9 вопросов о том, что происходит с российской экономикой

Дать внятный прогноз, что будет с российской экономикой в ближайшее время, а тем более через несколько лет, сейчас почти невозможно.

Но мы попробовали разобраться в том, что уже случилось и как это повлияет на нашу жизнь. Декан факультета экономики Европейского университета в Санкт-Петербурге Юлия Вымятнина ответила на вопросы читателей: стоит ли нам бояться новых 90-х или даже 50-х, что происходит с рублем, почему официальная инфляция всегда кажется заниженной и какие сейчас перспективы у малого бизнеса в России. Собрали самое интересное в один материал.

Пока очень сложно делать какие-то выводы. Во-первых, ситуация еще не разрешилась. Мы не знаем, появятся ли завтра новые ограничения. Или вдруг часть отменят. Во-вторых, пока сложно сказать, сколько времени уйдет в экономике на то, чтобы перестроить логистику, понять, что чем можно заменить, наладить внутреннее производство.

Можно точно сказать, что в ближайшие три-пять лет уровень жизни сильно упадет. Дальше многое будет зависеть от той самой перестройки экономики.

Из относительно хорошего: в 90-е годы экономика еще должна была научиться быть рыночной — и какое-то время ушло на это. Сейчас экономика уже в достаточно большой степени рыночная. Это значит, что уже начали работать рыночные стимулы по поиску новых контрагентов. Если рынку не будут ставить палки в колеса, он сможет как-то восстановиться.

Я не думаю, что мы откатимся до возможностей на уровне 50-х годов. И если рынок не отменят, то и до 80-х все-таки нет. Скорее, это будут 90-е. Но, повторюсь, надо еще посмотреть, на каком уровне ограничений на импорт вся эта история остановится.

Я не думаю, что здесь есть связь с типом режима. Не изучала точную статистику, с уверенностью сказать не могу. Мне представляется, что тут скорее надо смотреть на факторы спроса и предложения рубля в связи именно с экономикой.

Страны с устанавливающимся рынком рассматриваются инвесторами, в том числе международными, как недостаточно устойчивые — безотносительно к режиму, просто в силу продолжающейся перестройки экономики. Поэтому при малейшем намеке на проблемы спрос на рубль падает и он дешевеет, как любой другой товар. То есть налицо недоверие к экономической устойчивости. Недоверие к политическому режиму может усиливать эту тенденцию.

Кроме того, Банк России довольно долго старался не давать рублю укрепляться. Это естественная история в период высоких цен на нефть для стран-экспортеров. У Банка России было довольно много причин, но можно отметить такую: если рубль укрепляется, наши товары и услуги, кроме нефти, оказываются слишком дорогими, а импорт — слишком дешевым. Это в перспективе могло бы привести к тому, что мы вообще перестали бы производить что-либо, кроме нефти, услуг и отдельных скоропортящихся продуктов. А такой дисбаланс для экономики, очевидно, плох.

Теоретически рубль может укрепиться. Но для этого должно произойти очень много событий в очень оптимистическом ключе. Во-первых, должны быть достигнуты договоренности о прекращении боевых действий. Во-вторых, должно пройти время, в течение которого договоренности будут соблюдаться. В-третьих, нужно, чтобы отменили основную часть санкций против финансового сектора. Плюс желательно, чтобы цены на основные статьи российского экспорта оставались на высоком уровне, а у России была возможность этот экспорт — желательно в прежних объемах — осуществлять.

Я понимаю тех, кто считает, что валютный рынок всегда реагирует «с перескоком» и потом отыгрывает часть скачка. И полагаю, что, когда ситуация стабилизируется, рубль может несколько укрепиться. Однако даже в случае стабилизации ситуации это произойдет не сразу. И я очень сомневаюсь, что рубль укрепится до прежних уровней. Во всяком случае не на горизонте ближайших трех-пяти лет, а дальше я даже пытаться что-то прогнозировать не вижу смысла. Речь именно о рыночном курсе, а не о тех официальных цифрах, которые сейчас дает Банк России.

С товарами в магазинах история немного сложнее, так как сейчас цены растут из-за целого комплекса причин. Во-первых, инфляция начала разгоняться еще в прошлом году. Некоторые экономисты считают, что причиной этому были нарушившиеся во время пандемии цепочки поставок и ряд неудачных обстоятельств, таких как неурожай на некоторых рынках. Другие считают, что тут больше «виноваты» США и Европейский центральный банк с их политикой количественного смягчения. Третьи вообще полагают, что это часть существенно более долгосрочного тренда. Но эти процессы в любом случае никуда не делись.

