Как я пережила тяжелое расставание и научилась строить здоровые отношения

Проблемы в личной жизни могут отразиться на самооценке и психическом состоянии человека.

В некоторых случаях неудачи приводят к депрессии. Читательница Т⁠—⁠Ж несколько лет находилась в отношениях, которые заставляли ее страдать. Она потратила на психотерапию 60 000 ₽ за два года, так и не смогла избавиться от депрессии, но сумела закончить абьюзивные отношения. Вот ее история.

Меня зовут Маргарита. Мне 26 лет, я живу в Ижевске, работаю в сфере строительства. Несколько лет назад я попала в абьюзивные отношения, которые привели меня к попытке самоубийства. К счастью, она была неудачной. После нее я обратилась к психотерапевту. Это не избавило меня от депрессии и временного возвращения к абьюзеру, но постепенно все же удалось лучше разобраться в себе и построить новые отношения с заботливым человеком.

С В. я познакомилась на работе. Ему было 33 года. В тот момент я уже была в отношениях, но приняла решение о расставании: В. сразу показался очень интересным и умным. Я быстро влюбилась и чувствовала, что это неправильно — жить с одним человеком и при этом мечтать о другом.

У нас все очень быстро развивалось. В. говорил слова любви, совершал спонтанные романтические поступки — например, покупал нам билеты в Сочи. Иногда он жалел меня, как маленькую девочку, — для меня это самые драгоценные воспоминания. Я чувствовала себя защищенной рядом с ним.

Тревожные звоночки появились не сразу — или я не хотела их замечать. Началось все с вопросов о моих бывших партнерах, хорошо ли мне было с ними. Периодически у В. возникали страшные приступы ревности. Он требовал, чтобы я рассказывала о сексуальных подробностях из предыдущих отношений: ему хотелось знать, насколько он хорош в сравнении с моими бывшими партнерами. Если я не хотела говорить о прошлом, он злился, однажды больно сжал мою руку. Но больше до рукоприкладства не доходило.

Несмотря на смущавшие меня приступы ревности, я хотела продолжать отношения с В. Но когда я рассказывала о том, как вижу нашу жизнь через несколько лет, он прямо давал понять, что не стоит загадывать так далеко, ведь все постоянно меняется. Меня не было в его планах на жизнь.

В первый раз мы расстались после того, как В. уволился с работы. Он чувствовал, что находится не на своем месте, не хотел работать на дядю и решил начать собственный бизнес. Тогда же он решил порвать со мной — видимо, хотел, чтобы изменения в его жизни были кардинальными.

Расставание я переживала очень тяжело. У меня не было друзей, которые могли бы поддержать, и мои дни были неотличимы друг от друга: работа, тренировка, готовка, сериал. Больше всего я боялась выходных, ведь тогда приходилось оставаться целый день в одиночестве. В один из таких выходных мне в голову пришла идея: лучше уж совсем не жить, чем так. Я написала предсмертную записку маме, где рассказала о своих переживаниях, и предприняла попытку покончить с собой. Благо у меня ничего не вышло.

Проснувшись утром после неудачной попытки самоубийства, я приняла решение спасать себя сама. Пошла в психоневрологический диспансер, но там меня, плачущую, развернули. Сказали, что прием только по записи.

Тогда я начала обзванивать всех своих знакомых и спрашивать, есть ли у них хороший психолог или психотерапевт. Один знакомый дал номера троих психологов. Двое не взяли трубку, а третья — психолог-гештальтист — ответила и сказала, что у нее есть свободное время.

Прием состоялся в этот же вечер и длился полтора часа, хотя мы договаривались на часовую консультацию. Специалист видела, в каком состоянии я нахожусь, и сама предложила продлить встречу.

В конце первого сеанса психолог взяла с меня слово, что с собой я ничего не сделаю, пока не пройду курс — 10 приемов. Я согласилась.

В итоге я проходила к ней около двух лет. Сначала два раза в неделю, а потом раз в две-три недели. За весь период терапии стоимость консультаций увеличилась с 1200 до 1500 ₽.

60 000 ₽

траты на сеансы у психолога за два года

Первый этап. Я хорошо помню состояние, в котором была на первых консультациях. Мне было настолько плохо, что я постоянно ходила опухшей от слез. На первом этапе нужна была кризисная психотерапия. Я была так потрясена, что не знала, как дальше существовать. Психолог помогла выйти из этого состояния.

