казалось неразумным. Я подумала: раз у меня есть постоянный доход и полис ДМС, все не так уж плохо. И решила обратиться к психотерапевту, чтобы понять, что делать с работой, и разобраться с чувствами неуверенности и бессилия, которые меня терзали.

Сначала я решила обратиться к психологу, с которой работала моя подруга. Эта психолог вела довольно популярный блог в одной соцсети. Мне нравились ее емкие посты о работе, да и в целом она оставляла приятное впечатление. Юлия, так звали психолога, провела со мной четыре сеанса по часу. Каждый стоил 6000 ₽, а это внушительная сумма для моего бюджета.

Однажды Юлия порекомендовала подписчикам свою ученицу. Ее часовая консультация стоила 1800 ₽. Такая сумма устраивала меня гораздо больше, поэтому я сразу приобрела абонемент на несколько месяцев.

Консультации с психологами прошли легко. И Юлия, и ее ученица сразу вызвали у меня доверие. Но сразу рассказывать обо всех проблемах я им не стала. Сначала поделилась переживаниями, связанными с работой. Получила ту поддержку, на которую рассчитывала, и только после этого решила: можно рассказать самое сокровенное. То есть показать психологу себя настоящую — не ту рафинированную версию, которую предъявляю миру.

С августа 2020 года я потратила на психотерапию около 55 000 ₽. Муж об этом не знает. Мы ведем раздельный бюджет и не отчитываемся друг перед другом о расходах.

Я встречаюсь с психологом раз в неделю в «Зуме» или «Вотсапе». Офлайн-психотерапия в нашем случае невозможна: специалист живет в другой стране. Зато я знаю, что могу обратиться за поддержкой в любой момент, даже если это выбивается из обычного графика. Если случилось что-то эмоционально тяжелое и нужно выговориться, я пишу или звоню психологу.

Сначала психолог познакомила меня с общими принципами подхода, которого придерживается в психотерапии. Потом мы долго анализировали мои установки и ценности, а также работали с эмоциями через тело. Например, специалист научила меня трем базовым элементам телесно-ориентированной терапии. Они помогают мне бороться с захлестывающими эмоциями и оставаться в «здесь и сейчас», не терять связь с реальностью из-за переживаний.

Заземление, ощущение связи с землей. Надо уйти в спокойное место, абстрагироваться от мыслей и эмоций, прочувствовать свое тело от стоп до макушки, найти точку опоры — прежде всего физическую, например пол под ногами. Это позволяет обрести уверенность в себе и почувствовать себя защищенным.

Центрирование, то есть ощущение центра тела. Нужно найти физическую точку равновесия, чтобы оставаться внутри себя, чувствовать внутренний покой. Можно попробовать мысленно переместить точку — это вызывает приятные эмоции.

Границы, то есть ощущение разницы между собой и окружающим миром. Необходимо «напомнить» своим мышцам о природной способности к установлению границ, чтобы отделить себя от внешнего мира, а свои эмоции — от тех, что пришли ко мне от других людей.

Когда происходит что-то, что вызывает у меня сильные негативные чувства, я использую эти принципы, чтобы вернуть самоконтроль:

1. Нахожу безопасное спокойное место. На работе ухожу в индивидуальную переговорку, дома — на лоджию или в машину.
2. Стараюсь ощутить себя в моменте: фокусируюсь на том, что вижу, слышу, обоняю, чувствую тактильно и ощущаю внутри тела, сканирую тело снизу вверх, отдавая себе отчет в том, что ощущается в каждой его части.
3. Представляю себе ситуацию, вызывающую у меня сильную эмоциональную реакцию.
4. Отслеживаю, что происходит в моем теле, когда я думаю об этой ситуации: как меняются дыхание и сердцебиение, какие части тела напрягаются.
5. Выстраиваю позу. Сначала нужно ощутить опору — как ступни опираются на пол, если стоишь, или как бедра давят на кресло, если сидишь. Потом — потянуться макушкой вверх, выпрямиться и почувствовать позвоночник. Иногда нужно также расслабить части тела, которые напряжены. Я знаю, например, что в момент стресса часто стискиваю челюсть и так привыкла к этому, что даже не чувствую напряжения. Поэтому я напрягаю челюсть изо всех сил, до предела, а потом убираю усилие — и напряжение уходит. Свожу брови — и тоже расслабляю. Напрягаю плечи, стискиваю кулаки — и расслабляю. В конце нахожу равновесие, то есть максимально устойчивое положение тела, когда я не отклоняюсь в сторону, никуда не заваливаюсь.
6. Потом я собираю это все вместе: телесные ощущения от позы и состояние, которое эта поза сообщает мне и мозгу.
7. Удерживая эту позицию, снова возвращаюсь мыслями к ситуации. Отслеживаю свою реакцию тела и мыслей на нее.
8. Позволяю телу запомнить эту реакцию.

