«Хотелось вырваться на свободу»: как я училась в поселковой школе и переехала в Москву

Читательница Тинькофф Журнала с детства знала, что ей не стоит оставаться в родном поселке.

После окончания школы она смогла поступить в московский вуз на бюджет и найти работу, близкую к своей специальности. Узнали, как проходили уроки в поселковой школе и сложно ли было начинать новую жизнь в столице.

Я родилась и выросла в поселке городского типа, ПГТ.

Его еще называют рабочим, что меня всегда удивляло. Потому что работать там практически негде — если только в магазине или на почте.

В 2000-е, когда я была ребенком, в моем ПГТ проживало примерно 16 тысяч человек, а сегодня — не более 14 тысяч. Это связано с тем, что все постепенно уезжают.

С самого детства учителя и родители внушали нам — мне и моим одноклассникам, — что не стоит оставаться в поселке. Поэтому после школы я поступила в московский институт на инженера. Окончила бакалавриат и магистратуру и смогла устроиться на интересную для меня работу. Конечно же, решила остаться в столице.

Расскажу, как я училась в школе в своем поселке и смогла поступить в московский вуз.

Меня растили мама и бабушка.

Мама — учитель биологии, но со временем ей пришлось уволиться, так как в школе платили крайне мало. Она же хотела зарабатывать больше, чтобы помочь мне выйти в люди.

Сначала мама устроилась на заправку оператором, и денег такая работа приносила гораздо больше, чем в школе. Потом, помню, торговала вещами на рынке. Если честно, в детстве я стыдилась этого и стеснялась приглашать в гости одноклассников, потому что обстановка в их квартирах была лучше, чем у нас.

Отличительная черта деревень и поселков — жители все друг про друга знают. Например, у кого во сколько лет ребенок стал ходить без подгузников, а у кого он уже знает все буквы. Разумеется, большинство родителей хочет, чтобы их малыш был лучшим.

Мама много со мной занималась, и благодаря ей я рано научилась читать. Так как она работала учителем биологии, дома у нас лежали энциклопедии по анатомии и про бактерии. Меня все это очень интересовало — как и литература в целом. Я была именно тем ребенком, которым можно похвалиться: «А моя знает наизусть „Бородино“!» Но это имело и негативные последствия: у меня появился синдром отличницы.

Когда ребенок выпускался из детского сада, воспитатели говорили учителям: «Эта девочка умненькая и из хорошей семьи, так что нуждается в особом отношении. А с теми детьми можно не напрягаться». Я была хоть и не из богатой, но из интеллигентной семьи, поэтому в младших классах со мной обращались хорошо. Например, я была той самой первоклашкой на плече у выпускника — весьма почетная роль. Даже в подростковом возрасте, когда я стала более непослушной, мне по-прежнему многое сходило с рук.

В моем ПГТ три школы. По уровню они примерно одинаковые, так что учебное заведение, как правило, выбирают по расположению. Школа, в которой училась я, находилась через дорогу от моего дома, но идти было неприятно: справа гаражи, а слева сараи, где жили куры, коровы и свиньи.

Особенно я боялась поросят. Они были большими, громко кричали. Я переживала, что животные сломают заграждение и нападут на меня. А пару раз по пути в школу я видела, как их убивают и опаливают туши какой-то специальной штукой. Тот запах я и сегодня узнаю из тысячи.

К сараям я могла не приближаться — для этого надо было пройти посередине улицы. Но в ее центре располагалась лужа неведомой глубины. Как бы аккуратно ты ни старался идти, обувь моментально покрывалась грязью.

Помню, однажды я пошла на учебу в новых сапожках. По дороге, конечно, их испачкала. Возле школы был водопровод — длинная труба с холодной водой. Я помыла в ней обувь, но промочила ноги. Пришлось проходить так весь день, а дома я еще и получила нагоняй от мамы за испорченные сапоги.

Сейчас уже тех сараев нет — сгорели в результате пожара, устроенного пьяным соседом. Когда это произошло, было очень страшно: окна на нашем балконе раскололись, на улицу выходили бабушки с иконами. В помещениях, охваченным языками пламени, оставались бездомные котята, которых мы приютили и подкармливали. Я думала только о них, и тогда у меня впервые в жизни случилась истерика. Неожиданно бабушка моей подруги пролезла в сарай и вытащила котят. Помню этот момент как сейчас: вот она выходит из огня, держа их в руках, а рядом пожарные. К счастью, ни один котенок в итоге не пострадал.