Во-вторых, резко вырос спрос практически на все товары, которые хоть сколько-то можно хранить. Совершенно естественно для населения любой страны в преддверии ожидающегося дефицита или подорожания какого-то товара немедленно стремиться им запастись. Так создаются тот самый дефицит и подорожание — это самосбывающийся прогноз. И в-третьих, конечно, изменение курса рубля тоже внесло свою лепту.

Я вполне допускаю, что, когда ситуация стабилизируется, на какие-то товары и услуги цены несколько опустятся. В том числе и потому, что доходы у людей будут снижаться и кто-то из продавцов, чтобы удержаться на плаву, снизит «маржу». Но я не думаю, что это снижение будет очень заметным: общая инфляция в экономике будет создавать ограничения на заметное снижение цен. Товары, которые будут завозиться из-за границы, дешеветь не будут.

К сожалению, в отличие от 1998 года, когда и инфляция подскочила, и обменный курс резко изменился, но зато стало выгоднее покупать товары отечественного производства и появился экономический рост, сейчас у нас особенно нет свободных мощностей, которые можно было бы загрузить. И есть серьезная зависимость от импортных комплектующих, которые еще нужно чем-то заменить.

Если кратко, я бы не стала ждать существенного снижения цен на товары и услуги. Но если реализуется сценарий, когда мы долгое время живем в условиях серьезных санкций, будет дешеветь недвижимость.

Если коротко, официальная инфляция отличается от той, что, как вам кажется, вы наблюдаете.

Вы покупаете другой набор товаров и услуг. Потребительская корзина каждого из нас отличается от среднестатистической корзины, на которую ориентируется Росстат.

Кто-то ездит только на машине, поэтому тарифы на общественный транспорт его не затрагивают. Кто-то ездит только на общественном транспорте и не обращает внимания на стоимость бензина. Кто-то ездит в отпуск исключительно по России, а кто-то — каждый раз в новую страну, не ограничиваясь Испанией и Турцией, как у Росстата. Кто-то — вегетарианец, а кто-то — чего уж там, почти каждый — принимает регулярно какие-то специфические лекарства, выходящие за рамки рассматриваемых Росстатом. У кого-то нет детей, кто-то не ведет собственное строительство и не обращает внимания на цены на кирпич, цемент и рубероид.

В общем, в зависимости от профессии, образа жизни, семейного статуса, уровня дохода и образования и кучи других характеристик у каждого из нас своя потребительская корзина, которая может иметь крайне мало общего с той, за которой наблюдает Росстат.

Если даже вы покупаете такой же набор, у вас другие пропорции. Например, больше бензина и меньше говядины.

Официальная инфляция рассчитана по стране или региону, а вы живете в конкретном городе. Для маленьких стран разброс инфляции между разными регионами будет не таким существенным, как для больших. В России региональная вариация инфляции довольно высокая.

Например, в 2017 году инфляция по стране составила 2,5%, а по регионам разброс составлял примерно 3,5 процентных пункта. То есть инфляция составляла от 2 до 5,5% в среднем за год в зависимости от региона. Это видно на карте из исследования Банка России о региональной инфляции.

Вы покупаете товары и услуги не в тех местах, где замеряется динамика цен. При всем желании Росстата смотреть за ценами в разных точках продаж он не может охватить все.

Потребители все больше уходят в онлайн, пандемия с локдаунами и развитием служб доставки только подстегнула этот процесс. Официальное наблюдение за ценами старается идти в ногу со временем, но по ряду причин это сложно сделать.

В частности, онлайн-торговля предлагает много товаров с краткосрочными скидками, тогда как принцип официальной статистики — регистрировать скидочные цены только в том случае, если эта акция длится не меньше недели. Для торговли в офлайн-режиме этот принцип понятен: нужно, чтобы этими ценами было охвачено как можно больше населения. В онлайн-торговле подход к учету скидок может быть более гибким. Но это уже требует изучения потребительских привычек в новых условиях: как часто люди заходят на сайты основных магазинов или площадок-агрегаторов, по какому принципу они выбирают товары в интернете и так далее.

Вы не фиксируете набор товаров и услуг, которые покупаете. От месяца к месяцу у вас немного разный набор покупок, Росстат же рассчитывает инфляцию по фиксированному набору. Если он его меняет, то делает специальную стыковку, чтобы можно было корректно сравнивать.