Помню, как на втором сеансе специалист предложила нарисовать линию моей жизни, отметить на ней серьезные события и описать, какими тогда были мои чувства. Как я понимаю, это было нужно для того, чтобы я вспомнила, как жила до расставания и что любила. Одним из таких событий была поездка в Индию — это путешествие было моей большой мечтой, и я вспомнила, что была очень счастлива там.

Еще это упражнение помогло вспомнить о моем увлечении играми. Я решила, что нужно починить компьютер, чтобы снова играть. И это отвлекло от мыслей о болезненном разрыве.

А когда на сеансах я рыдала взахлеб, специалист просила меня глубоко дышать — объясняла, как это делать, чтобы успокоиться. Тогда дыхательные техники, о которых она рассказывала, помогали немного прийти в себя.

Второй этап. Улучшение наступило примерно через полгода. Я почувствовала, что оно началось, когда перестала мусолить тему расставания и начала задавать специалисту другие вопросы. Например, я начала спрашивать про маму.

У меня было очень тяжелое детство, а проблемы в общении с мамой остаются даже сейчас. Мои родители — люди с инвалидностью по слуху, а у отца вдобавок подозревали шизофрению. Он видел людей, которых не существовало, и разговаривал с ними, но лечиться не хотел. Кроме того, папа часто поднимал руку на маму, а ей с двумя маленькими детьми приходилось сбегать из дома. Сейчас у меня из родных осталась только мама. Сестра погибла в ДТП восемь лет назад, а отца я почти не помню — его убили в драке, когда я училась в начальных классах.

Несмотря на то что мы с мамой давно живем раздельно, она постоянно хочет знать, что я делаю и куда пошла, ей нужно, чтобы я была на связи 24/7. А если говорю, что мне некогда ей написать, она пытается навязать чувство вины: отвечает, что я ее не люблю и она мне не нужна. Благодаря работе с психологом я наконец перестала чувствовать вину за то, что иногда отказываю маме во внимании.

А после одного упражнения, которое предложила выполнить специалист, я поняла, насколько сильно мне не хватало родительской любви в детстве. Это была техника «два стула»: нужно было рассказать о себе — какая я, что умею и что люблю. Сначала я сидела на одном стуле и вела рассказ от лица меня 12-летней. А затем пересаживалась и говорила о себе взрослой.

Я глубоко погрузилась в воспоминания и в связи с этим подумала о маме. И поняла, что все свои проблемы в школе решала сама. Никогда не делилась переживаниями с мамой и не могла поговорить с ней по душам. Мама выполняла только обязательные функции — одеть и накормить.

Тогда я и почувствовала, что той маленькой девочке родители недодали любви и не жалели ее, когда это было необходимо. Зато, когда психолог попросила пересесть на другой стул и рассказать то же самое о себе взрослой, я почувствовала воодушевление. Рассказ о том, где я отучилась и где работаю, меня саму приободрил: оказалось, что я не такой никчемный человек, каким себя представляла.

Третий этап. Но улучшения во время терапии были кратковременными. Проблемы в личной жизни сохранились. Примерно через полгода после расставания мы с В. встретились в компании общих друзей, и нас вновь потянуло друг к другу.

У него продолжались проблемы с работой: свой бизнес он построить так и не смог, а найти работу и не пытался. В. зациклился на мыслях о своей несостоятельности, а я очень хотела ему помочь — поддерживала и пыталась найти ему работу. В общем, ушла в «спасательство».

В этот период мы с В. несколько раз расставались и вновь начинали встречаться. Мое психическое состояние напрямую зависело от того, что происходило с личной жизнью: когда в отношениях все было хорошо, я чувствовала себя нормально. А когда начинались проблемы, я вновь оказывалась в депрессии и суицидальные мысли возвращались.

Временами все попытки наладить отношения казались мне бессмысленными, и я говорила психологу, что сама не понимаю, почему возвращаюсь к В. Она объясняла, что я должна поступать так, как хочется мне. И поддерживала каждый раз, когда я принимала то или иное решение.

В конце концов я сама решила закончить отношения. Я поняла, что В. занят поисками себя и не готов к чему-то серьезному. Я ощущала себя «запасным аэродромом» и не могла отделаться от ощущения, что В. остается со мной только до тех пор, пока ему это удобно.

Когда я рассказала психологу, что мы окончательно расстались, она произнесла фразу, которая мне запомнилась: «Ну наконец-то ты поняла». Мне кажется, она всегда хотела, чтобы я прекратила отношения, в которых страдаю, но не могла сказать это вот так прямо.

