Мозаики, витражи и наличники: кто сохраняет наследие, которое не все замечают

Важная часть архитектуры — ее декор: барельефы, витражи, фрески, наличники или мозаики.

Не всегда на них обращают внимание, а иногда даже не воспринимают как нечто ценное. Нередко витражи заменяют на современные окна, мозаики заделывают при утеплении фасада, а наличники снимают при установке стеклопакетов.

Тинькофф Журнал поговорил с теми, кто борется за сохранение исторического наследия, и узнал, как они это делают и почему это важно.

По первой специальности я художник-оформитель: учился в Нижегородском художественном училище и окончил его в 1990 году. Тогда же поступил в Нижегородский архитектурно-строительный университет на промышленного дизайнера. Там судьба свела меня с Валентином Васильевичем Любимовым — одним из самых известных мозаичистов Горького  , который стал моим учителем. Благодаря ему во мне пробудился интерес к мозаике.

От СССР нам досталось богатое наследие, и грешно не гордиться им. Например, московское или петербургское метро можно назвать настоящей подземной галереей. Тогда был уникальный период, когда множество профессионалов высочайшей квалификации вкладывали свои усилия в создание облика города — и это щедро финансировалось. Повторения такого не будет.

Мне кажется, что сейчас появляется запрос на оценку этого наследия в отрыве от идеологии. Ведь в Древней Греции и Древнем Риме тоже были тираны и деспоты, но нам интересна их культура. Здесь та же история, поскольку нет аналогов мозаикам советского периода.

Если проанализировать сюжеты, то можно заметить, что почти все они не про идеологию. Это мозаики о наших нравственных и культурных ценностях: детстве, дружбе, спорте, здоровом образе жизни, истории и красоте природы. Если сформулировать посыл простыми словами, он бы звучал так: «Будьте нормальным человеком».

Я также отучился в аспирантуре в том же вузе и начал работать по профессии. На начало 2024 года я директор Института дизайна и искусств при архитектурно-строительном университете и член-корреспондент Российской академии художеств. Параллельно много занимался общественной деятельностью: например участвовал в организации фестиваля дизайна «Стрелка».

В 2016 году я вместе с архитектором Анастасией Хвиль, с которой мы знакомы со времен учебы, основал некоммерческую организацию «Я знаю». Изначально мы проводили поэтические вечера, литературные и философские встречи. Постепенно переключились на проекты художественной направленности. С 2017 года устраиваем «Городской пленэр», где все желающие вместе с профессиональными художниками рисуют живописные места Нижнего Новгорода. А в 2022 году начали заниматься изучением и сохранением монументального декоративного искусства советского периода: барельефов, витражей, сграффито  и мозаик.

В 2022 году наша организация «Я знаю» впервые подалась на грант Президентского фонда культурных инициатив с идеей создания карты монументального декоративного искусства в Нижегородском регионе. Мы выиграли, и нам выделили 917 000 ₽.

917 000 ₽

такую сумму мы выиграли в конкурсе Президентского фонда культурных инициатив

Для получения гранта обязательно софинансирование — для этого можно вложить в проект свои деньги, а можно выделить помещение или самому работать бесплатно. Сумму нашего нематериального вклада оценили в 953 000 ₽.

Составлением карты занимались я и нижегородский искусствовед Светлана Никольская. Я ездил по области и снимал объекты, а Светлана готовила информацию о каждом. Еще нам помогал мой друг Раис Ханнанов — художник-монументалист, который увлекается мозаикой еще со времен учебы в Санкт-Петербурге.

Самым сложным оказалось выяснить авторство работ. Нужны документы, которые хотя бы косвенно его подтверждали, а акты или договоры тогда часто не составляли. Нам повезло, что не все представители того поколения ушли, многое удалось выяснить по сарафанному радио — через звонки друзьям авторов, знакомым, детям и внукам. Но почти половина работ так и осталась анонимной.

За полгода мы нашли 173 объекта монументального декоративного искусства, отсняли и описали их, записали подкасты о каждом и сделали сайт с картой. Основываясь на нем, власти создали реестр объектов советского монументального искусства Нижегородской области на уровне правительства и Минкультуры. Это единственный такой проект в России.

При составлении карты мы увидели, что в хорошем состоянии сохранились в лучшем случае 5—7% объектов. Нам стало обидно за наше наследие.

Я, Раис и Светлана — профессиональные художники с навыками реставрации мозаики. Мы решили начать восстанавливать их. Для этого в 2022 году открыли Школу реставраторов, чтобы научить других помогать нам.

