Как я лечила генерализованное тревожное расстройство по ОМС

Я с детства страдала от повышенной тревожности, а в 22 года психиатр поставил мне диагноз — генерализованное тревожное расстройство.

Сейчас мне 24 года, сильная тревога со мной с 15 лет. Меня лечили от вегетососудистой дистонии, головных болей, проблем со сном, низкого давления.

В одиннадцатом классе, в самый пик подготовки к ЕГЭ, я упала в обморок в школе и попала в больницу — в детское неврологическое отделение. Там тоже никто не заподозрил психиатрического диагноза и проблем с ментальным здоровьем. Зато назначили целый список неработающих лекарств — ноотропов и тому подобного. Сама же я в тот момент ничего не знала о расстройствах психики.

Расскажу, как мне поставили правильный диагноз и как я живу с генерализованным тревожным расстройством.

В Международной классификации болезней есть целый раздел, посвященный тревожным и связанным со страхом расстройствам.

Генерализованное тревожное расстройство — самое распространенное среди них. Кроме того, это заболевание в целом одно из самых часто встречающихся психических расстройств.

Почему развивается генерализованное тревожное расстройство, пока неизвестно. Возможно, это связано с нарушением выработки ряда нейромедиаторов, то есть соединений, благодаря которым нейроны мозга общаются друг с другом, или с изменением обмена веществ в некоторых отделах головного мозга. Также есть связь между повышенной тревожностью и большим количеством травмирующих ситуаций, особенно в детстве.

Генерализованное тревожное расстройство может начаться в любом возрасте. Без всякой причины появляется сильная тревога, которая мешает человеку нормально жить и работать. Приступы тревожности могут сопровождаться телесными проявлениями: ощущением нехватки воздуха, сильным сердцебиением, онемением конечностей и другими.

Заболевание не проходит бесследно не только для психики. Согласно некоторым данным, повышенная тревожность увеличивает риск ишемической болезни сердца и гипертонии, а также в целом повышает риск смерти от сердечно-сосудистых заболеваний.

Предполагаю, что мое расстройство начало проявляться еще в детстве. Я росла с постоянным чувством тревоги, которая с возрастом становилась сильнее. Мой отец — человек крайне специфичный. Он мог в один момент просто так перестать разговаривать со мной и мамой. Собирал свои вещи и «переезжал» в другую комнату — квартира была достаточно большой. Не знаю, почему под эту «пытку молчанием» попадала я, маленький ребенок. Сталкиваясь в коридоре или у входной двери, мы не здоровались.

Также с шести лет у меня были постоянные головные боли. Меня обследовали, но причины не находили. Неврологи назначали глицин, физиотерапию и обезболивание по ситуации.

Сейчас, пройдя через терапию и многочасовое самокопание, я понимаю, что практически любое взаимодействие с отцом проходило через тревогу.

Например, при хорошем доходе семьи одежду приходилось выпрашивать, подбирая время, когда у него хорошее настроение. Поездки — неважно, на дачу или за границу — всегда были нервными и напряженными.

Меня не учили распознавать эмоции, поэтому я не знала, что это была тревога. Я ощущала ее как беспокойное состояние, в котором в той или иной мере живут все — так мне тогда казалось.

Головные боли, кстати, прошли с началом приема антидепрессантов. Психиатр сказал, что, скорее всего, они были одним из симптомов расстройства.

Тревога не отступала в подростковом возрасте, а дальше стало только хуже. После школы я поступила в СПбГУ, куда очень хотела попасть. Однако в итоге меня исключили в конце третьего курса — я даже не сдала сессию, чтобы получить незаконченное высшее образование.

Полгода до этого были периодом постоянной беспричинной тревоги, абсолютного бессилия, невозможности выспаться и нежелания вставать с кровати. Большую часть времени в университет я не ходила. Окружающие списывали все на лень, но на самом деле порой я физически не могла заставить себя подняться с кровати и пойти учиться. Фактически я делала все, чтобы меня исключили: не было сил дойти до администрации и отказаться от учебы самой. Да и тревога не позволила бы мне даже зайти в здание факультета.

В моем окружении тогда было не принято говорить о проблемах с ментальным здоровьем. Возможно, попадись мне тогда человек, видео или текст с рекомендациями сходить с моими симптомами к психиатру, меня бы не исключили и жизнь сложилась бы иначе.

После ухода из университета два года я жила в состоянии тревоги. У меня постоянно болела голова, десяти таблеток обезболивающего хватало на неделю. Я ходила к неврологу — он назначал миорелаксанты и ноотропы, а от проблем со сном советовал пить мелатонин.