Когда В. ушел, громко хлопнув дверью, я почувствовала облегчение оттого, что все наконец закончилось. Но избавиться от депрессивного состояния это не помогло. Я перестала выходить куда-либо из дома, кроме работы, и почти перестала следить за личной гигиеной. Еще я начала сильно расчесывать свое тело, царапать до крови — будто сама хотела себе навредить за что-то. И еще я могла заплакать без причины — бывало, плакала в трамвае, на улице и работе. В последний раз на приеме у психолога я была в ноябре 2021 года.

Четвертый этап. В марте 2022 года я проходила плановый осмотр по месту работы. Мне предстояло зайти в кабинет психиатра. Вопросы были обычные: «Курите? Пьете? Употребляете?» На все я отвечала отрицательно.

Следующий вопрос заставил меня заплакать. Он звучал так: «Как ваши дела?» Когда я успокоилась, то рассказала врачу о тяжелом расставании и о том, что два года с психологом не помогли избавиться от расчесываний и слез. Тогда врач дал направление к психотерапевту в государственную клинику с предварительным диагнозом «депрессия на фоне сильного потрясения».

С психотерапевтом из госклиники было всего два сеанса — на них мы обсуждали мою склонность вступать в зависимые отношения, в которых я всегда страдала. Я спрашивала, что с этим делать и как жить по-другому. Терапевт ответил, что мне стоит поискать себя в каком-то деле, которое будет покрывать мою потребность в ярких эмоциях.

К тому времени я уже съездила в свой первый поход на Алтай. Психотерапевт предположил, что это может закрыть мои нужды, и похвалил за то, что я выбрала такой безопасный вариант. Поэтому теперь, когда мне хочется трудностей, я отправляюсь в велопоход, преодолеваю сотни километров пути и возвращаюсь морально невредимой. В ближайшее время планирую съездить в Абхазию.

Кроме того, на встречах с психотерапевтом я получаю рецепт на транквилизатор и антидепрессант. Принимаю таблетки уже четыре месяца и теперь знаю, что препараты — это не так страшно, как кажется. Медикаментозная терапия назначается временно — она нужна, чтобы адаптироваться к новым жизненным условиям. Это помогает пережить травмирующую ситуацию.

Благодаря таблеткам я избавилась от суицидальных мыслей. А в середине приема препарата поняла, что получаю удовольствие и радость от обычных вещей: прогулки по лесу, вкусного кофе, запаха цветущих деревьев.

1570 ₽

траты на медикаментозную терапию

Сейчас я нахожусь в спокойных отношениях, которые начались год назад. В то время я жила одна, мне было грустно без общения, поэтому я зарегистрировалась на сайте знакомств и ходила на свидания — просто чтобы разнообразить свои скучные вечера. Сначала мой новый знакомый ничем меня не привлек, наоборот, казался скучноватым. Но мы оба играем в одну компьютерную игру, поэтому нам было о чем поговорить.

Постепенно я узнала его получше. Он очень спокойный, всегда на связи и, в отличие от предыдущих партнеров, никогда не играл на моих чувствах. С ним с самого начала было легко и просто — именно так я хотела ощущать себя в паре.

Иногда эти отношения кажутся мне чересчур спокойными, и я все-таки испытываю нехватку эмоций. Тогда пытаюсь «раскачивать эмоциональную лодку» — у меня периодически возникает желание устроить конфликт и посмотреть на реакцию молодого человека. Партнер не ведется на манипуляции: когда я пытаюсь устроить ссору, он спокойно предлагает поговорить позже. Эти слова отрезвляют меня.

Но чаще я пытаюсь остановиться сама. Когда хочется начать ссору, я спрашиваю себя, зачем это делаю. И, как правило, понимаю, что поводов для конфликта на самом деле нет.

Психотерапия помогла мне научиться выбирать себя и защищать свои личные границы. Я больше не вступаю в созависимые отношения и чувствую, что не сломаюсь, даже если в моей жизни будет новое тяжелое расставание.

Я стала ближе к тому, чтобы принять себя такой, какая я есть. Меня уже не отталкивает мой животик. Мои крупные бедра уже не так часто кажутся какой-то проблемой. Я стала гораздо мягче к себе относиться.

Сейчас я сама работаю над собой. Читаю соответствующую литературу: меня очень зацепили книги американского психотерапевта Ирвина Ялома, а также книга «К себе нежно» Ольги Примаченко. Но я понимаю, что еще предстоит серьезная работа.