«Стала менее придирчивой к себе»: как я сепарируюсь от семьи
Сложные ситуации происходят во всех семьях.
Для читательницы Т—Ж семейный кризис стал поводом обратиться к специалисту. В итоге она научилась понимать себя и стала более самостоятельной. Вот ее история.
Это история из Сообщества. Редакция задала наводящие вопросы, бережно отредактировала и оформила по стандартам журнала.
Проблема
Я из Саранска, мне 24 года. Работаю UX-исследователем, хотя окончила факультет психологии. Четыре года назад, когда я училась в университете, в нашей семье случился кризис, из-за которого я оказалась в подавленном состоянии и мне самой была нужна помощь психолога.
Но предпосылки были и раньше. Обратиться за помощью нужно было еще в старших классах. Как и многих подростков, меня мучили вопросы самоопределения, а рядом не было кого-то, на кого можно было опереться.
Отца не помню — они с мамой развелись, когда я была еще маленькой. А мама уехала в Москву на заработки, когда мне было десять лет. До 18 лет я жила с бабушкой и дедушкой в Саранске. У нас были обычные отношения — не слишком доверительные, но я росла с ними, они заботились обо мне как могли.
Бабушка — сложный человек: она сильная женщина и не стесняется манипуляций. Причем, как я позже поняла, со мной она вела себя мягче, чем с моей мамой и тетей. Поэтому с дочерьми у нее осталось много нерешенных вопросов, часто происходили конфликты, а обсуждать проблемы напрямую было не принято.
В 18 лет, после школы, я переехала из Саранска в Москву, чтобы поступить в вуз. А когда начала учиться, у дедушки обнаружили онкологическое заболевание. Они с бабушкой тогда жили в Саранске, но там его лечить не могли и не особенно хотели: у него был сложный и нетипичный случай. Поэтому им пришлось ехать в Москву. В Москве они жили то у моей мамы, то у тети в Подмосковье. Но из-за того, что отношения между всеми родственниками были напряженными, а дедушка тяжело болел, постоянно происходили ссоры.
Например, бабушка много времени проводила в больницах с дедушкой. Мама спрашивала, нужно ли ей что-то привезти, а бабушка никогда ничего не говорила напрямую. Потом выяснялось, что ей необходимо было мамино присутствие и какая-то забота. Мама в таких ситуациях злилась, чувствовала себя виноватой и задавалась вопросом, почему бабушка не могла просто попросить.
В Москве дедушку лечили многие хорошие врачи, но, к сожалению, помочь ему не могли. А мне приходилось ухаживать за больным дедом, учиться и сталкиваться с конфликтами в семье, что сильно изматывало морально.
Через полгода после приезда в Москву бабушка и дедушка решили вернуться в Саранск, хотя там за ним ухаживать было почти некому. После их переезда я почувствовала себя еще хуже. Тяготило чувство вины за то, что я не смогла все бросить и вернуться с ними.
Как общаться с манипулятивной бабушкой, если любишь ее, несмотря ни на что?
Судя по всему, бабушка читательницы фактически заменила ей мать. Она не только манипулировала, но и заботилась о ней. Не стоит воспринимать то, что бабушка и дедушка взяли на себя обязанности по воспитанию ребенка, как что-то само собой разумеющееся. Они уже вырастили своих детей и могли бы жить спокойной жизнью, но согласились на этот серьезный шаг, который требует больших эмоциональных вложений. При этом их решение — осознанный выбор двух взрослых людей, который предполагает определенную ответственность.
Чувство любви и благодарности — хорошее противоядие от обиды и раздражения, которые вызывают манипуляции. Люди манипулируют, когда боятся быть искренними и прямо говорить о своих потребностях. Скорее всего, бабушка росла в трудных условиях. Она привыкла самостоятельно преодолевать трудности, а просьбы о помощи для нее — постыдная слабость.
Общаться с таким человеком сложно, но можно помочь и себе, и ей. Важно замечать свои теплые чувства: любовь, нежность, сочувствие. Не реагировать на задевающие слова и постараться понять, какие намерения за ними стоят. Формулируя ответ, стоит дать понять близкому человеку, что вы слышите его и искренни в общении с ним.
Как проходила терапия
Решиться пойти к психологу было сложно, несмотря на то, что я училась на психфаке. Даже у меня был стереотип, что если ты обратился за помощью, то ты слабый человек.
Но в конце концов мне удалось его преодолеть. Немалую роль сыграло в этом то, что на терапию пошла моя мама: я подумала, что раз она идет, то мне точно нужно. И тогда — это был второй курс университета — я записалась на первую консультацию.