Мое тело никогда не было расслабленным. Каждая маленькая мышца была напряжена ежесекундно. Походы на массаж всегда проходили с просьбами мастера расслабиться. Я плохо спала, могла проснуться ночью и лежать без сна несколько часов.

Тревога возникала даже из-за бытовых мелочей и была несоизмерима с проблемой. Например, грязная посуда в раковине с утра, которую должен был помыть бойфренд, становилась причиной ужасной тревоги на весь день. Даже устранение проблемы — мытье посуды — не меняло состояние.

Я думаю, что это идет из детства — отец постоянно ругал меня за якобы бардак. Мне казалось, что грязная посуда в раковине означает, что я бесполезная, меня нельзя любить, нужно как можно скорее бросить. В те моменты я не распознавала такие мысли как странные и нелогичные.

Похожая ситуация была и с тратой денег: я купила что-то дорогое, потратила деньги, поэтому меня нельзя любить, нужно оставить одну. При этом мы с бойфрендом давно вместе и никогда не ссорились из-за трат, которые вписываются в бюджет.

В целом у меня был четкий набор триггеров, провоцирующих тревогу. Это грязные посуда и пол, трата денег на что-то условно дорогое, покупка кофе с собой, разговоры с отцом. И если до триггера тревога была фоновой, то после она начинала расти до размера целой планеты.

В это время в мою жизнь пришли научно-популярные книги. Летом я купила книгу Дарьи Варламовой и Антона Зайниева «С ума сойти! Путеводитель по психическим расстройствам для жителя большого города». Одна из глав посвящена тревожным расстройствам — и это было про меня, причем так точно, что становилось страшно. Тогда же я узнала про тест Бека на определение уровня тревоги, прошла его и получила почти максимальный балл.

Однако о том, что мне срочно нужно к психиатру, я тогда все равно не думала. Чтобы пойти к врачу, надо было сделать усилие и признать, что у меня проблема. Мне этого делать не хотелось — я боялась вновь оказаться ненужной и нелюбимой. Ведь нельзя любить человека с ментальными проблемами. Логика, конечно, у меня была замечательной.

Однажды я пошла на рынок, где купила узбекские помидоры за 800 ₽ за килограмм. Они были безумно вкусными, вписывались в бюджет, то есть покупка не должна была доставлять мне дискомфорт. Однако тревога так не считала. Она накрыла меня сразу же, как только я вышла из здания рынка.

Тревога была такой сильной, что я не запомнила ни путь до дома, ни то, как провела вечер. Меня трясло, дома я заперлась в туалете и рыдала навзрыд. Я задыхалась, мне до ужаса не хватало воздуха. Ночь не спала, каждую секунду думала о цене помидоров. В голове крутилась одна навязчивая фраза: «Помидоры стоят 800 ₽ за килограмм».

С утра я стала гуглить психотерапевта. О психиатрии по ОМС, как и о делении врачей на психиатров, психотерапевтов и психологов, в тот момент я не знала.

Я выбрала своего первого психотерапевта по отзывам и возможности принять меня в этот же день. Прием тогда стоил 3500 ₽. В клинике меня встретил приятный врач, провел в кабинет, где попросил рассказать, что меня беспокоит. Я рассказала ему про помидоры, невозможность нормально спать и отношения с отцом.

3500 ₽

стоил один прием частного психотерапевта

Перед приемом я сделала для себя чек-лист, где расписала основные причины беспокойства. Мне это сильно помогло — из-за большого потока эмоций на приеме было сложно сфокусироваться на своих мыслях. Психотерапевт задавал мне вопросы, наводил на рассуждения, в итоге поставил диагноз — генерализованное тревожное расстройство, и назначил лечение.

Для лечения тревожного расстройства используют психотерапию, в частности когнитивно-поведенческую терапию, и медикаменты — чаще это антидепрессанты. Психотерапию иногда можно использовать как основной метод лечения — это зависит от тяжести тревоги и возможностей пациента, так как не все могут регулярно посещать психотерапевта.

Мне врач порекомендовал прием антидепрессантов на первой же консультации. Он рассказал про их работу и том, как правильно начинать прием.

Мне тогда сильно понравилась метафора про костыли и сломанные ноги. Костыли — это антидепрессанты. Они не помогут ноге срастись, но зато облегчат жизнь и дадут возможность ходить, пока нога в гипсе срастается. Гипс же — это терапия и собственная работа. Можно долго ходить на костылях без гипса, но ничего хорошего из этого не выйдет.