Все ученики моей школы условно делились на несколько категорий: дети учителей, работяг, полицейских и торгашей. Последние очень любили пайетки. У нас в школе была строгая форма, но такие вещи считались нарядными, и их носить разрешали. Другое дело — джинсы: учителя называли их рабочей одеждой американцев. А однажды я надела кофту с вырезом на груди, и меня за это отчитали — пришлось попросить бабушку его зашить.

Многие думают, что в поселках живет одно быдло. Если выйти вечером на главную площадь, впечатление сложится именно такое: люди кидают пивные бутылки на землю, громко слушают музыку в тонированных машинах, курят кальян на скамейках.

Но это лишь одна сторона. Плохое есть везде, а в поселках его концентрация кажется выше, потому что площадь меньше и отрицательные вещи заметнее, чем в городе.

В то же время у нас было и много хорошего. Например, прекрасные люди, которые хотели, чтобы поселок развивался, а не деградировал. Чаще всего к этому стремились сотрудники нашего замечательного краеведческого музея или учителя, вдохновленные своим предметом.

Моя преподавательница по истории очень хотела, чтобы мы выросли достойными и образованными людьми. После уроков она бесплатно готовила учеников к региональным олимпиадам, находила интересные дополнительные материалы в виде плакатов, картинок, фильмов. Но мало кого из класса действительно удавалось увлечь. Мне было грустно это осознавать: я же видела, как она старается.

Некоторые жители поселка писали стихотворения про наш край, разбивали садики у себя под окнами. Кто-то делал игрушки из покрышек, напоминавшие произведения искусства.

Хотя среди моих сверстников интересоваться литературой или искусством считалось некрутым, в школе были ребята, которых это увлекало. С ними мне подружиться не удалось, потому что они оказались слишком правильными даже для меня. Я же мечтала найти человека, с которым могла бы и романы Достоевского обсудить, и сделать что-то запретное, например покурить за гаражами. Вторую затею я в итоге реализовала с одной компанией, но для души друга так и не встретила.

Учиться в школе было совсем не тяжело. В старших классах я перестала придавать большое значение оценкам и даже начала получать двойки за поведение. Но на аттестат это никак не повлияло: такие отметки никуда не шли, а только помогали учителям выражать свой гнев. Так что школу я в итоге окончила с золотой медалью.

Не припомню, чтобы я когда-нибудь долго сидела над домашними заданиями или задавала вопросы на уроках. Как и другие мои одноклассники, я хотела поскорее отсидеть занятия и побежать по своим делам. Если знала, что будут проверять тетради, то за десять минут до сдачи выполняла упражнения и в итоге получала пятерки.

Когда я поступила в Москву и подружилась с ребятами из больших городов, услышала много историй о сложной учебе в школе. У нас же обычно пол-урока успокаивали хулиганов, которые кидались жвачкой или кричали матом.

А еще, помню, у нас было вкусное бесплатное питание для всех. Я даже сейчас скучаю по той еде и хочу вернуться в нашу столовую.

В младших классах у меня была учительница, которая, как я сейчас понимаю, обращалась с нами жестоко. Если бы такое происходило с городскими детьми, думаю, об этом бы рассказали в новостях.

Она сразу разделила нас на «лидеров» и «лохов». В первую группу вошли ребята, у которых родители были побогаче и понаглее, плюс те, кто делал учителям подарки на праздники. Во второй оказались более слабые и застенчивые, а также небогатые школьники — их всегда унижали.

Эта учительница не отпускала нас играть во время перемены. Ребята из других классов бегали по школе, а мы сидели в четырех стенах и придумывали какие-то тихие дурацкие развлечения. Буфет, где продавали вкусные пирожки, нам посещать запрещали — как и выходить в туалет во время урока. Тем, кто не мог терпеть, требовалось принести справку из поликлиники. Аргумент преподавательницы был таким: «Дети в Беслане пили собственную мочу и терпели, а вы не можете подождать 45 минут». Одна одноклассница в итоге принесла ей нужный документ.

Впрочем, со временем обиды и страх прошли, и я даже вспоминаю о той учительнице с теплотой. Сейчас я вижу перед собой обычного человека, которому не удалось завести семью и детей и в его жизни была только работа.

Еще в школе часто обсуждали других жителей ПГТ прямо на уроках. Все слышали шутки про бабушек, которые точно знают, кто и чем занимается. Жителей у нас не так много, и информация о каждой семье передавалась в поселке из поколения в поколение. Все это было известно и учителям.

