«На обучение я потратила около 500 тысяч рублей»: сколько зарабатывает детский стоматолог

Читатели Т⁠—⁠Ж регулярно рассказывают об особенностях своих профессий.

В этот раз детский стоматолог Юлия объяснила нам, почему докторам сложно найти работу сразу после вуза, из-за чего детская стоматология не так прибыльна и популярна, как взрослая, а также что сложнее — лечить детей или успокаивать их родителей.

В моей семье много врачей: папа, бабушки, тетя. Поэтому в детстве вопрос «Кем ты станешь?» не задавался, ставился другой — «Каким врачом ты будешь?». Я росла в медицинской среде, мне было интересно слушать за ужином разговоры про пациентов, и решение было осознанным.

Вначале я хотела учиться на лечебном факультете и даже поступила туда. Но моя бабушка, которая сама была стоматологом и знала, что для женщины это хорошая профессия, немного схитрила. Она посоветовала мне поступить на стоматологический факультет, потому что там легче учиться, а затем уже перевестись на лечфак. Так я и сделала: пошла на стоматфак да там и осталась. Бабушки не стало в прошлом году, но я очень ей благодарна за то, что она смогла повлиять на выбор моей специальности.

Я родилась в Брянской области, училась в гимназии. Готовиться к поступлению начала с девятого класса. В 17 лет сдала ЕГЭ и вступительные экзамены в Третий медико-стоматологический университет, поступила на бюджет и переехала в общежитие в Москву.

Поступать было действительно сложно. Желающих стать врачами немало: многим романтикам-подросткам медицина кажется чем-то красивым и благородным. Впрочем, я до сих пор так считаю. Причем если в советские времена стоматология считалась непрестижной специальностью, все хотели быть военными хирургами, то сейчас все изменилось: по статистике, зубные врачи получают больше, чем участковые терапевты.

Пять лет училась в Третьем меде. Было нелегко, особенно в первые три года, но «троек» и пересдач у меня не было. Не могу сказать, что я обладала какими-то фантастическими способностями, просто сидела и учила ночами. Многие так же, как я, приезжают в Москву из маленьких городов и не могут устоять перед столичными соблазнами. Но если не ходить в клубы и заниматься, то все можно осилить.

На четвертом курсе стало полегче, я подрабатывала ассистентом стоматолога. Начинала с 2000 ₽ за 12-часовой рабочий день. Потом хорошо себя зарекомендовала, многому научилась и ставку подняли до 3000—3500 ₽ за такую же смену. В неделю их было от трех до пяти.

После основного образования окончила интернатуру и устроилась на работу в государственную поликлинику в подмосковном Домодедове. Детским стоматологом стала почти случайно: меня взяли в детское отделение просто потому, что там не хватало врачей. Чтобы начать работать, нужно было пройти первичную специализацию — трехмесячные платные курсы на базе университета, дающие право в принципе дотрагиваться до зубов ребенка. Пять лет назад «первичка» стоила около 70 000 ₽.

Сегодня система последипломного обучения врачей выглядит иначе: после вуза все сразу идут в ординатуру, получают узкопрофильное образование. Когда я училась, сначала нужно было идти в интернатуру, а потом проходить «первичку» или поступать в ординатуру, и многие выбирали первичную специализацию, потому что она короче и дешевле.

Но, как и тогда, сейчас даже после всех этих ступеней устроиться на работу вчерашним студентам-медикам очень трудно. В российском медицинском образовании — как минимум в стоматологии — есть большая проблема: у выпускников вузов неплохая теоретическая база, но они абсолютно оторваны от практики. Если за время учебы ты принял пять пациентов, под руководством преподавателя пролечил или удалил зубы — считай, тебе повезло.

Теоретически на третьем курсе стоматологи сначала должны тренироваться на пластмассовых головах с зубами, а потом отрабатывать навыки на несложных случаях у живых пациентов на клинических базах, где врач-куратор должен обучать студентов и все контролировать. Но на практике преподаватели не очень заинтересованы во всем этом, и частенько мы просто отсиживали время занятий и уходили.

К моменту окончания вуза у меня был опыт работы ассистентом у хорошего стоматолога, и мне уже было не так боязно дотронуться до живого человека. Но я сразу начала работать с детьми, и, конечно, страх сделать ребенку плохо все равно был.