Школа работает в арендованной нами творческой студии в Нижнем Новгороде. Всего у нас было три последовательных набора, в каждом — по 10—12 человек. Большую группу невозможно контролировать, и это небезопасно. Кроме того, в обучении важен личный контакт.

За полтора месяца мы ознакомили студентов с примитивными техниками восстановления мозаики. Курс был бесплатным, и сразу после его завершения мы приглашали учеников на реставрацию.

При выборе мозаик, которые хотим восстановить, обращали внимание на несколько моментов:

1. Владелец объекта должен быть готов нас принять, — в нашем случае все здания принадлежали государству.
2. Возможность проводить реставрацию в удобное время. Так, одну из мозаик мы делали в ноябре, потому что она в помещении.
3. Транспортная доступность — чтобы организовать доставку волонтеров.
4. Художественная ценность мозаики.

Сначала мы осматриваем работу и оцениваем, прочно ли она держится на основе. В помещениях мозаики почти всегда в идеальном состоянии, а уличные разрушаются, поскольку между кусочками зимой замерзает вода, превращается в лед и расширяется. Чтобы предотвратить это, нужно сделать над панно небольшую крышу.

После нужно оценить, много ли кусочков утрачено, и подобрать стекло требуемых оттенков. Мы заказываем стекло с пигментом у стекловаров, но бывает, что современные материалы не подходят по цвету — они слишком яркие и открытые. Тогда мы спрашиваем у знакомых художников, не осталось ли у кого-то советского стекла. И часто бывает, что они приберегли небольшой остаток в гараже.

Сохранившуюся часть мозаики при необходимости механически или химически очищаем от грязи и мусора. Затем извлекаем обломки поврежденных кусочков и на их место на специальный клеевой раствор ставим новые. Напоминает работу стоматолога: сначала он высверливает кариес, а потом ставит пломбу.

Реставрация сильно отличается от процесса создания мозаики, потому что нужно попасть в стиль автора. Бывает, за день удается выполнить работы всего лишь на площади в 10 см² — со стороны никто даже не заметит, что что-то изменилось.

Через знакомых и объявления в нашей группе мы приглашали участвовать в восстановлении мозаик всех желающих. Прошедшие курс в Школе реставраторов на месте объясняли новичкам, что делать. Техническая сторона работы нетяжелая: требуется быть аккуратным, усидчивым и несуетливым.

Более сложна художественная сторона реставрации — например, что-нибудь нарисовать или подобрать цвета. Ее курировал Раис Ханнанов. Желающих помочь в реставрации оказалось много — около 40 человек. Одновременно участвовали 7—9, максимум — 12 волонтеров: качество работы небольшой группы легче контролировать. Думаю, добровольцев привлекала возможность быть сопричастным к изменению окружения, прикоснуться к настоящему искусству.

А еще мне кажется, что работа руками возвращает человеческий облик. Обычно ходишь дерганный, суетишься, вздохнуть некогда. А выходишь на реставрацию — и работаешь спокойно с утра до ночи. Поговоришь, попьешь чай — и чувствуешь себя живым.

Вместе со студентами и добровольцами мы восстановили четыре мозаики. Первая расположена в музыкальном училище в Дзержинске, вторая — на его фасаде, третья — на детском садике в Нижнем Новгороде, а четвертая — внутри Дома культуры Чкаловска.

Две мозаики в Дзержинске и одну в Чкаловске мы восстановили благодаря гранту от Нижегородской области на 975 000 ₽ с софинансированием 525 000 ₽. Мы предоставили профессиональное оборудование и инструменты, редкие материалы и мастерскую. Сам я тоже не получаю деньги за работу на проекте. На реставрацию мозаики в Нижнем Новгороде получили еще 280 000 ₽ от администрации города. Основные расходы — оплата транспорта, работа координаторов-художников и кураторов проекта.

Кроме того, на эти деньги мы организовали восемь детских мастер-классов по мозаике, лекции о мозаике, передвижную фотовыставку работ Валентина Любимова и экскурсии для горожан. Туры бесплатно проводили племянница художника-монументалиста Марианна Любимова, Светлана Никольская и я. Мы рассказывали об истории мозаики и принципах ее создания, давали потрогать кусочки цветного стекла. После гуляли по городу и осматривали работы, знакомили с их авторами и показывали иллюстрации с другими мозаиками этих художников.

По состоянию на февраль 2024 года мы не водим экскурсии, но на нашем сайте доступно несколько маршрутов с описаниями объектов.