С психотерапевтом мы проходили в том числе и терапию. Тогда я не знала про разные методы и школы психотерапии, поэтому не могу сказать точно, какую методику он использовал. Скорее всего, это была одна из вариаций когнитивно-поведенческой терапии.

Антидепрессант мне назначали из группы селективных ингибиторов обратного захвата серотонина, или СИОЗС. Если упрощенно, такие лекарства повышают концентрацию серотонина в головном мозге, что улучшает настроение и снимает тревожность. Однако в первые недели приема такие лекарства могут вызывать обратный побочный эффект — усиление тревоги. Поэтому в дополнение мне назначили транквилизатор. Он же помогал нормально спать.

Когда я впервые протянула рецепт фармацевту, мне казалось, что я покупаю что-то запрещенное и страшное. В странах бывшего СНГ у антидепрессантов, как мне кажется, не самая хорошая репутация, но в таких таблетках на самом деле нет ничего плохого и тем более запрещенного.

Транквилизатор практически сразу снимает симптоматику. Я долгое время жила с ощущением, что мне наступили на грудную клетку и я не могу нормально вдохнуть. То ощущение расслабленности и спокойствия, которое я получила после первого применения лекарств, забыть сложно. Это как снять неудобную обувь после тяжелого рабочего дня или расстегнуть ширинку джинсов после плотного обеда — только раз в десять лучше.

Заход на антидепрессант дался мне достаточно легко. Через месяц я снова сходила к психотерапевту и получила рецепт на полгода. Дополнительно мне еще назначили один из нейролептиков для сна. В месяц на таблетки уходило около 900 ₽. Также мы снова обсудили волнующие меня вопросы, в основном они касались паттернов поведения.

900 ₽

в среднем я тратила на таблетки ежемесячно

Лето и начало осени после первого приема были для меня одними из лучших за несколько лет. Я жила жизнь обычного человека, мне хватало сил на работу, походы в спортивный зал, долгие прогулки. Если раньше я начинала трястись от вида грязной тарелки в раковине с утра, то сейчас это волновало меня в разы меньше.

Осенью, через несколько месяцев после начала лечения, я решила снова сходить к психотерапевту. Тревога ушла, но сон стал сбиваться, появились вопросы, которые мне бы хотелось решить в терапии: я все еще переносила паттерны из отношений с отцом в отношения с бойфрендом. В тот момент цена на прием платного психотерапевта выросла до 5000 ₽. Я не могла себе этого позволить и впервые решилась на терапию по ОМС.

В то время по интернету бродил список с номерами бесплатной психологической помощи. Там же был номер бесплатного психотерапевта в Петербурге, где я жила. Все оказалось не так просто: сначала я около часа дозванивалась в регистратуру одного из ПНД, там мне сказали позвонить по другому телефону. По второму номеру мне дали еще один номер. В итоге спустя пару часов я дозвонилась и записалась на прием. У меня спросили имя и возраст, назвали адрес и имя врача.

Кабинет находился в одной из поликлиник в соседнем с моим районом. Я приехала на сеанс в девять утра. В регистратуре, которая для психотерапевта была отдельной, у меня взяли адрес проживания, номер паспорта, ОМС и СНИЛС, затем я прошла к врачу.

Первый вопрос, который задал мне психотерапевт, — работаю ли я. В тот момент у меня были с этим проблемы, я честно ответила, что нет, а с деньгами мне помогает бойфренд. Тут он начал меня отчитывать. Говорил, что я не имею права обращаться за помощью по ОМС, что должна идти к платному врачу, что я тунеядка и все такое. А еще что я не могу к нему приходить, ведь это кабинет не по моему месту жительства. После этого мне не хотелось открываться перед человеком, я сжалась в кресле и чуть не плакала. Но мне нужно было продлить рецепт — это единственное, что удерживало от побега.

Кое-как рассказав, что я принимаю и какой у меня диагноз, я попросила дать мне рецепт. Он помотал головой и стал рассказывать, что нужно уезжать из России и делать мне тут нечего. Затем порекомендовал принимать «Фенибут» — это препарат, который отпускается по рецепту, но при этом не имеет доказанной эффективности.

Из кабинета я вышла в шоке. К счастью, на мою психику это не повлияло — мне с самого начала удалось выстроить броню между мной и этим псевдопсихотерапевтом. Нужные мне рецепты, кстати, в итоге он выписал. Однако опыт был неудачный, поэтому до следующего года я боялась и думать о психотерапии.