Так что я заново читала книги, уже применительно к практике, ходила на платные семинары. Сейчас в стоматологии очень распространены курсы на базе частных клиник. Один-два дня стоят 25—30 тысяч рублей. У ортодонтов, которые специализируются на исправлении прикуса, и у ортопедов, занимающихся протезированием, стоимость курсов начинается от 100 тысяч. Работать после таких семинаров, конечно, проще, особенно после практических занятий. В моем направлении это упражнения на фантомах — пластмассовых зубах или удаленных ранее настоящих. Хирурги учатся оперировать и проводить имплантацию на свиных головах. В идеале всему этому, конечно, должны обучать в вузах.

Через пару лет работы я поняла, что мне не хватает знаний, поступила в ординатуру и параллельно продолжила работать в поликлинике на полставки. С ординатурой мне повезло: попала к хорошему специалисту на базе кафедры детской стоматологии Третьего меда, который нас всему научил. Ну и обучение в ординатуре — это все-таки практика. По сути, мы занимались благотворительностью: бесплатно лечили сирот, которым помогала организация «Детские деревни — SOS».

И во время ординатуры, и после я продолжала проходить частные курсы. Тогда без подобного рода «учеб» в хорошую клинику устроиться было невозможно. Ведь все хотят сразу специалиста с навыками, никому не интересно брать вчерашнего студента и учить его на своих же пациентах.

Ирония в том, что ошибки случаются и у опытных врачей. Сегодня больше котируются специалисты, ведущие фотопротокол своих работ. Делаются снимки «до», в идеале фиксируются этапы работы и фотографируется результат как подтверждение мануальных навыков специалиста. Ведь всем понятно, что можно пройти миллион курсов, но оставаться не очень компетентным стоматологом. Конечно, до сих пор предпочтение отдается тем, кто прошел какое-то дополнительное обучение, но это лишь преимущество, а не решающий фактор.

Сейчас учусь реже — раз в три месяца или полгода. Какой-то багаж знаний и навыков у меня уже есть, и слушать одно и то же нет смысла. Ну и нужно понимать, что это бизнес: многие преподаватели сотрудничают с производителями материалов. Откровенного антинаучного бреда эти лекторы не несут, но тратить время на скрытую рекламу все равно не хочется. Поэтому важно уметь выбирать и ходить к независимым лекторам.

В стоматологии «детство» — самая непопулярная специализация. И оттого востребованная: хороших специалистов мало. Сейчас ситуация постепенно меняется, но многие до сих пор не хотят идти в детскую стоматологию, потому что коммуникация с ребенком — это сложно. Чтобы уговорить четырехлетку сделать укол в десну, даже пряча шприц, нужно иметь железное терпение. При этом, по сравнению со взрослой стоматологией, детская не очень прибыльна.

Работа действительно тяжела морально: дети плачут, родители, бабушки и няни нервничают, иногда злятся. Получается такая двойная нагрузка: надо не только договориться с ребенком, но и объяснить все его родителям, сохраняя спокойствие и доброжелательный настрой.

При этом психологию для детских стоматологов как отдельный предмет в институтах не преподают. Конечно, есть много частных курсов, но я все осваивала опытным путем. Мне кажется, умение общаться с детьми и их родителями — вопрос здравого смысла и уважения к человеку в принципе. Просто нужно помнить: не навреди. А навредить — значит не только причинить физическую боль, но и напугать. Нельзя кричать, запугивать, манипулировать, потому что это тоже насилие. Не нужно много ума, чтобы зажать трехлетку и совершить какое-то действие — даже если оно требуется по медицинским показаниям. Сложнее договориться.

Все эти страшные истории из советского детства о том, как вдесятером держали бедного ребенка, чтобы вырвать ему зуб, ушли в прошлое, по крайней мере в Москве и области. Сегодня во всем мире понимают, что ребенок — человек со своим характером и правами.

Необходимость в лечении под общим наркозом возникает, конечно, не всегда: все зависит от ребенка и объема работы. Открыть рот без криков и истерик может ребенок и в полтора-два года — просто иногда не в кресле, а где-то в коридоре и в игровой форме. Другое дело — когда нужно спокойно сидеть, открыв рот, вытерпеть анестезию, сверление и установку пломбы. Если никто не напугал трехлетнего ребенка страшными рассказами про стоматологов и вообще он достаточно доверчивый, спокойный и не гиперактивный, то лечение одного зуба он вполне способен вытерпеть. Но когда речь идет о лечении 16 зубов из 20, которое подразумевает пять-шесть посещений, то тут даже шестилетний ребенок не выдержит.