Психолог давала мне и другие задания. Например, представить, что я скажу важному для меня человеку, если он вдруг передо мной окажется. Цель этого упражнения — изменить отношение к ситуации, а не пытаться перевоспитать людей.

Так, однажды на сессии мы затронули тему гиперответственности и раннего взросления. Я стала старшей сестрой, когда мне был всего год и два месяца. Отец и мать больше внимания уделяли моему младшему брату, и это меня расстраивало. Но я никогда не говорила об этом родителям. Сильные эмоции, которые не были выражены вовне, остались внутри меня. На них уходило много энергии. А еще они часто определяли мои реакции. Например, ощущение, что мной пренебрегали в детстве, всплывало в любой ситуации, когда меня не принимали с распростертыми объятиями. Моя реакция, чаще всего молчаливая обида, была несоразмерной поводу.

По совету психолога я сделала то самое упражнение: представила, что мои родители передо мной, и рассказала им о своих чувствах. Само по себе признание эмоций и перевод их в слова оказался терапевтическим: как только я сказала, что чувствую, эти чувства стали будто бы более реальными, чем просто ощущения в голове. Теперь я могла отделить эмоции от себя и решить, что с ними делать. Я поняла: только я ответственна за свои чувства, в моих силах ими управлять и превращать их в те или иные действия.

А моделирование ситуации «я высказываю свои давние обиды родителям» помогло относиться к этим обидам легче, будто я и правда поговорила с отцом и матерью. После этого я стала спокойнее воспринимать те обычные житейские ситуации, на которые раньше реагировала молчаливой обидой. В итоге упражнение оказалось настолько эффективным, что теперь я регулярно делаю его сама.

Еще один пример задания психолога — нарисовать человека, с которым я общаюсь. На одной из сессий я нарисовала своего руководителя и HR-директора. В начале беседы я изобразила их большими, а себя маленькой. Сразу стало понятно, как сильно я позволяю им влиять на свою жизнь. Я представила начальство в виде воздушных шариков — и отпустила в небо. После этого и в реальной жизни мне стало легче относиться к ним нейтрально.

Настроиться на онлайн-терапию в домашних условиях сложно. Мужу и детям я объясняла, что у меня рабочая онлайн-встреча, и просила не беспокоить. Но ребенку тяжело понять, почему важно оставить меня на час в одиночестве.

Однажды на сессии с психологом мы затронули болезненную для меня тему отношений с супругом и я расплакалась. В этот момент в комнату забежала младшая дочь: ей хотелось срочно поделиться со мной чем-то важным. Дочь не поняла, почему я так расстроена. Я же не смогла продолжить разговор с психологом и закончила сессию.

Теперь, если знаю, что буду дома не одна, действую иначе. Запасаюсь салфетками, беру ноутбук, сажусь в машину и еду в безопасное место, например к ближайшему кафе. Затем пересаживаюсь на заднее сидение и разговариваю с психологом, не переживая, что кто-то увидит меня в слезах.

Психотерапия для меня похожа на очищение луковицы, слой за слоем: чем глубже лезешь, тем живее и тем больше слез. Сначала рассказываешь о том, что беспокоит в моменте. Потом изучаешь причины этого беспокойства и внезапно понимаешь: а ведь и в других сферах много неблагополучия. Начинаешь анализировать, почему так, и погружаешься все глубже и глубже.

Самым сложным для меня этапом был тот, когда от сухой луковой кожицы мы перешли к живому: когда пришлось раскрыть себя настоящую, а не просто озвучивать психологу свои представления о себе. Там меня прорвало. Я дошла до момента сопротивления, когда уже не могла так свободно говорить ни о работе, ни о претензиях к мужу. Оказалось, что за злостью, раздражением и гневом скрыто много боли, обиды и уязвимости.