Те герои, которые ведут учет того, сколько они тратят на разные категории товаров, все равно вряд ли подсчитывают, сколько килограммов яблок или мяса в среднем за год они съедают каждый месяц. В лучшем случае статистика расходов на разные категории товаров поможет нам посчитать дефлятор наших личных потребительских расходов — при условии, что мы можем узнать, сколько стоил бы точно такой набор товаров и услуг год назад. Обычно этих данных у нас нет, поэтому все, что мы видим из учета дохода по категориям, — как меняются наши расходы на еду или транспорт. Но в какой степени они меняются за счет роста цен, а в какой — за счет того, что мы стали покупать больше или что-то другое, — это уже требует более детальной аналитики. Однако мы, как правило, не задумываемся об этом и приписываем весь рост наших расходов росту цен.

Вы обычно оцениваете инфляцию по товарам-представителям — мы все так делаем. Это товары, которые мы покупаем регулярно, часто отдельно от прочих, и потому имеем возможность запоминать их цену. К ним относятся, например, сигареты, молоко, хлеб. Если товар-представитель подорожал на 10%, мы склонны распространить это на все товары, даже если те подорожали на 1—2%.

Сейчас с изменением того, как мы делаем покупки, имеет смысл говорить уже не о товарах-представителях, а о покупках-представителях. Например, такой покупкой может быть еженедельная закупка в супермаркете: динамика чека таких покупок может служить основой для составления собственного — и всегда искаженного — представления об инфляции.

Конечно, выборка для расчета официальной инфляции, скажем так, специфическая. Тем не менее Росстат старается проводить апдейт. Задача Росстата — учитывать в том числе и те товары и услуги, которые приобретает значительная часть населения. Далеко не все живут в крупных городах, у многих очень ограниченный бюджет.

В случае с родственниками и знакомыми велика вероятность, что вы остаетесь в рамках одного круга, поэтому не удивительно, что у всех получается одинаково. Субъективно у всех инфляция всегда выше официальной. Отчасти потому, что мы все-таки не считаем полноценный индекс потребительских цен для себя. У Росстата есть довольно хорошее объяснение того, как устроена эта система.

В теории, конечно, личная инфляция может быть и выше, и ниже официальной. Однако я тоже со вторым случаем не сталкивалась.

Если наступает дефолт, обычно происходит реструктуризация долга. То есть стране дают возможность все-таки выплатить его, но с меньшими процентами и за более длительный период. Часто реструктуризация сопровождается явным или завуалированным списанием части долга.

Теоретически можно арестовать какие-то активы страны, допустившей дефолт, на территории страны, чьи инвесторы не получили выплат, на соответствующую сумму. Но это происходит только в исключительных случаях.

Если говорить про дефолт по обязательствам внутри страны, тут тоже возможна реструктуризация долга, в том числе перевод долга в другую валюту — национальную. Но я в обозримом будущем не жду дефолта по облигациям госдолга, у нас пока есть достаточный запас прочности для выплат полностью и в срок.

Если коротко, то нет. Но есть нюансы.

Я думаю, что выбор между тем, чтобы оставаться и развивать бизнес в России, и тем, чтобы перенести его в другую страну, включает две составляющие. Первая — важно ли вам по каким-то причинам оставаться в России. Это, очевидно, скорее неэкономическая составляющая.

Вторая заключается в анализе затрат и выгод. Очевидно, что возможность переноса бизнеса связана с его характером. ИП подразумевает не очень большие масштабы, но, возможно, означает и более серьезную конкуренцию на новом месте — если только не удастся сохранить прежних клиентов.

Если говорить о перспективах экономики в стране — нас ждет серьезное падение ВВП как минимум в этом году. Плюс высокая инфляция. Будут меняться производственные цепочки и логистика. Изменения займут время, которое сейчас невозможно спрогнозировать из-за неопределенности. Пока не завершится переговорный процесс, любое прогнозирование равносильно гаданию на кофейной гуще. Профессиональный анализ перспектив развития экономики недавно дал директор департамента исследований и прогнозирования Банка России Александр Морозов.

К тому же, действительно, не очень понятно, какие еще изменения будут происходить в нашем законодательстве. Пока я вижу некоторую попытку сделать какие-то послабления для бизнеса: заявлено о моратории на проверки для малого и среднего бизнеса, о каких-то мерах поддержки — но они распространятся не на всех. Это может несколько стимулировать развитие, но только в тех случаях, когда владельцы бизнеса понимают, что они остаются в стране.