На прогулки мы старались приглашать жителей района или тех, кто провел там какую-то часть жизни, например учился. Личное соприкосновение очень важно: нарисованная 350 лет назад каким-то художником картина трогает не так сильно, как мозаика, которую делали на садике, в который тебя водили.

Помню, однажды пришли осматривать объект, и экскурсантка сказала: «Ой, когда я была маленькая, отковыривала квадратики в этом бассейне!»

У нас много планов. Хотим провести большую исследовательскую конференцию с коллегами из других городов, которые занимаются восстановлением мозаик: из Тольятти, Краснодара, Вологды, Омска, Москвы и Нижнего Новгорода. Также есть идея запустить тематическую сувенирную продукцию.

Мы выявили еще 50 объектов монументального декоративного искусства, которые хотим добавить на нашу карту. И, конечно, собираемся продолжить реставрационную работу. Мы получили много запросов и приглашений от руководителей учреждений, где сохранились мозаики. Но мы негосударственная организация, поэтому наша помощь зависит от того, получим ли мы новые гранты или иное финансирование.

Расцвет советской мозаики пришелся на двадцатилетие между концом шестидесятых и концом восьмидесятых. И сегодня многие панно пора реставрировать. Одни мы не справимся: думаю, работы на этом поприще хватит для всех. Если вы хотите поучаствовать, рекомендую найти единомышленников, которые уже этим занимаются. Если их нет — можете организовать такую группу сами. А мы готовы помогать технически и консультационно, ведь это наша общая история.

Я родилась в Ленинграде и всю жизнь прожила здесь. В 1995 году поступила на кафедру истории искусства исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Как и многие сокурсники, увлеклась петербургской архитектурой начала 20 века. Мы были очарованы стариной, модерном и ходили по парадным старинных зданий, чтобы восхититься этой увядающей красотой. Тогда она еще не была спрятана за металлическими дверями с кодовыми замками.

В то время начали повсеместно демонтировать исторические двери с резным декором и фигурными латунными ручками — они лежали штабелями вдоль фасадов домов. Это было горько видеть.

Мы с друзьями фотографировали остатки архитектурного декора в парадных: лепнину, ажурные ограждения лестниц, витражи, ворота. Цветная пленка была дорогой для меня, поэтому большинство моих фотографий были черно-белыми. С тех пор желание спасти ускользающую красоту так и ведет меня по жизни.

Курс по истории русской архитектуры вел Борис Михайлович Кириков — один из самых авторитетных ученых Петербурга в этой теме. Однажды я прочитала его статью о витражах. Там была фраза: «История петербургских витражей еще не написана. Она ждет своего исследователя».

Под руководством Бориса Михайловича Кирикова я написала курсовую работу по этой теме, потом — дипломную. Затем поступила в аспирантуру и защитила диссертацию «Витражи в русской архитектуре: Санкт-Петербург и его памятники».

Витражи — это декоративные или сюжетные композиции из цветных стекол в оконных рамах, которые пропускают свет и при этом создают изображение — например, узоры или библейские сюжеты. Их начали делать в раннем Средневековье, и поначалу исключительно в практических целях. Площадь оконных проемов увеличивалась, а оконное стекло большого размера делать не умели. Большие плоскости остекления собирали из кусочков, соединяя те свинцовым профилем. Так появилась техника свинцово-паечного витража, которая описана в трактате монаха Теофила 12 века.

О цветных стеклах в древнерусских постройках ученые знают из археологических раскопок. Но полноценное развитие этого искусства в России началось только в 19 веке. Ключевым моментом стала установка в Исаакиевском соборе — кафедральном храме страны — заалтарного витражного образа с изображением Воскресшего Спасителя в 1847 году. После этого цветные стекла распространились в церковных и гражданских сооружениях по всей России.

Больше всего витражей было создано и до сих пор сохранилось в Петербурге — столице Российской империи. Здесь работали крупные стекольные предприятия, было много художников-профессионалов.

Кроме того, в конце 19 — начале 20 века в столице наблюдался строительный бум. Для оформления внутреннего пространства доходных домов и общественных сооружений требовалось много декоративной отделки, в том числе — витражей. Ими украшали лестницы и дорогие квартиры. Они были уместны в библиотеках, кабинетах и даже туалетах. К началу 20 столетия витражи стали неотъемлемой частью не только культуры той эпохи, но и культурного кода петербуржца.

После революции предприятия стекольной промышленности были национализированы, и приоритет в производстве отдавали насущным нуждам общества: в больших объемах требовалось оконное стекло, посуда, оптические и технические стекла. Витражи вернулись в конце 1930-х, но Великая Отечественная война прервала эти начинания вплоть до 50-х годов.

