Как я живу с психопатическими чертами и ищу любовь

Мне тридцать шесть лет, и я одинок.

Мои самые долгие отношения длились полгода. Когда я узнал, что у меня есть психопатические черты, то решил: именно из-за них мне не удается найти пару.

Я не склонен сопереживать другим, умело манипулирую и обманываю, иногда жертвую чужими интересами ради своей выгоды и не испытываю из-за этого угрызений совести.

Несмотря на это, я не похож на психопата-злодея, которого изображает популярный кинематограф: не наслаждаюсь страданиями, люблю животных и забочусь о близких. И главное — хочу нормальную семью. Но долгое время это не получалось, и я страдал от одиночества.

Пока я не знал, что обладаю психопатическими чертами, то думал, что мне просто не везет с девушками. После этого открытия я решил, что навсегда останусь одинок. Но я больше так не думаю.

Я считаю себя интровертом, часто я устаю от общения и стараюсь уединиться. Но недостатка в друзьях у меня никогда не было — возможно, потому что я люблю слушать, и людям это нравится.

Но в любви мне, наоборот, не везет. Ни одна из девушек, с которыми я встречался, меня не понимала.

Расставаясь со мной, одна из них называла меня психопатом, и я задумался: что, если она права? Люди с такими особенностями психики не могут сочувствовать другим, склонны к обману и манипуляциям и преследуют свою выгоду несмотря ни на что. Отчасти это определение верно и для меня.

Я не особо эмпатичен. Если у близкого человека что-то случается, мне сложно понять, почему он расстраивается. Я умею утешать и помогать, но делаю это не потому, что сопереживаю человеку. Просто мне хорошо, когда мои близкие спокойны и всем довольны. Мне также совершенно непонятно, как можно переживать из-за бед незнакомого человека. Допустим, умер кто-то знаменитый — мне наплевать.

Еще я не соблюдаю некоторые правила, которые считаются приемлемыми с точки зрения общества. Как правило, это мелочи. Например, вместо того, чтобы стоять в очереди, я нагло лезу вперед. Мои спутники в такие моменты переживают, что подумают другие. Мне же все равно, я практически не знаком с чувствами неловкости и стеснения.

Я также склонен обманывать, манипулировать и стремиться к своей выгоде несмотря ни на что, что тоже соответствует признакам психопатии. Например, однажды я разрушил отношения друга. Он расстался с девушкой и начал новые отношения. Брошенная девушка же была весьма богата. Я предложил ей рассорить парочку — за 100 тысяч рублей.

Для начала я нанял школьника разрисовать из баллончика дверь квартиры, где жили друг и его новая девушка — у нее были просрочены кредиты, и парень написал что-то угрожающее про возврат долга. После этого я заплатил одной женщине, чтобы она пришла в квартиру, когда моего друга нет дома, и устроила его девушке истерику — тот, мол, клялся в любви, заставил сделать аборт, бросил и вообще подонок.

Другу же я обеспечил подходящее для ссоры настроение — позвонил в риелторское агентство, где он работал, записался на просмотр квартиры с ним на другом конце города и никуда не поехал. Сам же снова позвонил в агентство и заявил, что их сотрудник приехал на показ в нетрезвом виде и вел себя некорректно. Так как все контакты проходили через агентство, о моем участии в этом друг не подозревал.

В итоге пара разругалась, и друг вернулся к бывшей девушке. Так я и денег заработал, и занял себя чем-то интересным. Жаль мне никого не было, и сожаления я все еще не испытываю.

Несмотря на это, я не считаю себя лишенным совести, как обычно описывают людей с психопатией. Для меня есть неприемлемые вещи — например, ударить женщину. Я люблю животных, а не мучу их, что тоже иногда считают признаком психопатии. В детстве даже подрался с соседским мальчиком, чтобы тот прекратил издеваться над кошками.

Чтобы понять, психопат ли я или все же нет, я стал искать информацию в интернете и наткнулся на книгу судебного психолога, исследователя психопатии Роберта Хаэра «Лишенные совести». Пройдя тест Хаэра на психопатию, я с облегчением понял: если я психопат, то точно не маньяк.

Опросник показал: мой уровень психопатии на 70,5% выше среднего. Психопатами Роберт Хаэр считает тех, чья оценка от 75% и выше. А значит, меня можно называть слегка психопатичным.