К сожалению, проблемы с экономикой будут не только у нас. Инфляция в США и странах Европы уже серьезная и еще будет расти. Заменить поставки энергоносителей из России в короткие сроки — почти нерешаемая задача. При попытках решить ее «кавалерийским наскоком» инфляция усилится. Продовольственная инфляция тоже продолжится: мы ограничиваем вывоз из страны; Украина, очевидно, не проведет нормальную посевную. А проблемы с продовольствием приведут к росту инфляции и напряженности не только в развитых странах, но и в более бедных, что чревато ростом внутренних конфликтов. Плюс обостряются разного рода политические противоречия. Поэтому в экономическом плане мир будет сильно меняться в ближайшие годы, сложно будет всем.

И увы, нельзя исключать, что в других странах появятся препятствия для ведения бизнеса российскими гражданами, не только олигархами, поскольку токсичным стало все, что связано с Россией. То есть пластичным может оказаться не только наше законодательство. Надеюсь, конечно, что в этом пункте я ошибаюсь.

Полагаю, разговоры об отскоке фондового рынка связаны с гипотезой, что рынок всегда реагирует на любую новость преувеличенно. Соответственно, за прошедшее время он уже должен был бы переварить новости и скорректироваться.

Высокий спрос на ОФЗ может объясняться необходимостью перенастроить портфели. Поскольку риски сильно выросли, управляющим компаниям необходимо переложить деньги в то, что сейчас в нашей стране наиболее надежно. У нашего правительства хороший запас прочности, выплачивать обязательства по ОФЗ будут в полном объеме и в срок.

Думаю, что на рынке акций в первые дни возобновления торгов действительно формируется спрос за счет средств ФНБ. Это дает рынку успокоиться и продолжить перенастройку портфелей. Пока основная задача — дать рынку почувствовать поддержку, чтобы он постепенно привыкал к новым условиям. Главное — не допустить, чтобы рынок ушел в пике.

Долгосрочно обеспечить отскок рынка может только развитие экономики — без этого вообще нет оснований для роста. Возвращение иностранных инвесторов в ближайшее время рынок скорее дестабилизирует: они если и будут приходить, то только в поисках высокой доходности, это будет раскачивать рынок. В более долгосрочной перспективе их возвращение и планомерное присутствие, конечно, свидетельствовало бы о постепенном возвращении доверия.

Сколько времени займет восстановление доверия, сказать сложно. С одной стороны, есть пример Аргентины, которая не вылезает из дефолтов, но в которую все равно возвращаются. С другой стороны, здесь задействовано намного более тяжелое оружие в виде санкций и контрсанкций. Это, на мой взгляд, более глубокий «шрам», который будет долго затягиваться. Если коллективная память о гиперинфляции сохраняется минимум 40 лет, то полноценное возвращение иностранных инвесторов, вкладывающихся в экономику страны, а не только в фондовый рынок, раньше, чем лет через 15—20, сложно ожидать — если не будет серьезных политических изменений.

Если учесть, что сейчас в США и Европе из-за инфляции можно ждать цикла повышения ставок и сворачивания политики количественного смягчения, более безопасным вариантом с достаточно привлекательной доходностью окажутся рынки развитых стран. В сочетании с возросшей премией за риск на Россию скорого возвращения иностранных инвесторов я бы не ждала. У тех же пенсионных фондов Норвегии есть еще и жесткая этическая политика, во что можно инвестировать. Россия, полагаю, сейчас попала в список юрисдикций, куда инвестировать неэтично.

Тут важно разделить два момента. Первый — сугубо внутри системы биткоина. По достижении предельного количества биткоинов действительно будет дефляция. Но будет она только при соблюдении двух условий: растет количество товаров и услуг, реализуемых за биткоин, и цены этих товаров и услуг котируются в биткоинах, а не в пересчете из курса национальной валюты какой-либо страны. Заметим, что этого не происходит — и маловероятно, что произойдет.

И тут вступает в действие второй момент: основная часть людей, вкладывающих в биткоин, рассматривают его как финансовый актив, на котором можно хорошо заработать в долларах — не в биткоинах. То есть система биткоина перестала быть тем, чем планировалась изначально, а оказалась аккуратно «пристегнутой» к существующему финансовому рынку. В таком варианте у биткоина совершенно не должно быть дефляционной природы — как и у любого спекулятивного финансового актива.

Полагаю, что большинство инвесторов не задумываются о тонкой настройке экономики, они ищут, где получить доходность повыше в условиях очень низких процентных ставок. По мере повышения ставок процента ФРС и ЕЦБ и по мере нарастания регулирования сегмента криптовалют инвесторы будут ожидать от биткоина меньше доходностей, волатильность его будет снижаться, но на довольно длинном временном горизонте.