Художественные процессы следуют за политическими, новый социальный заказ определил новые темы: в монументальном искусстве появились красные знамена, колхозники и рабочие, солдаты и матросы, портреты вождей. В СССР витражами украшали уже не частные жилища, а исключительно общественные здания: музеи, больницы, санатории, заводы, детские сады. Метрополитен во многих городах — настоящий музей советского искусства.

Мы уже никогда не узнаем, сколько витражей было в Петербурге к 1917 году. Первые попытки их каталогизировать предприняли художник и краевед Евгений Иванов и журналист Константин Севастьянов. Они в конце 90-х выпустили три небольших издания об утраченных и сохранившихся стеклянных узорах. В книге 2006 года «Витражи Петербурга» я попыталась осмыслить это искусство и систематизировать его с культурологической позиции. Тогда стало ясно, что витражи — это не случайные единицы творчества, а целый пласт русской культуры.

Сегодня кажется непостижимым, как это наследие прошло мимо внимания, когда оно еще было многообразно и полно представлено в архитектуре. Петербургские витражи как тему для исследования открыли только в 1990-е. Увидев красоту этих полуразбитых разноцветных стекол, осознав ценность этого наследия, я не смогла больше жить иначе, кроме как изучая, сохраняя и популяризируя их.

После окончания университета в 1998 году я более 10 лет работала в Государственном музее истории Санкт-Петербурга. Начинала как младший научный сотрудник, после заведовала издательским отделом и лекторием. Писала исторические справки, участвовала в организации выставок и мероприятий, работала с музейными коллекциями, формировала музейные издания.

В свободное время изучала витражи: обследовала окна на лестничных клетках, фотографировала, описывала и заносила в рукописные каталоги — тогда компьютеры были не особо распространены.

В 2007 году я ушла из музея из-за сокращений. Тема витражей меня не отпускала, и супруг подарил мне на Новый год сайт, чтобы вывести мою работу в публичную сферу. Так появился портал «Витражи в России», который я администрирую и поддерживаю за свой счет. На сайте размещаю как свои статьи, так и тексты других исследователей с их разрешения. Кроме публикаций веду канал в «Телеграме» и группу во «Вконтакте».

Параллельно стала работать как независимый исследователь: пишу об искусстве и художниках, иногда организую выставки и участвую в других культурных проектах. Моя деятельность не ограничена изучением витражей. Как независимый исследователь я пишу статьи и книги о современных художниках и различных явлениях в отечественном искусстве, курирую выставочные проекты. Но тема витражей остается системообразующей в моей жизни.

В 2019 году вместе с градозащитниками Сергеем Васильевым и Александрой Тесаковой мы создали электронную базу данных о петербургских витражах, чтобы подсчитать их количество, описать сохранившиеся, указать их состояние, выявить аварийные адреса. Подобная работа по этой теме еще никогда не проводилась. Мы хотели выяснить, чем город обладает в настоящий момент.

Инвентаризацию начали с Васильевского острова: разработали алгоритм обследования территории, сделали «лист осмотра» — своего рода паспорт витража, разделили остров на участки, привлекли волонтеров. Поскольку у меня был сайт «Витражи в России», публиковали собранную информацию на нем. А чтобы она была доступной и вне интернета, решили издать книгу. Мой опыт издательской работы в музее помог в этом.

Первая книга о витражах в Василеостровском районе вышла в 2020 году крошечным тиражом в 150 экземпляров. Деньги собирали краудфандингом  .

Книга разошлась мгновенно — это подтверждало, что тема интересна петербуржцам. И на самом деле, когда держишь в руках печатное издание с цветными иллюстрациями, с текстами о каждом здании с витражами, просто физически ощущаешь весомость этого наследия. В марте 2021 года мы выпустили том про Петроградский район, а в феврале 2022 года — про Адмиралтейский. Деньги также собирали через краудфандинг.

Осенью 2021 года я организовала выпуск подарочного календаря с фотографиями петербургских витражей. Доход с их продажи покрыл часть затрат на издание про Адмиралтейский район.

В 2024 году должна выйти книга про Центральный район. Она уже сверстана и готова к печати. Каждый том открывает большая вступительная статья с историческими изображениями, а в основной части — адресный каталог с фотографиями и описанием того, что сохранилось, в том числе состояния объекта.