Я решил пройти диагностику у специалиста. Его я нашел через друга — у него был знакомый-психиатр, который заинтересовался моим случаем.

Психиатр дал мне два теста — уже известный мне опросник Хаэра и другой, огромный, названия которого я не помню.

После тестов психиатр дотошно расспрашивал о том, как я общаюсь с другими людьми и что чувствую по отношению к ним. Заставил вспомнить и детство.

Я рассказал, например, как еще в средней школе подговорил одноклассника украсть рюкзак старшеклассницы — это один из примеров того, что многие поступки, которые неприемлемы для других, мне такими не казались.

Еще я вспомнил, что еще ребенком не считал ни одного из взрослых авторитетом. Например, поправлял учителей, если они делали ошибки, и спорил с ними, иногда — без всякого повода. Некоторые учителя меня за это даже ненавидели, но я не боялся ничего из того, что пугало других школьников, например двойки или вызова родителей к директору.

Выслушав воспоминания из детства и рассказы о настоящем, психиатр сказал, что действительно отмечает слегка выраженные психопатические черты. И после этого объяснил, что «вылечить» меня и превратить в более эмпатичного человека невозможно — мои особенности не заболевание, а, скорее, проявление атипичного устройства личности.

Врач рекомендовал мне научиться жить со своими особенностями. Его слова я понял так: нормальных, полностью устраивающих меня отношений никогда не случится.

Попытки построить отношения я на время оставил — отчасти из-за того, что я не сторонник полумер. Мне не нужны просто какие-то отношения. Если и стоит тратить время, то ради отношений, которые превратятся в семью, где люди понимают друг друга и чувствуют себя вместе комфортно.

Кроме того, мне казалось, что я неизбежно буду причинять человеку рядом боль. Этого мне не хотелось, и это была вторая причина, почему я перестал встречаться с девушками.

Иногда я все же возвращался к мыслям о семье и детях. Когда на улице мимо проходила счастливая пара, я думал, что у меня этого никогда не будет — и чувствовал будто болезненный укол внутри. И однажды мне пришла в голову идея: что, если просто найти девушку с такими же ментальными особенностями, как и у меня?

Я решил, что буду искать девушку там, где можно с большой вероятностью встретить человека с антисоциальным и проблемным поведением. И первое место, которое пришло в голову, — это женская тюрьма. Однако попасть туда не получилось бы.

Подумав еще немного, я предположил: раздеваться публично за деньги — не самое приемлемое с точки зрения общества занятие, а значит, среди занимающихся этим девушек могут быть и слегка психопатичные, как я. Так я решил начать поиски со стрип-клуба.

Никогда ранее в стриптиз-клубах я не бывал, поэтому шел туда в радостном предвкушении. Как всегда, когда предстоит сделать что-то, что не особо приветствуется обществом. Я понимал, шансы, что мой план сработает, невелики, но, к моему удивлению, события развивались удачно.

Как знакомиться со стриптизершами, я не знал — то ли ты должен к ним подойти, то ли они сами решают пообщаться. Поэтому в клубе я просто сидел и любовался танцем, пока ко мне не подошла брюнетка. Я пожал ей руку, и мы начали говорить.

Я предложил ей встретиться вне стрип-клуба, и это произошло уже через день.

На встречу Надежда приехала на БМВ X5 — не самой дешевой машине. Оказалось, это подарок предпринимателя-отца. Сама же девушка окончила философский факультет, а стриптизом занималась потому, что ей все время было скучно. Чтобы перестать скучать, ей все время нужно было что-то экстраординарное, будоражащее кровь. И такая страсть к приключениям и непереносимость рутины и монотонности свойственны людям с психопатией, как пишет Роберт Хаэр.

Такая скука знакома и мне. То, что обычный человек старается избегать, я делал с радостью. Скучая, я вступал в секты и помогал друзьям вернуть долг — создавал ситуации, когда должнику проще отдать деньги, чем остаться с ними. Моя авантюра с поиском девушки в стрип-клубе — приключение того же рода.

К концу свидания я был уверен, что Надежда — именно такая девушка, которую я искал.

Позже я убедился: у нее много тех же черт, что есть и у меня. Она умело и с удовольствием манипулировала другими и не чувствовала вины. Ее не ограничивали общепринятые понятия, как жить правильно и прилично, и она не была такой чувствительной и ранимой, как другие знакомые мне девушки.