Зимой я вышла в ремиссию — это значит, что на терапевтической дозировке лекарства долгое время чувствовала себя здоровым человеком. Тогда решила снижать дозировку. О правильном выходе из лечения мне рассказывал платный психотерапевт на одном из первых сеансов, поэтому мне казалось, что я понимала, как это делать.

Еще в то время я активно сидела на форуме про психическое здоровье, где люди делятся своими историями болезни и лечения. Там же можно проконсультироваться у психиатра. Такая консультация не заменит лечения и очных сессий, но может помочь в ситуациях, когда нужен ответ на небольшой вопрос, а платить 5000 ₽ за сеанс не хочется.

Я задала на форуме вопрос про отмену таблеток и получила общие рекомендации. Дозировку антидепрессанта уменьшала очень медленно, дошла до 1/8 таблетки. Было тяжело, потому что по незнанию я ничего не принимала для облегчения симптоматики.

Конечно, самостоятельная отмена антидепрессантов была большой ошибкой. При приеме любых лекарств не нужно самодеятельности и советов из интернета. Я решила отменить прием таблеток слишком рано — принимать антидепрессанты нужно было хотя бы год с улучшения состояния, лучше всего под контролем врача.

Весной 2020 года случилась пандемия COVID-19, а у меня снова появилась сильная тревога. Социальные и медицинские проблемы, связанные с коронавирусом, обошли меня стороной, объективных причин беспокоиться не было. А я тревожилась.

Причем случалось это внезапно. Я могла заниматься йогой и в середине практики лечь на пол с учащенным сердцебиением из-за внезапной беспричинной тревоги или вдруг заплакать. Это ощущается как внезапная волна: она накрывает с головой, от нее никуда не убежишь.

С окончания приема таблеток тогда прошло около двух месяцев. Я пыталась справиться с тревогой немедикаментозно — медитации, динамическая релаксация по Джекобсону, фрирайтинг о переживаниях. Это не помогло. Цены на терапию в тот момент снова поднялись, а мне нужна была если не психотерапия, то точно костыли в виде таблеток.

Тогда я решилась пойти в психоневрологический диспансер по месту жительства. Для этого нашла адрес районного ПНД в выдаче поисковика, позвонила в регистратуру и узнала, что нужно для приема. Все оказалось просто:

1. Надо прийти в ПНД, обратиться в регистратуру. Там отдать паспорт, полис и СНИЛС, назвать фактический адрес проживания. В регистратуре оформят карточку и назовут номер кабинета.
2. В кабинет люди проходят в порядке живой очереди. За каждым участком закреплен свой психиатр. Записаться на определенное время, как это происходит в обычной поликлинике, нельзя. Лучше приходить пораньше, тогда попадешь быстрее. Приходя за 15—20 минут до того, как врач начинал прием, в среднем я была третьей или четвертой в очереди.

На приеме психиатр спросил, что меня беспокоит. Я рассказала свою историю, он предложил мне несколько антидепрессантов на выбор, рассказав о плюсах и минусах каждого. Назначил и транквилизатор, чтобы убрать первичные побочные эффекты.

Антидепрессант был из той же группы, что в первый раз, но другим. Упаковка мне обошлась в 800 ₽, всего я купила их две. Приходить повторно мне сказали через три-четыре недели. Это необходимо, чтобы понять, подходит мне лекарство или нет, нужно ли корректировать дозировку. Диагноз остался тем же — генерализованное тревожное расстройство.

Через месяц я вновь пришла в ПНД. В тот момент принимал другой врач, потому что мой участковый приболел. За время посещения диспансера я общалась с четырьмя разными психиатрами — и ни с кем из них у меня не возникло проблем. Никто не унижал меня, все разговаривали вежливо и профессионально, действительно старались помочь.

Таблетки мне в этот раз не помогали, поэтому психиатр предложил попробовать лечиться стационарно. С пропиской в Петербурге меня могли бы госпитализировать в клинику неврозов. Однако прописки не было, поэтому предложить мне смогли только дневной стационар больницы им. Кащенко.

Попасть в стационар можно только по направлению из ПНД. Врач назначает день, выдает направление, с которым нужно прийти в стационар. Там делают карточку, а затем отправляют на первичный прием к врачу.

Всего я лечилась в дневном стационаре два раза. У меня нет ни одного негативного воспоминания, связанного с ним, мне нравилось это место, нравились люди там.

Лечение проходит достаточно просто. После первичного разговора с психиатром подбирают медикаменты. Также нужно проконсультироваться с клиническим психологом, сделать кардиограмму, при необходимости посетить других врачей — например, кардиолога или эндокринолога. Сделать это можно или в самом стационаре, или в поликлинике по направлению.