Наш проект — волонтерский: участники работают добровольно и без оплаты. У нас есть рабочий чат, в который я добавляю тех, кто хочет помогать. Там публикую задачи: отвезти документы, что-то сфотографировать, подписать фотографии определенным образом, пообщаться с жильцами. Участников с гуманитарным образованием и опытом написания текстов привлекаем к подготовке исторических справок, на основе которых я создаю публикации для интернет-портала или книг.

Каталоги мы выпускаем небольшим тиражом — в пределах 500 экземпляров. Издания стоят дорого, хотя мы и продаем их на грани себестоимости. Так, последний, третий том, который еще есть в наличии, стоит 2450 ₽ без доставки. Все остальные выпуски серии уже давно распроданы.

Продажи книг — второстепенная задача. Для меня важно, чтобы наш каталог лежал в библиотеках и был доступен читателям. Обязательные экземпляры мы отправляем в Российскую книжную палату, откуда они расходятся по крупным книгохранилищам страны.

Также дарим книги библиотекам района, которому они посвящены. Их посетители смогут быстро найти информацию о витражах там, где они живут, и участвовать в их сохранении. Еще мы рассылаем наши книги в управляющие компании тех домов, где остались витражи. Так мы надеемся повысить социальную ответственность ТСЖ и УК, которые отвечают за внутридомовое имущество.

Многие петербургские витражи сейчас в ветхом состоянии: прошло около века с их создания, они состарились. Их надо реставрировать, а это затратный и долгий в согласовании процесс. В признанных объектами культурного наследия зданиях витражи охраняет государство, их нельзя трогать без согласования с комитетом по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга.

В домах, которые не имеют такого статуса, решение обычно принимают управляющие компании. Там судьба витражей складывается по-разному. Бывает, к архитектурным деталям относятся внимательно, а бывает — ставят на их место стеклопакеты.

Многое зависит от жильцов. Если они понимают, какую ценность представляют витражи, метлахская плитка  на полах и лепнина на потолке, тогда историческая отделка может выжить. Если же они равнодушны, шансов почти нет.

К счастью, появляются сообщества жильцов, которые заботятся о пространстве за порогом собственной квартиры. Они защищают витражи от вандалов и ведут переписку с инстанциями, чтобы сохранить то, что составляет «дух места». Успешных примеров много. Так, жильцы дома 19 на улице Добролюбова за свой счет восстановили несколько десятков витражей в парадной лицевого корпуса.

В историческом районе Семенцы появилась инициативная группа, которая заботится о сохранении витражей. Я знаю, что на встречи с государственными и общественными организациями они берут нашу книгу в качестве документа. Печатный каталог выглядит солиднее, чем сайт, и вызывает больше доверия, особенно у старшего поколения.

Мне кажется, основной итог двадцатилетней работы петербургских краеведов и исследователей — то, что ценность витражей уже мало у кого вызывает сомнения. Когда я студенткой фотографировала разбитые цветные стекла в окнах, жильцы не раз спрашивали меня, что я делаю: «Какие витражи? Эти цветные стеклышки? И что в них такого? Они стоят тут никому не нужные уже сто лет». В 2024 году таких вопросов не появляется.

Главный результат моей работы — это участие в изменении общественного сознания. Петербуржцы начинают иначе смотреть на рукотворную среду вокруг себя и беречь то, что создано другими. Я считаю, что это важно для психологической устойчивости — заботиться о том, что сделано до тебя. Когда человек видит, что деяния предшественников содержат в порядке и ценят, возникает уверенность, что и он живет не напрасно, и его дела будут беречь потомки. Это стимулирует желание творить и работать на пользу себе и другим.

Моя главная цель на будущее — закончить инвентаризацию витражей Петербурга. Мы каталогизировали четыре центральных района — по моим оценкам, это порядка 1000—1500 объектов и до 90% всего витражного наследия города. Остались еще 14 районов и пригороды — большая по площади территория, но там немного застройки начала 20 века, которая нас интересует. В 2025 году надеюсь издать пятый и последний том об окраинах и окрестностях.

Еще одна задача — передать нашу базу данных на постоянное хранение в госучреждение или общественную организацию, чтобы этот материал был доступен в долгосрочной перспективе. Пока такой возможности я не нашла.

Нашему проекту осталось сделать не так уж и много. Мы не ищем новых волонтеров: сложившаяся команда справляется со всеми задачами. Желающим приобщиться к сохранению исторической среды я бы посоветовала посмотреть вокруг и увидеть, что нуждается в заботе вне стен своей квартиры. Это может быть забитая фанерой историческая дверь, закрашенные печи и камины, отбитые фрагменты лепнины, изрисованные маркерами подоконники — или что-то другое, что можно привести в достойный вид.