Все это Надя признавала сама, но не считала проблемой. Наоборот, утверждала, что подобные качества помогают ей в жизни и считала их своей суперсилой. В отличие от меня, она никогда не обращалась к психиатру и не проходила диагностику — говорила, что в этом нет смысла.

Казалось бы, отношения с таким похожим на тебя человеком должны быть идеальными. На деле же встречаться с Надей интересно, но выматывающе: мы постоянно как бы пытались переманипулировать друг друга.

Например, однажды я захотел, чтобы Надя перестала общаться с подругой, которая меня раздражала. Я записал на видео, как эта подруга рассказывает Наде про своих ухажеров, которые водят ее в дорогие рестораны и дарят украшения, — и отправил ее мужу. Больше подруга рядом не появлялась.

Надя разозлилась, но не потому, что жалела подругу. Следуя логике Нади, от своей знакомой должна была избавиться она сама, не я. И это, как мне кажется, еще одна демонстрация того, как мы похожи.

В ответ на подобные выходки с моей стороны Надя обязательно отвечала в том же духе — например, прикидывалась беременной. В итоге через полгода мы устали от взаимных манипуляций и решили расстаться, но до сих пор общаемся — как друзья с привилегиями. Возможно, это единственный приемлемый для нас формат отношений.

После расставания я был немного подавлен, потому что план найти отношения с похожим на меня человеком провалился. Что делать дальше, я не знал и решил обратиться к психологу. Его я нашел на «Авито» — смотрел на отзывы, ходил на консультации и выбрал того специалиста, который показался мне компетентным. За прием я платил 2500 ₽.

Психологу я рассказал об одиночестве, психопатии и отношениях с Надеждой и другими девушками. К моему удивлению, оказалось: он вовсе не считает, что мои особенности исключают возможность найти пару и создать нормальную семью. По его мнению, легкая психопатичность — это вариант нормы и особенность, которую человек способен контролировать, если сам того хочет.

И сейчас, изучив по совету психолога литературу о психопатии, я склонен согласиться с ним — и не просто потому, что хочу представить себя лучшим человеком, чем являюсь.

Массовая культура демонизирует людей с такими ментальными особенностями, как у меня. В кино и сериалах, например, таких как «Ганнибал», психопаты изображаются как жестокие, садистические злодеи, которые получают удовольствие от страданий других, аморальны и талантливо управляют другими людьми. Этот универсальный портрет далек от реальности. Об этом, например, писал бельгийский исследователь Сэмюэль Лейстедт, который отсмотрел и проанализировал 400 фильмов о психопатах, снятых с 1915 по 2010 год.

В реальной жизни психопаты — очень разные люди. Это, например, показывает история нейробиолога Джеймса Фэллона.

Он искал анатомические особенности мозга, свойственные людям с психопатическими чертами. Чтобы это сделать, Фэллон просматривал сканы мозга серийных убийц.

Одновременно с этим Джеймс Фэллон изучал болезнь Альцгеймера — и на его столе лежали снимки его собственного мозга, а также результаты сканирования мозга членов его семьи. Просматривая их, он случайно заметил на одном из этих снимков те же особенности, что и у серийных убийц. И оказалось, что на нем запечатлен его собственный мозг.

Джеймс Фэллон не стал скрывать свое открытие. Наоборот, он рассказывает о нем в интервью и даже написал книгу «Психопат изнутри». Он признает, что ему свойственны не только анатомические особенности мозга людей с психопатией. Например, он не испытывает сочувствия к другим и агрессивен, но агрессию предпочитает выплескивать в спорах, а не в насилии.

Эти особенности не помешали Фэллону быть счастливо женатым и иметь детей. А после того как он узнал о них, он стал больше думать о чувствах других людей и делать вещи, которые окружающие считают правильными. Мотивация к изменениям, по его собственному признанию, — гордость: ему хочется доказать себе и другим, что может контролировать свои импульсы.

Джеймс Фэллон называет себя «просоциальным психопатом». Так же себя называет автор книги «Признания социопата» — женщина-юрист, которая писала под псевдонимом М. Е. Томас. Несмотря на отсутствие собственного морального кодекса и такие психопатические черты, как расчетливость и склонность к обману, ей удается оставаться вполне нормальным членом общества — благодаря тому, что в своих поступках она опирается на христианские заповеди.