Клинический психолог дает тесты на внимательность и память. Вместе с ним мы также заполнили несколько опросников — на уровень тревоги и наличие депрессии.

В стационаре есть психотерапевт, к нему тоже записывает психиатр. Обычно это часовые сессии один-два раза в неделю. Также можно ходить в театральную или арт-студию, на библиотерапию, танцевальную терапию, адаптивную йогу. Все это бесплатно.

Преподаватели студий действительно хотят помочь пациентам. Люди в стационаре разные, с разными заболеваниями, разным состоянием психики, но всем было очень комфортно заниматься.

Я ходила на психотерапию два раза в неделю, через день заходила к психиатру. Несколько раз хотела сходить на йогу, но она была рано с утра, я каждый раз просыпала.

То, как проходят сеансы психотерапии, зависит от методики, которой придерживается врач. Я хотела заниматься когнитивно-поведенческой терапией — одной из методик, которую поддерживает доказательная медицина. В стационаре такого не было, но мой врач предложил помочь найти хорошего частного терапевта, работающего в этом направлении, если я захочу.

Таблетки, назначенные врачом, выдавали медсестры в специальной комнате. Ходить в стационар нужно часто — сначала каждый день, потом через день, в конце минимум два раза в неделю. Препараты дают в том количестве, в котором они нужны на время, пока пациент не в стационаре. Медсестры отзывчивые и милые, всех называют уменьшительно-ласкательными именами, запоминают буквально через пару дней.

В стационаре кормят, можно позавтракать и пообедать. Еда обычная больничная, но мне нравилась: я люблю простую пищу, особенно всякие рагу.

В период пандемии консультации с психотерапевтами перенесли в «Скайп», а посещения психиатра были один-два раза в неделю, иногда больше, в зависимости от состояния.

За счет частого посещения легко отслеживаются любые изменения в состоянии и быстро корректируется дозировка препаратов. Например, один раз мне неудачно назначили препарат. На следующий день я рассказала об этом на встрече — и мне его отменили.

Лечение в стационаре продолжается до выхода в стабильное состояние. Например, в моем случае это было исчезновение постоянной тревоги в течение как минимум нескольких недель.

Оба раза я сама уходила из стационара, потому что уставала посещать его так часто. Но перед этим врачи подбирали мне лечение, и оно работало. Пришлось перепробовать несколько схем. В итоге мы пришли к моему самому первому лекарству, только в дозировке в 2,5 раза выше. Принимаю я его до сих пор.

Мой опыт описывает только конкретный стационар. Система психиатрии в России несовершенна, найти грамотного врача по ОМС сложно, но возможно. Самая большая проблема в этой ситуации — не столкнуться со специалистом, который сделает только хуже. Однако некомпетентные специалисты встречаются и в коммерческой системе.

Я до сих пор лечусь по ОМС. Скоро будет год, как я следую последнему варианту терапевтической схемы. Раз в три-четыре месяца хожу к платному психологу, консультация стоит 3500 ₽, но сейчас регулярная терапия мне не нужна.

Повышенная тревожность все еще есть в моей жизни, но она не обездвиживает меня, не лишает свободы. У меня до сих пор есть проблемы со сном, а в толпе накрывает жуткая тревога и не хватает воздуха. В основном остались соматические проявления: мышечное напряжение в триггерных ситуациях, ощущение нехватки воздуха и головные боли, если я сильно нервничаю.

Зато я многому научилась за период лечения: разговаривать о проблемах, искать их решение, работать с тревогой и даже расслабляться. В этом мне помогли и психотерапия, и антидепрессанты.

1. Если вы чувствуете, что тревога мешает жить, стоит сходить к психиатру. Для самопроверки можно пройти тест Бека.
2. Лучше обратиться за помощью — к доктору, родственникам, друзьям, людям на форуме. С тревожными мыслями гораздо легче справиться, если проговорить их.
3. Пить антидепрессанты, нейролептики и транквилизаторы по назначению врача — это нормально и не стыдно.
4. Обязательно стоит поделиться тем, с кем живете, своими проблемами. Для людей, которые незнакомы с ментальными расстройствами, многие действия тревожных людей будут казаться странными. В самые тяжелые моменты я спала сутками, просто потому что тревога отнимает много сил. Со стороны это выглядит непонятно, поэтому и стоит проговорить проблему.
5. Тревога лечится, через некоторое время можно будет вернуться к обычной жизни.