А после — найти единомышленников: присоединиться к существующему сообществу или создать новое. Изучить проблему на разных уровнях — от правового до реставрационного, пообщаться с управляющей компанией, попросить совета у тех, кто уже идет по этому пути. Уверена, что наступит время, когда забота о среде проживания станет такой же естественной, как о собственном имуществе и семейном наследии.

Моя семья переехала в Подмосковье из Казани, когда мне было 10 лет. Я отучился на математика в Московском государственном педагогическом институте, успел поработать в консалтинге, делопроизводстве, метрологии  . Наконец, устроился в ИТ-компанию с банальным названием «Информационные системы», помогал организациям-клиентам устанавливать программы и учил персонал ими пользоваться.

В 2007 году меня отправили в командировку в город Энгельс Саратовской области. Там я обратил внимание на дома с «цветными окошками»: слова «наличники» я тогда даже не знал. Я стал их снимать, потому что увлекался фотографией и зарабатывал на фотобанках. После — сделал коллаж и выложил на стоки.

Буквально через неделю меня командировали в город Навашино Нижегородской области, где я тоже отфотографировал наличники. Оттуда по рекомендациям съездил в село Дедово и Муром во Владимирской области. А еще через неделю отправился с друзьями кататься на велосипедах по Ярославской области. Так меньше чем за месяц я увидел и отснял наличники в четырех регионах.

Я обратил внимание, что они сильно друг от друга отличаются. Попытался узнать, почему так, пошел в книжный на Арбате и попросил книгу о наличниках. Ответ был хрестоматийным: «Банковское дело на втором этаже». Продавщица тоже не знала этого слова и решила, что я спрашиваю про наличные.

В «Живом журнале» обнаружил сообщество любителей наличников. Я, неофит с горящими глазами, предложил создать каталог. На это опытная участница ответила, что они такое не потянут.

Так зародился мой проект — виртуальный музей наличников.

Тогда был экономический кризис, и чтобы работодатель не сократил меня, я предложил взять на себя все командировки. За год объехал около 30 городов, где фотографировал наличники и выкладывал их в ЖЖ. В 2010 году сделал сайт наличники.com — адрес с доменом .ru уже был занят. Сейчас активнее веду соцсети — например, группу во «Вконтакте».

Уже в 2011 году уволился с работы и стал зарабатывать только на фотобанках, свадебной и архитектурной фотосъемке. Командировок не стало, и я выбирался в поездки за наличниками всего пару раз в год.

В 2012 году мне написали ребята из Рязани и попросили прислать маршрут, по которому я ходил в их городе. Они обнаружили, что сохранилось меньше половины тех домов, которые я снимал в 2009 году. Меня это поразило: я думал, что старые здания могут, как в Петербурге, простоять еще много лет. Тогда понял, что надо чаще ездить и снимать.

Мой приятель рассказал мне о краудфандинге. Когда в 2012 году открылась платформа «Планета-ру», я стал одним из первых, кто зарегистрировался на ней со своим проектом. Я составил список из 460 исторических городов России и попытался собрать 1 000 000 ₽ на то, чтобы посетить их и отснять наличники. СМИ подхватили историю о том, что некий фотограф хочет за миллион объехать всю страну ради такой необычной цели. В итоге мне удалось собрать 118 280 ₽ и отснять на эти деньги Ярославскую, Владимирскую и часть Рязанской области.

Через год запустил еще один сбор. В нем я хотел объехать всю страну, отснять наличники и сделать книжку-каталог, которую обещал прислать каждому, кто отправит мне хотя бы 1700 ₽. Планировал собрать 8 500 000 ₽, но пожертвовали только 632 000 ₽. Мне их не выплатили: у платформы появилось правило, что деньги возвращают участникам, если задонатили меньше 50% общей суммы. Это было к лучшему: позже я понял, что книжка получилась бы огромная — на 2000 страниц.

По рекомендации «Планеты-ру» я решил разбить проект на части. В сентябре 2014 года стал собирать 1 776 000 ₽ на издание книги о наличниках Центральной России. В апреле 2015 году кампания завершилась — около тысячи человек пожертвовали мне более 2 000 000 ₽. Параллельно я начал продавать календари с наличниками своим подписчикам в «Живом журнале» с той же целью — заработать на новые экспедиции. В 2015 году открыл новый сбор на «Планете-ру» на издание календарей — привлек 492 800 ₽, почти в восемь раз больше, чем планировал.