К тому моменту я была в таком плохом состоянии, что выбирать специалиста не особенно хотелось. Поэтому пошла к университетскому психологу. Мы встречались раз в неделю, а консультации до окончания университета были бесплатными. После выпуска я платила 2500 ₽ за встречу. 26 платных сеансов обошлись мне в 65 000 ₽.
Первый этап. Сейчас я понимаю, что депрессивная симптоматика была налицо: меня беспокоила подавленность, я не видела ни в чем смысла. Но это хорошо видно только со стороны — специалисту. Обычно самому человеку сложно диагностировать депрессию у себя самого — ведь не бывает так, что резко стало плохо, депрессия накапливается постепенно. Подобное состояние становится нормой. Тогда я не знала, как работает психотерапия, поэтому на первой консультации психолога не формулировала конкретный запрос. Это была скорее просьба о помощи, мне было нужно разобраться, нормально ли то, как я себя чувствую в сложившихся обстоятельствах.
Хорошо запомнился первый сеанс, на котором я смогла выговориться. На нем у меня возникло странное ощущение: я почувствовала себя как будто в подводной лодке. Казалось, что я в особом месте, которое заполнено только мной и моими переживаниями, а за его пределами — огромный океан, где находится все остальное.
Где-то через неделю после первой консультации умер дедушка. Хотя это было ожидаемо, все-таки перенести его смерть было тяжело. Я скорбела, кроме этого, опять усилились конфликты с мамой: в расстроенных чувствах мало кто умеет экологично выражать свои эмоции, она не исключение. Вообще, у меня с ней неплохие отношения, но избежать сложностей не удалось.
В основном это были бытовые конфликты — претензии, что я недостаточно много времени уделяла уборке дома, несмотря на то, что в день у меня уходило четыре часа, только чтобы доехать до университета и обратно, и сил на домашние дела просто не оставалось.
Мы говорили и об этом с психологом. Терапия в основном проходила в форме бесед, иногда использовались терапевтические техники, то есть небольшие игры. К примеру, одна из игр выглядела так. Представьте мир, где кто-то отнял у вас все. Можно попросить вернуть какие-то вещи, без которых вы не представляете себе жизнь. В моем случае это было мое тело, шутки, море и так далее. Цель этой техники — постепенно напомнить человеку о том, что ему нравится в этом мире. Эта игра помогла мне, когда казалось, что в жизни нет ничего светлого.
На сессиях также использовались элементы когнитивно-поведенческой терапии. Например, оспаривание деструктивных установок. Я обнаружила у себя несколько таких убеждений: что на последнем курсе должна много зарабатывать, что нужно научиться быть удобной, чтобы тебя полюбили, или что ни в коем случае нельзя злиться на родителей.
Сеансы, как правило, длились по часу. Психолог давала домашние задания — например, вести дневник мыслей, отслеживать и записывать различные происходящие со мной ситуации. Еще она советовала читать литературу для самопомощи — так я открыла для себя книгу «Поток: психология оптимального переживания» Михая Чиксентмихайи.
В итоге я поняла, что терапия — это не страшно. Обращаться за помощью — это нормально. Не обязательно ждать какого-то сильного кризиса, чтобы поделиться со специалистом своими переживаниями.
Мне было очень приятно осознавать, что есть человек, которому я могу рассказать о себе и который не обесценит мои переживания. Психологи говорят, что лечат именно отношениями, — благодаря сложившимся между мной и психологом отношениям мне стало легче.
Второй этап. Через пару месяцев после начала терапии психолог порекомендовал обратиться к психиатру, поскольку одной психотерапии было недостаточно, чтобы избавиться от симптомов депрессии.
Врач прописал легкие транквилизаторы. Они стоили около 800 ₽, я принимала их в течение двух месяцев. Параллельно продолжала посещать психолога.
С психотерапевтом мы обсуждали по большей части одни и те же темы: как реализовать себя, найти смыслы, как себя чувствовать в романтических и дружеских отношениях и как регулировать силу переживаний насчет семьи, как не убиваться на работе, как не бояться за будущее — словом, как вообще сосуществовать с этой реальностью.
Вскоре после посещения психиатра начался ковид и карантин — встречи с психологом пришлось прервать. Но к тому моменту мое состояние слегка улучшилось: уменьшилась тревога, я стала лучше спать. Вдобавок начала замечать, что стала вести себя более уверенно: стала больше общаться с некоторыми однокурсниками, а с другими — теми, кто был мне неприятен, — наоборот, перестала контактировать.