К детям с аутизмом и особенными потребностями тоже нужно относиться уважительно: им больно, они часто боятся просто потому, что не понимают, что с ними делают. Их и в 10, и в 15 лет мы берем лечить в наркозе. Не хочется быть человеком, который напугает. Хочется, чтобы лечение ассоциировалась с чем-то как минимум безболезненным. В стоматологии сейчас вообще все нестрашно, небольно и поправимо.

Конечно, у меня, как и у любого врача, бывали неудачи. Хотя откровенных фейлов и ужасных исходов вспомнить не могу. Неосознанно пугала детей, передавливала там, где нужно было отпустить. Бывало, что пролечила зуб, все сделала по протоколу, а он разболелся, и пришлось его удалить. Раньше ошибок было больше, но все они вписываются в рамки допустимых статистических погрешностей для врача.

Многое приходит с опытом. Врачи любой специальности меня поймут: заходит пациент — и уже по его ботиночкам, движениям и общению с родителями понимаешь, как он будет себя вести, будет ли он сидеть, знает ли ребенок слово «нет». Никогда никого не осуждаю: я лечу зубы, детей воспитывают родители. Но с избалованными детьми обычно сложнее.

Мешает процессу и гиперопека родителей. Я все понимаю: это выстраданные любимые дети. Но когда ребенок в первый раз идет к стоматологу, он его не боится. А родители приходят уже с определенным жизненным опытом. У многих абсолютно устойчивая ассоциация, что лечить зубы больно, страшно, дорого, и родители проецируют свое тревожное поведение на детей. Здесь помогают только разговоры и поддержка: без устали повторяю, что это нестрашно, это нужно. Но иногда, если ребенок сидит нормально, а родитель нервничает, приходится просить его либо пересесть вне поля зрения ребенка, либо вообще выйти в коридор.

Стараюсь на приеме рассказывать родителям, какие последствия могут быть как для здоровья, так и для кошелька, если не лечить ребенку зубы. Пытаюсь менять ситуацию, в которой мы приучаем детей мыть руки, голову, стричь ногти, а про зубы упоминаем как-то вскользь. Людям сложно принять, что зубы — изнашиваемые органы и раз в полгода требуют технического обслуживания.

Слава богу, сейчас много доступной информации в интернете, и многие родители приходят уже подкованными. Конечно, в основном это благополучный средний класс в Москве. Если отъехать за 100 километров от столицы, то там все осталось как в 1983 году.

К сожалению, не в последнюю очередь это следствие скудного оснащения клиник и проблем с доступностью обучения в регионах. Уровень заработка пациентов формирует рынок предложений.

Я очень люблю свою профессию, но, работая в государственном учреждении, постоянно ощущала себя пловцом, гребущим в горной реке против течения. Есть годами отлаженный огромный механизм, который работает так, как работает. А ты просто винтик, который своего мнения иметь не должен. И либо ты работаешь, либо уходишь.

Многие врачи не любят «бумажки», но заполнение медицинской документации — важная часть нашей работы. Просто в государственных клиниках ее слишком много. А материалов, наоборот, часто не хватает.

Сложно общаться с пациентами: огромный поток людей, за 20 минут сложно оказать квалифицированную помощь, уделить каждому внимание. При всем желании, золотых руках и любви к человечеству это просто невозможно. Лица меняются так быстро, что не запоминаешь имен. Через две недели к тебе приходит твой четырехлетний пациент, называет любимым доктором.

Не люди, а ходячие зубы. Поняла, что из любящего врача начинаю превращаться в ремесленника. Для меня это неприемлемо.

Поэтому после ординатуры я ушла из поликлиники и стала искать новую работу. Немножко помыкалась по частным клиникам: где-то не было пациентов, где-то были завышенные требования — такое часто происходит, когда руководит не врач, а менеджер, не понимающий каких-то медицинских аспектов.

Потом случайно попала в большую многопрофильную клинику в Люберцах, где сейчас работаю. Коллега порекомендовала меня заведующему, который искал детского стоматолога. Мы с ним созвонились, и все сразу стало понятно. На тот момент я уже обладала какими-то навыками, имела хорошее, полностью завершенное образование, миллион курсов, фотопортфолио, шесть лет стажа. Работаю здесь уже больше полугода. Было трудно адаптироваться: огромный коллектив, здание, все бегут, море пациентов… Но постепенно привыкла.