Психолог помогла мне очистить шелуху из мыслей и убеждений и заглянуть глубоко в себя. Я увидела, что я определяю свою ценность через отношение окружающих к себе. Живу через призму чьего-то одобрения. Меня похвалили — чувствую себя хорошей и любимой. Раскритиковали или нахамили — расстраиваюсь и замыкаюсь. Мы стали работать над ощущением самоценности: в идеале оно стабильное и не зависит от других людей.

Сейчас я учусь принимать сложность и неоднозначность себя и окружающих. Больше не чувствую потребности нести в голове законченный образ себя, набор каких-то существительных и эпитетов про себя: вот такая я мать, вот такая я жена, вот такая я сотрудница. Моя задача — научиться проявлять себя так, как я чувствую. Не так, как от меня ждут другие, и не так, как я сама ожидаю от себя, придумав себе некий образ. Чтобы больше не страдать от депрессии, мне нужно относиться к себе с приязнью, интересом и заботой, а не с бесконечными требованиями. Не загонять себя в жесткие рамки, как я делала раньше.

Мы с психологом даже провели аналогию с болезнью Бехтерева. По сути, это окаменение позвоночника, потеря его подвижности и гибкости. Очень похоже на мои установки: держать спину прямо, не выходить за рамки, мною же придуманные и установленные. Это как панцирь — с ним не так больно и страшно, но тесно и неудобно. Мне трудно избавиться от этого панциря и признавать свою слабость, уязвимость, ранимость, потому что жизнь всегда требовала быть сильной, не сгибаться, не раскисать, не сдаваться, держаться. Но приходится учиться и этому.

Пока результат такой: я уже хорошо осознаю, когда неверно интерпретирую свои или чужие эмоции. Например, что «нет» в ответ на мою идею — это просто «нет» конкретным словам и предложениям, а не отвержение всей меня как личности. А если кто-то кричит на меня, то это не потому, что со мной что-то не так, а потому что этому человеку сейчас самому страшно и больно. Понимание этого позволяет не погружаться в эмоции, а быть как бы вне их, над ситуацией, и оставаться рациональной. Особенно это помогает в общении с детьми.

Терапия быстро принесла мне облегчение, но я все равно была подавленной и много плакала. Психолог предложила пройти тест на уровень депрессии по шкале Бека. Результаты были однозначны, и психолог рекомендовала обратиться к психиатру и получить рецепт на антидепрессанты.

Сначала мне было сложно признать, что я не могу справиться со своими проблемами сама, без врача. Но потом я поняла, что одними сеансами с психологом от депрессии не избавиться. Депрессия — не только сбой в мышлении, когда все кажется тоскливым. Это еще и сбой в деятельности мозга, когда он работает с ошибками. Потому-то и нужны врач и медикаменты.

Мне не хотелось тратить лишние деньги на консультацию психиатра, и я записалась в районную поликлинику по полису ОМС. Врач беседовал со мной около часа. Он внимательно выслушал мои жалобы на здоровье, изучил результаты анализов и исследования МРТ, а затем назначил антидепрессанты.

Сама консультация с психиатром меня воодушевила: меня поняли, поддержали и дали рецепт на лекарство, которое должно помочь справиться с мучительным состоянием. Сразу после приема я зашла в аптеку, купила препарат и в тот же день начала его принимать.

Вскоре я заметила перемены — например, в общении с дочками. Раньше я возлагала ответственность за утренние сборы в школу и детский сад на детей. Девочки долго собирались, забывали вещи, возвращались и долго искали их в своих комнатах. Я начинала психовать и кричать. Но когда стали действовать антидепрессанты, я поняла: сборы дочерей — исключительно моя ответственность, а требовать чего-то от детей можно, только когда ты их этому чему-то уже научил. Утренние скандалы сошли на нет.

Удивительно, но у меня довольно скоро прошли и физические проблемы — боль в спине и онемение. Снова захотелось заниматься физической активностью. Коллега, которая ходит на плавание, вдохновила меня записаться на индивидуальные тренировки. Потом я стала рисовать акварелью. И рисунки, и плавание оказались терапевтичными. Я поняла, что красота и прелесть может быть не только в результате, но и в самом процессе.

Антидепрессанты я принимала год. Последнюю таблетку выпила в сентябре 2021 года. Всего на покупку антидепрессантов я потратила 18 000 ₽.