За это время я научилась обращаться со своей депрессией и неуверенностью, прокачала навыки саморегуляции и стала менее придирчивой к себе. Кроме того, я стала более самостоятельной.
Третий этап. Недавно я прекратила консультации с моим психологом и нашла нового специалиста. Показалось, что с первым мы ходили по кругу, а двигаться дальше не получалось. Мне было тяжело, в какой-то момент я начала ощущать себя не принятой терапевтом, и мне было страшно признаться в этом специалисту. Я решила просто закончить терапию и найти нового терапевта.
Сейчас у нас время притирки. Пока мы обсуждаем мое отношение к терапии, проблемы с предыдущим психологом. Мне пока не удалось полностью избавиться от депрессивной симптоматики, как правило, эпизоды учащаются к осени. Но можно сказать, что я снова верю в терапию и в то, что она может быть полезна именно для меня.
Могу сказать, что с утратой дедушки я справилась. Семейный кризис же никуда не делся, все члены семьи совсем перестали общаться друг с другом.
Для меня все решилось сепарацией и ограничением контактов, выстраиванием границ. Может быть, кто-то назовет мою позицию избеганием, но мне так комфортнее. Не хочется брать на себя ответственность за семейные разборки.
Как правильно сепарироваться от родителей?
Сепарация нужна, чтобы ребенок обрел собственное «я». Но если сепарация не происходит в раннем детстве, это отражается на всей дальнейшей жизни. Отголоски несостоявшейся сепарации — гнев и обида за то, что мир не исполняет все наши желания, многое приходится делать самостоятельно, окружающие не догадываются о наших нуждах и не помогают нам, пока мы об этом не попросим.
Еще один явный признак — страх одиночества и вина за собственную автономию. Читательница чувствовала вину, когда бабушка с дедушкой вернулись домой. Но это взрослые люди, они сами приняли такое решение, зная о последствиях. Чувство вины не соответствует реальной ситуации: героиня не сделала бабушке с дедушкой ничего плохого.
Сепарация — обоюдный процесс. Сложно отделяться, если второй не отпускает. Взрослый человек может отделиться материально и географически — например, иметь собственные источники дохода, уехать, — но психологического отделения может не случиться. Чтобы сепарироваться во взрослом возрасте, приходится выполнять двойную работу — за себя и родственников, которые уже не изменят ни себя, ни своих поступков. Справиться с ней поможет психотерапевт: он возьмет на себя роль «достаточно хорошей матери», которая поможет оценивать себя реалистично и оказывать себе необходимую внутреннюю поддержку самостоятельно, без оглядки на человека, заботы которого нам когда-то не хватило. Одним словом — поможет взрастить и укрепить внутреннюю опору.
Стоит научиться распознавать свои чувства, ощущения, желания, чтобы увидеть различия между собой и своими родственниками, определить свою зону ответственности. Если присмотреться к ситуации внимательнее, то вместо губительной вины за «страдания родных» появляются сострадание к ним и сожаление. А вместо страха одиночества — азарт и предвкушение нового, радость от собственной силы, умения справляться с трудностями.
Когда вы начнете выстраивать границы в общении с родственниками, это может вызвать у них возмущение и обиду. Сепарация предполагает, что взрослый человек выдерживает такое недовольство и воспринимает себя целостно — с хорошими и плохими чертами и поступками. Лозунг завершенной сепарации можно сформулировать так: «Ты — это ты, а я — это я. Каждый из нас автономен и на многое способен сам. При этом мы можем быть вместе, любить, заботиться и помогать друг другу».
Результаты
Считаю, что психотерапия изменила в моей жизни примерно все. Я научилась наблюдать за собой и понимать, что мне подходит сейчас, а что — нет. У меня появилось пространство, в котором можно расположить свои переживания. Я усвоила много техник: ведение дневника, заземление разными способами, дыхание по квадрату и другие. Безусловно, в интернете можно найти уйму подобного, но качественно выполнять их и погружаться в контекст, как правило, получается только на сеансах у специалиста.
Кроме того, у меня появились новые навыки отслеживания своих мыслей и осмысления себя. Считаю, это то, чему должны учить всех с детства: называть эмоции своими именами, разрешать себе ощущать их, общаться с людьми, как сейчас модно говорить, «словами через рот».
В ходе терапии я научилась ставить себя на первое место, не вступать в конфликты, которые, как я знаю, ничем продуктивным не закончатся. А когда они случаются, могу выходить из них. Еще мне удалось максимально сепарироваться от родственников — думаю, во многом это произошло благодаря психотерапии.