Как и эти люди, я просоциальный психопат и не применяю насилие. А также стараюсь контролировать свои особенности с тех пор, как узнал о них, — не манипулировать людьми, больше заботиться об их чувствах и поступать так, как считается правильным для хорошего человека.

Мой психолог утверждает, что мои манипуляции в отношениях — скорее подсознательное желание прекратить их, чем типичное поведение психопата.

Чтобы узнать, откуда взялось это желание, психолог стал расспрашивать о моем детстве. Так мы выяснили: моя семейная модель — это неполная семья с одним-единственным родителем. Сформировалась она потому, что меня воспитывала мать — практически без участия отца. Образ запечатлелся в моем подсознании как «правильный». Теперь я, вступая в любые отношения, стремлюсь сделать из них «правильные» — и разрушаю их.

Когда я спросил, что со всем этим делать, психолог ответил — строить новые нейронные связи. И мы начали их строить.

Строить новые нейронные связи нелегко. Эти связи — привычки, записанные в мозге. Человек делает что-то, и в этот момент определенные нейроны в мозге возбуждаются вместе. Делаешь снова и снова — между ними образуется связь.

Когда эта связь уже есть, мозгу удобно ей пользоваться, и человек склонен действовать в соответствии с этой нейронной связью раз за разом. Действовать иначе сложно, но только так можно сформировать новые нейронные связи и изменить свои привычки думать и вести себя.

Ради новых нейронных связей я вспоминаю различные ситуации из моего детства на встречах с психологом и как бы заново проживаю их. Еще я хожу на групповые занятия с людьми, у которых также не получается построить отношения.

Больше всего на меня повлияло, что по совету психолога я начал писать письма бывшим девушкам. На бумагу выплескиваю все, что думаю о человеке, что хотел бы сказать, но не успел, что чувствую в данный момент. Законченное письмо не отправляется к адресату — его я сжигаю. Важен сам процесс письма. По словам моего психолога, это помогает лучше понять себя и то, как я воспринимаю отношения.

Мое отношение к женщинам меняется. Феминистом я, конечно, не стал, но уже не так консервативен, как до встречи с психологом.

Раньше я думал, что женщина должна быть всегда покорной, во всем поощрять своего мужчину и слушаться его — и что это единственная приемлемая модель отношений. Когда что-то происходило не по этому сценарию, я как бы ставил девушку на место. Моя позиция выражалась так: «Пункт первый. Я всегда прав. Если я неправ — смотри пункт первый».

Это правило работало безотказно. Правда, на благо моего эго, а не на благо отношений. Психолог помог мне это понять и объяснил, что мои убеждения скорее соответствуют 19 веку. Современная же модель отношения — это равенство. В таком сценарии женщина — не домашний питомец, которого нужно оберегать, но требовать послушания, а полноценный партнер, с которым нужно советоваться.

Парадоксально, но, несмотря на убеждение, что женщина должна во всем подчиняться мужчине, я всегда хотел, чтобы рядом со мной была умная и сильная женщина. Выбирал я именно таких. Но ум и сила никак не соотносились с той концепцией отношений, которую я исповедовал. Это еще одна причина, почему я так часто ссорился с девушками — из сильной личности я старался сделать домашнего питомца.

Сейчас я в процессе трансформации, и люди вокруг меня стали это замечать. Моя бывшая девушка Надя, с который мы иногда по-дружески встречаемся, смеется и говорит, что, когда я до конца проникнусь уважением к женщинам, то мы поженимся. Я отвечаю, что психопат в семье может быть только один.

Надеюсь, что следующие мои отношения побьют мой предыдущий рекорд продолжительности — полгода — и станут, наконец, теми самыми настоящими, серьезными отношениями.

Мне больше не кажется, что мои психопатические черты помешают мне создать семью. Но любые встречи я пока отложил на потом — слишком много работы, пришлось даже временно прекратить встречи с психологом.

Одиночество при этом меня не тяготит, и искать девушку с такими же ментальными особенностями я не собираюсь. После встреч с психологом страх, что будет некому принести стакан воды в старости, прошел. Создание семьи и жизнь одному, если не встретится подходящая девушка, — оба варианта для меня приемлемы.