К осени 2015 года я отснял уже 30 городов. Но случилось непредвиденное: у моей дочки Вари обнаружили лейкоз. Лечение было бесплатным благодаря фонду «Подари жизнь»  , но ей нужно было много внимания, и я не мог работать. За два года, пока длилась терапия, я потратил на жизнь все собранные на книгу деньги.

Я чувствовал себя ужасно: это же растрата. Но от более чем тысячи участников сбора получил много поддержки: «Не надо ни книги, ни денег, главное — лечитесь!» Был только один недовольный, которому я вернул его пожертвование в 2000 ₽ и еще заплатил неустойку — около 5000 ₽.

Когда Варе стало лучше, я продолжил заниматься свадебной и интерьерной фотосъемкой, выпускать календари. К весне 2019 года книга была готова к печати. Я объявил об этом — и получил еще около 300 заказов. В итоге напечатал 2200 экземпляров — с запасом. Около 1000 книг отправил поддержавшим проект на «Планете-ру», а остальные продавал постепенно, что позволило мне пережить ковидный год.

Также с 2018 года вместе с проектом «Глухомань GO» я участвую как гид в турах выходного дня на тему наличников. Самый популярный — двухдневная поездка в Ивановскую область. Я показываю наличники в богатом купеческом городе Шуе, селе Палех и городе Южа.

Основательница проекта Анастасия Клепова в свое время написала несколько статей о моем виртуальном музее, а позже стала его пиар-директором. Также мне помогает жена. Других членов команды нет: я не очень умею организовывать людей, поэтому почти все приходится делать самому.

В 2020 году я решил продавать модели наличников из фанеры, которые можно самому собрать и раскрасить. Я подумал: здорово, если можно будет не только рассмотреть их, но и потрогать. Сам сделал 3D-дизайн для двух моделей и нашел токарей, согласных за это взяться.

Запустил краудфандинг и получил заказы больше чем на 2000 моделей. Мастера не были готовы выполнить такой большой объем и предложили мне купить лазерный станок и вырезать самому. Звучало пугающе: как будто бы мне сказали сделать ботинки. Конечно, я знаю, как они выглядят, но не имею понятия, куда надо стучать молотком. В итоге я преодолел страх, арендовал помещение, приобрел два станка и научился ими пользоваться.

На февраль 2024 года я продолжаю продавать книги, сборные модели, открытки и другие сувениры с наличниками на своем сайте или через партнеров. Показываю их на мероприятиях для популяризации традиции: например, на выставке народных художественных промыслов «Ладья» или выставке независимых мастеров ArtFlection. Ежегодно выпускаю календари. На эти деньги живу и развиваю проект.

Многие думают, что наличники — это предание глубокой старины. На самом деле, они появились только в конце 17 века, когда в России стали производить оконные стекла. В то же время под влиянием европейской традиции возник стиль русского узорочья  . Наличники изначально делали в камне, а те, кто победнее, стали повторять замысел в дереве.

Тогда же стали зарождаться региональные различия. Крестьяне на широте Московской области и севернее не работали на земле, но платили оброк, там развивались промыслы, проходили ярмарки. Они были более зажиточными, чем крестьяне Черноземья, и заказывали наличники у местных резчиков, чтобы повторить то, что видели на барском доме или церкви.

Появились артели, которые на заказ украшали чужие дома и делали иконостасы. У каждой был свой почерк и свой ареал работы радиусом не больше 100 километров.

Замысловато украшали дома в городах и селах, которые разбогатели на торговле или промышленности, — в Костроме, Иваново, на Урале и в Сибири. А вот в старинном церковном городе Переславле-Залесском наличников почти нет, поскольку священникам не нужно было рисоваться. Зато в семи километрах от него — торговое село Купанское, где все дома украшены резьбой.

Сделать всю избу кучерявой не допускалось — люди могли пальцем показывать, говорить: «Вот придурок-то Гришка!» Зато обзавестись самыми красивыми наличниками на улице — отличный способ показать свою крутизну.

Старейшие наличники — примерно 40-х годов 19 века — сохранились в Нижегородской области: там есть славная традиция вырезать дату строительства дома прямо на нем, поэтому ее можно точно установить.

Резьбу делали стамесками  — и наличники были рельефными, объемными и дорогими. К концу 19 века появились лобзики, и резьба стала витиеватой и пышной, а наличники — более дешевыми. Это способствовало их распространению. К 30-м годам 20 века их производство зачахло: нельзя было выделяться, чтобы не раскулачили. Мне дважды рассказывали истории, как людей заселяли в купеческий дом, — и они на всякий случай снимали наличники.