Главное, что здесь у меня адекватное начальство. Генеральный директор этой клиники — тоже не врач, а бизнесмен. Но он сразу предупредил, что для решения медицинских вопросов есть заведующие. Считаю это адекватным подходом. Наш заведующий — талантливый ортодонт. С одной стороны, контролирует ситуацию в отделении, с другой — не лезет куда не следует. Но, если нужна помощь, быстро все решает. Еще на собеседовании мне понравилась его фраза о том, что есть суперпремиальные клиники — кофе-чай-массаж рук и маникюр прямо в стоматологическом кресле. Но у нас история больше про медицину, а не про бизнес. Хотя наш медцентр хорошо зарекомендовал себя в регионе, если пациенту не подошла я как врач или не понравилась сама клиника и он ушел — никто не станет меня терроризировать, почему я ему не сделала «хотя бы чисточку» и в кассу ничего не внесла.

Здесь у меня есть свобода действий и свобода заработка. Устала — значит, работаю поменьше. Чувствую в себе силы, нужны деньги — значит, в этом месяце беру побольше смен. Когда начинаешь перегорать, можно сокращать смены, уменьшать нагрузку. Тебя слышат, держатся за хорошего специалиста.

Живу в Домодедове в частном доме, в клинику в Люберцах езжу на машине. Мои рабочие дни — понедельник, среда, суббота, воскресенье. У меня четыре смены с 9:00 до 21:00, но если устала, прошу сократить смену в среду или понедельник и работаю с 9:00 до 15:00 или с 15:00 до 21:00.

Такой график выбрала сама. Во-первых, так удобнее добираться. Утром по пробкам доезжаю где-то за час, обратно еду уже по свободным дорогам около 30—40 минут. Во-вторых, у моего супруга свободный график, и в субботу или воскресенье ему тоже часто нужно куда-то уехать. Мне ничего не мешает в будни съездить в парк, сходить в кино или заняться какими-то делами. Да и пациентов в выходные больше, потому что у многих пятидневка.

Во время карантина мы оказывали помощь по острой боли. Сейчас клиника вернулась к докарантинному графику, у нас полная запись, несмотря на масочный режим. Никаких проблем с масками, респираторами и одноразовыми халатами у нас нет — все выдают.

Люблю приезжать на работу пораньше, обычно в 8:30 я уже на месте. Глажу форму, включаю компьютер, смотрю запись на день. Изучаю карты пациентов: возраст, лечились ли, если лечились — смотрю снимки. Уже по возрасту приблизительно понимаю, с какими проблемами могут прийти, делаю пометки для ассистента и администратора.

В 9:00 начинается прием. Первым делом выбираем с ребенком мультики. Оказывается, это не так просто: одни дети от радости не могут вспомнить, какой мультфильм у них любимый, другие отказываются — стесняются или их просто напрягает новая обстановка. Тогда спрашиваю у родителя, что включить. Дети постарше просят блогеров на «Ютубе» или прохождение игр. Видео идет как бы фоном, но ребенок волей-неволей начинает смотреть. Я в это время разговариваю с родителем или ассистентом и «между делом» лечу зубы. Совершенно неважно, про что говорить — про банки, засолку, рецепты, сказки. Просто дети любят погреть уши разговорами взрослых, а ты раз — и уже зуб вылечил. Конечно, не со всеми прокатывает, но метод хороший.

За день обычно успеваю принять 10—12 пациентов. На стандартное лечение выделяется час, если работа большая — полтора. Официальный обеденный перерыв длится полчаса. Бывают «окна» — например, если пациент записался и заболел. Тогда тоже отдыхаем с ассистентом. Пью кофе, читаю. В иные дни пациентов так много, что остаемся вообще без обеда.

Когда случается «наркозная» смена, мое утро начинается в операционной. Обычно из-за запрета на прием пищи перед наркозом мы записываем пациентов для лечения под общей анестезией на 8—9 утра. В операционной тоже все стандартно: заполняем документы, анестезиолог занимается с пациентами, я в это время моюсь в предоперационной, потом провожу лечение. После принимаю других пациентов, заполняю карты и уезжаю домой.

Чтобы восстановиться после работы, для меня нет ничего лучше, чем взять двух своих псов и уйти на полдня в лес погулять. Оставить телефон дома, ни с кем не общаться, просто смотреть на деревья и играть с собаками. Муж знает, что, если я пришла с работы уставшая, некоторое время со мной лучше не разговаривать, дать мне переключиться на домашнее состояние.