Я продолжаю работать с психологом. Не могу сказать, что все проблемы уже решены, но потихоньку жизнь налаживается. Прежде всего — рабочая жизнь.

Я инициировала сложный разговор со своим руководителем и предложила изменить формат сотрудничества и свои задачи. Это решение было временным, но обеспечило прежний уровень дохода меньшей кровью. Бессрочный трудовой договор потерял ценность: я не хотела безраздельно принадлежать работодателю с девяти до шести. Комфортнее делать определенное количество работы за определенный срок и больше никому ничего не быть должной.

Кроме того, я прошла курсы по компьютерной лингвистике, чтобы повысить квалификацию. А также вернулась к делу, которое мне всегда нравилось, — преподаванию английского языка и переводам. Веду в «Микрософт-тимс» канал — разговорный клуб английского языка для детей. В свободное время занимаюсь трейдингом, плаванием, танцами и развитием своих соцсетей.

Когда срочный трудовой договор кончился, я начала искать новую работу и пошла работать курьером. Ждать ответов потенциальных работодателей можно и в машине с телефоном. А возможность заработать, не сидя в четырех стенах, — прекрасный опыт. Хотя пришлось поговорить с психологом, чтобы принять его. Сначала я говорила: «Это же не про меня, с моими-то амбициями, с моим опытом — и в курьеры!» Но сейчас ужасно рада, что смирила гордыню, и уверена: идти туда, где страшно и неудобно, полезно, если есть поддержка.

Работу я нашла не сразу и много нервничала. Одни эйчары говорили, что я слишком квалифицирована, другие просто не давали обратную связь. Но работа нашлась — интересная и с отличным коллективом. Теперь заново привыкаю к нормальному начальству. В отношениях с мужем перемен нет, но я гораздо меньше зацикливаюсь на них. Поняла, что сначала надо выстроить отношения с собой, а потом уже с другими, в том числе и с супругом.

После терапии я стала более терпеливой в отношениях с детьми. Раньше мои разговоры с дочками были больше в приказной манере: «Встань! Заправь постель! Расчешись!» А сейчас я стараюсь беседовать с ними спокойно и объяснять сложные вещи простым языком.

Например, моя старшая дочь месяц назад сильно заболела и пропустила много уроков. Она расслабилась и уже не хотела выполнять домашние задания. Вместо того чтобы ругаться с дочкой и заставлять ее учиться, я поговорила с ней и сравнила образование со строительством дома. «В раннем детстве мы с тобой заложили фундамент: рисовали пальчиковыми красками, пели, лепили, — говорила я дочери. — Сейчас, будучи школьницей, ты сама по кирпичикам, тему за темой, строишь стены своего дома. Если что-то пропустишь, в стене образуется дыра и дом может разрушиться». Дочке понравилась аналогия, и она быстро наверстала пропущенный материал.

На днях я повторно прошла тест по шкале Бека. Набрала 9 из 63 баллов — 14,29%. Вот что написано в заключении: «Ваше эмоционально-психическое состояние не вызывает беспокойства. Признаки депрессии отсутствуют. Однако, если вы набрали 9 и более баллов, то рекомендуем больше времени уделять отдыху, активному образу жизни, встречам с близкими и друзьями». Абсолютно согласна с рекомендациями и продолжаю работать над собой.

Я убеждена: бороться с депрессией нужно не только таблетками. Психотерапия и внимательность к себе важны, потому что не хочется обнаружить себя снова в апатии и боли. Моя психолог говорит, что ее главная задача — помочь мне самой стать для себя психологом. И мне кажется, это получается.

Раньше я не задумывалась, как я себя чувствую, какие у меня ощущения в теле и что я сделала, чтобы было иначе. Сейчас я сознательно уделяю внимание своему душевному благополучию. Я знаю, что для меня лучше не читать новости и не проверять просадку в инвестпортфеле, — и не делаю этого. Я знаю, что общение с друзьями, прогулки, танцы, массаж, рисование помогают мне чувствовать себя лучше, — и сознательно и целенаправленно устраиваю себе все это. Когда меня стало захлестывать чувство беспомощности, я поймала момент и тут же пошла на психотерапевтическую сессию по методу EMDR, который борется с последствиями травматичных событий, чтобы, как барон Мюнхгаузен, вытащить себя за косичку из болота.