В 50-е годы, когда колхозникам разрешили зарабатывать деньги, умельцы вновь начали вырезать наличники для себя и под заказ. В 90-е традиция опять пришла в упадок и возродилась в начале 21 века — уже без региональных привязок. Благодаря книгам и интернету в Брянске теперь ставят наличники как в Томске, а на Урале — как в Ростове Великом.

Пока деревянных домов с наличниками слишком много, чтобы их признали достойным охраны наследием. Но постепенно их сносят и перестраивают, они сгорают. Когда жильцы меняют окна на пластиковые, часто мастер снимает наличники, а обратно не ставит — это не входит в стоимость. Тогда владельцы выкидывают их или пускают на растопку, потому что не видят никакой ценности.

Свою миссию я сформулировал метафорой: я посыпаю сахаром край воронки, чтобы те, кто никогда не слышал о наличниках, заинтересовались и увидели их красоту. Для этого нужны регулярные напоминания: то человек календарь увидел у соседа, то мой пост в соцсети, то в Мышкин поехал и посмотрел на наличники. Приведу аналогию: в СССР чуть ли не в каждом дворе была хоккейная коробка, и в итоге страна стала чемпионом мира по хоккею.

Я рассказываю о наличниках с горящими глазами — и все больше людей вовлекаются: начинают их замечать, фотографировать, показывать другим и доносить их ценность. А стоит один раз их заметить — уже не развидеть: будешь ехать по Егорьевскому шоссе от Москвы до Гжели, а они со всех сторон.

Еще на заре проекта, в 2011 году, произошла удивительная история. Мне написала женщина и рассказала, что у нее муж работает онкологом, и большую часть времени они живут не в России. Ей хотелось украсить московскую квартиру чем-то русским, но не банальными матрешками или балалайками. Она нашла мой сайт и попросила разработать фотообои с наличниками.

Через полгода она опять обратилась ко мне и попросила календари с наличниками для онкоцентра ее мужа. Я не дизайнер, но решил, что справлюсь. Напечатали 102 экземпляра, два из которых я забрал себе, — ради этого изначально и согласился. А после она снова позвонила мне и сообщила, что всем нобелевским лауреатам очень понравились мои календари. Оказалось, что их центр давал такие подарки связанным с онкологией обладателям премии по всему миру.

Еще меня впечатляют ситуации, когда я приезжаю в условный Соликамск, где местная бабушка уже 20 лет не видела никого из Москвы. Она удивляется, что из столицы едут посмотреть на ее наличники, и в итоге решает их покрасить и сохранить.

Другой значимый результат моей работы — это коллекция наличников. С 2007 года я отснял около 20 000 объектов более чем в 450 городах: считаю это своим вкладом в науку. При этом я был далеко не везде даже в Центральной России. Некоторых из наличников уже нет.

Я помогаю музеям и дружу с проектами, которые популяризируют наличники. Например, в Переславле-Залесском есть историко-культурный центр «Русский парк», где собраны 11 копий наличников из Ярославля, Рязани и других городов, сделанные по моим фотографиям. А для музейно-выставочного комплекса «Тульский резной наличник» я сделал тактильные макеты для незрячих.

Но, конечно, самый крутой музей наличников — это наша страна. Можно просто поехать в соседний город — и вот они бесплатные под открытым небом. Так что это еще и драйвер туризма.

У меня большие планы: издать вторую книгу «Наличники Поволжья», разработать двухдневный тур в Городец Нижегородской области. Также хочу нанять сотрудника, который будет изготавливать сборные модели, и инженера для их разработки. Такие модели — классный сувенир: если твой друг уехал из Томска в Петербург, можно подарить ему томский наличник.

А еще я хотел бы устроить большую выставку со множеством макетов — так региональные различия будут наглядно видны. В конечном итоге хочу выпустить хотя бы по одной модели для каждого региона. Впрочем, и этого мало. Скажем, наличник из Московской области — это из Егорьевска, Клина, Коломны или Сергиева Посада?

Если вам тоже небезразличны наличники, загружайте свои фотографии на мой сайт или в свои соцсети. Это поддерживает уровень наличников в крови. Узнайте, есть ли в вашем регионе те, кто занимается сохранением наличников, и куда можно отнести ставшие ненужными объекты. Например, в Городце в культурном центре «Лев и вишня» есть приют наличников, где их принимают, восстанавливают, а после украшают ими дома города, чтобы сделать его привлекательнее для туристов.