Прекрасно помню свой первый рабочий день и пациента. Это была девочка лет пяти-шести, в которую я вложила всю душу, всю эмпатию, сказала все добрые слова, следила за каждым движением и взмахом ресниц, только чтобы не напугать, не сделать ребенку больно. Переживала больше, чем она. Конечно, со временем это ушло. Есть такой психологический момент, что чем больше мы трясемся над пациентом, тем хуже.

А однажды мне удалось полечить полуторагодовалого мальчика без наркоза, слез и насильственного удержания — просто у мамы на руках, со сказками и мультиками. В моей профессии это чудо. Это был мой самый маленький пациент, который при этом вообще меня не боялся, а наоборот — смотрел влюбленными глазами. Опять же, я его боялась больше — вдруг дернет головой, а у меня в руках вращающиеся инструменты. Но все прошло хорошо благодаря родителям, которые понимали ребенка и умели его успокаивать. А ведь вначале планировали лечить в наркозе.

Другой случай — не из моей практики. Коллега рассказывал, как к нему на прием привели девочку лет четырех. Ей ставили отставание в развитии, потому что она не разговаривала и тяжело шла на контакт. Ей нужно было лечить миллион зубов, а родители ни в какую не хотели наркоз. И стоматолог совершенно случайно увидел, что у девочки аденоиды — оказалось, из-за осложнения она не слышит. Ее прооперировали, вылечили и зубы, и аденоиды, и через три года это была первоклассница, абсолютно не отстающая в развитии от своих сверстников.

Все эти истории с арендой кабинетов — не мое. Считаю, что врач должен быть трудоустроен, потому что если вдруг произойдет какая-то конфликтная ситуация или вмешательство повлечет за собой ущерб здоровью пациента, кто будет за это отвечать? Мне спокойнее, когда все официально и с нормальной медицинской документацией.

Да и всех денег не заработать: я работаю три-четыре дня в неделю и мне моей зарплаты хватает. Если еще какими-то подработками заниматься, то когда отдыхать, когда уделять время семье? У меня были периоды, когда я работала в двух клиниках, это очень сложно, требует постоянных разъездов. Я больше уставала, чем зарабатывала. Лично для меня лучше качественно работать и хорошо отдыхать, чтобы оставались силы для эмпатии и участия в жизни пациента.

Я начинала в государственной клинике с 30 000 ₽ за ставку. Потом сказали, что минимальная зарплата врача в Московской области должна быть 60 000 ₽, и нам дали полторы ставки, чтобы зарплата стала такой, какую нужно написать. Рабочий день детского стоматолога на ставку составляет 6 часов 36 минут. Я работала три полных дня и два дня по половине: понедельник, среду и пятницу с 8:00 до 20:00, вторник и четверг с 8:00 до 14:00. Плюс у меня были дежурные субботы два раза в месяц.

Говорят, в государственных клиниках бывает тринадцатая зарплата, но у меня ни разу такого не было. Мой доход вырос только со сменой места работы. Сейчас получаю около 100 тысяч, в зависимости от количества рабочих дней и загруженности пациентами. У меня есть окладная часть, хотя для частных клиник это редкость. Обычно в таких медцентрах врачи сидят на проценте. Здесь же, даже если нет пациентов, мне все равно оплачивают «окна». Плюс есть процентная часть — соответственно, чем больше пациентов приняла, тем больше заработала.

За июнь я получила около 125 тысяч, и, честно говоря, эта сумма далась мне нелегко. Работа тяжелая, выматывающая, и иногда даже становится обидно, что иной менеджер по продаже диванов, не несущий ответственности за здоровье своих клиентов, получает столько же или даже больше. Правда, быстро вспоминаю, что я всегда хотела быть врачом и у меня благородная профессия.

Мой муж — частный предприниматель. Уровень доходов его устраивает, и, наверное, я даже могла бы не работать и сидеть дома. Денег станет меньше, но с голоду никто не умрет. Однако зависеть от кого-то не очень для меня приемлемо, мне важна самостоятельность и финансовая свобода. И я не считаю правильным получить такое образование, вложить столько времени и сил в любимую профессию и не работать.

А если бы я не поступила на бюджет, сумма получилась бы вообще астрономическая.

Основные расходы — это еда на двоих, кредиты на строительство дома, в который мы въехали в конце прошлого года, и недоделанный в нем ремонт. Какая-то сумма уходит на двух собак — у нас лабрадор и лайка. Забрали их к себе от родителей, которым с возрастом стало тяжело с ними справляться. Раз в год собакам нужно делать прививки, раз в три месяца — давать таблетку от клещей. Недешевыми оказались услуги кинолога — 1500 ₽ за одно занятие. Мы занимались с ним около двух месяцев два раза в неделю.

Еще одна мощная статья расходов — курсы повышения квалификации. В прошлом году я заплатила за них 150—200 тысяч рублей. Плюс за 50 тысяч купила личные рабочие инструменты. В нашей клинике их выдают бесплатно, но я привыкла работать дорогими импортными инструментами, это вопрос моего удобства, скорости и качества работы. В случае ошибки или некачественной работы объясняться перед пациентом и его родителями буду я, а не гендиректор. Словом, покупка инструментов — исключительно моя профессиональная позиция. Теперь хочу приобрести специальные увеличивающие очки-бинокуляры, они стоят 200—400 тысяч рублей.

В отпуске мы не были уже два года — из-за стройки, кредитов и самоизоляции. Если откроют границы, то хотела бы в ноябре слетать, например, в Таиланд. Когда-то мы уже там отдыхали, потратили тогда порядка 100 тысяч рублей на двоих. Но я люблю ездить и к родственникам в Брянскую область — там в деревне большой дом с классным участком, баней, бассейном. Конечно, это совсем другие деньги. Тысяч 10—15 на дорогу и подарки сестренке.

Сколько получается откладывать, сказать сложно. Еще со студенческих времен планирую бюджет не на месяц, а на неделю, остаток в конце месяца откладываю. Обычно трачу в неделю около 9 тысяч на еду и текущие нужды. Зарплата мне приходит два раза в месяц: сначала аванс, затем основная часть с процентами. На первую часть живем, это где-то 30 тысяч, а всю основную часть — от 50 до 70 тысяч — стараюсь откладывать, но получается так себе. Впрочем, у меня всегда есть какая-то подушка безопасности, около 200—300 тысяч. Она выручила меня, например, в прошлом году, когда я сломала ногу и какое-то время не работала.

В целом у меня достаточно безалаберное отношение к деньгам, хочется это изменить. Поэтому я наконец начала считать расходы и вести бюджет.

Строительство дома — это большие расходы, поэтому пришлось и копить, и кредиты брать, и мужу продавать кое-что из своих рабочих инструментов. Участок мы купили за 1 200 000 ₽, точную сумму, потраченную на сам дом, не знаю: муж строил его на свои средства и не особо посвящал меня в траты. Дом у нас небольшой, 120 квадратных метров, и работа мужа связана со строительством, поэтому ему удалось на чем-то сэкономить. Но, думаю, все равно вышло около трех миллионов рублей с коммуникациями и недоделанным ремонтом, который пока на паузе: хочется поднакопить на него сразу тысяч 200—300. Плюс во время карантина строительные магазины были закрыты или работали как-то непонятно.

Хочу до конца этого года досрочно выплатить кредиты — осталось около 700 000 ₽. Платить их нужно еще три года.

Мечтаю купить квартиру под сдачу. В идеале, конечно, в Москве, но нужно реально смотреть на вещи. Наверное, все-таки в ближнем Подмосковье — может быть, в Видном или тех же Люберцах. Другого варианта пассивного дохода, кроме как от сдачи жилья, я для себя пока не нашла. Инвестиции, банковские операции, торговля на бирже — для меня темный лес.

Я абсолютно счастливый человек, у меня крепкая счастливая семья, любимая работа. Детей хочется.

Думаю, лет через 10—15 все еще буду работать детским стоматологом. Для многих дантистов карьерный рост заключается в открытии своей клиники, но пока я себя в этом не вижу. Может, лет через пять это и изменится, хотя в целом я не бизнесмен, с деньгами у меня отношения так себе. Возможно, через 10 лет стану заведующей отделением, но это все-таки больше административная работа, я свое развитие пока вижу именно в медицине.

Мне не встречались люди, считающие, что детская стоматология — их призвание. Просто у кого-то получилось, у кого-то нет. Мне повезло. Я люблю общаться с детьми, они непосредственные, открытые, чистые, забирают много энергии, но и отдают не меньше. Если пациент тебя любит, то он будет тебя обнимать, целовать, приносить тебе снеговиков из пластилина, рисовать мелками зубных фей. И такое доверие, конечно, нельзя не оправдать.