Например, одна преподавательница сказала ученику: «Продолжишь так себя вести — скоро отправишься за братом». А родственника того мальчика убили.

Она же говорила, что я ужасно необразованный человек, хотя я зачитывалась Гюго. Конфликт случился, когда в классе нам сказали написать сочинение по «Гранатовому браслету» Куприна, а я не захотела читать этот рассказ. Выглядела в глазах учительницы невежественной.

Кроме того, та женщина пыталась запугать меня, что я попаду в колонию для несовершеннолетних. А я просто сидела на последней парте и болтала с мальчиком, в которого была влюблена.

Преподавательница даже позвонила мне домой и попыталась поговорить со взрослыми о моем поведении. Мама ответила, что у нее нет времени на общение с психически нездоровыми людьми.

Так преподаватели определяли детей, которые могли претендовать на льготы. Например, в моей школе до четвертого класса была продленка. Ребята, чьи родители мало зарабатывали или кто жил в неполной семье, как я, платили за нее 150 ₽ в месяц, а остальные — 300 ₽. Но из-за такого подхода учителей весь класс знал, кто в каком финансовом положении. Подобное поведение взрослых казалось нормальным, но сейчас я смотрю на все другими глазами.

Еще запомнилось, как одной девочке учительница написала на лбу маркером «отступай две клетки». Причина — школьница не могла запомнить, какое расстояние делают в тетради между классной и домашней работой.

Весь этот ужас продолжался, пока мы не перешли в пятый класс. С того года у нас появилась адекватная и добрая классная руководительница.

Молодых преподавателей в школе не было — только так называемой старой закалки. Начинающие специалисты просто не хотели оставаться в поселке, тем более работать за мизерную зарплату.

Большинство учителей не следили за трендами в образовании: мы просто шли по программе из методички, составленной, видимо, еще миллион лет назад. Конечно, встречались и исключения. Так, наша преподавательница английского хоть и была в возрасте, старалась находиться на одной волне с молодежью. Эта учительница приносила на занятия диски, и мы хором пели песни Limp Bizkit и Фаррелла Уильямса.

Когда наступил подростковый период, одноклассницы начали взрослеть и хорошеть, а я осталась миниатюрной.

Ребята постоянно смеялись надо мной, говорили, что я некрасивая и слишком худая. Тогда во мне начала укореняться мысль, что меня никто никогда не полюбит, раз я такая уродина. Обидчикам старалась не отвечать. Но однажды, когда одноклассник в очередной раз оскорбил меня, я в столовой вылила ему чай на голову. Правда, это не помогло оставить издевательства.

Меня перестали обижать в классе десятом, когда я сначала подружилась, а потом стала встречаться с одноклассником. Возможно, тогда все заметили, что я из гадкого утенка превратилась в симпатичную девушку, и оставили меня в покое.

Еще в классе была нездоровая конкуренция среди отличников. Некоторые делали вид, что не замечают друг друга, — настолько их раздражал чужой успех. А на последнем звонке в одиннадцатом классе все ребята с золотой медалью хотели звонить в звоночек. Мы долго не могли решить, кому же достанется эта роль, поэтому прямо на линейке ходили вместе и передавали его по кругу. Каждый желал оказаться в центре внимания.

Развлекательная программа в школе была насыщенной, и все с нетерпением ждали праздников. Приколы придумывали даже учителя, которые почти не вкладывались в наше образование.

Расскажу про эти и другие внеклассные мероприятия, в которых мы участвовали.

Конкурс чтецов. Нужно было выучить стихотворение и продекламировать его со сцены. Некоторые ребята несколько лет подряд выступали с «Черным человеком» Сергея Есенина. Причем стихи они читали с такими серьезными лицами, словно познали жизнь: «Черный человек! Черный! Черный!» Сейчас для меня удивительно, что им такое в принципе разрешали, ведь стихотворение отнюдь не детское.

Я в старших классах подала заявку на выступление с есенинским произведением «Сыпь, гармоника!», но мне предложили выбрать что-то другое. В итоге я отказалась участвовать.

Смотр строя и песни перед 9 Мая. Мое любимое школьное мероприятие. Все ребята собирались в отряды и маршировали, исполняли военные песни. Пилотки и бантики мы шили сами за свои деньги. Помню, однажды я даже стала командиром отряда, и это было потрясающе. Я чуть с ума не сошла от восторга — настолько мне понравилось всеми руководить.

В выпускном классе нас взяли на районный конкурс по маршировке: от каждой школы отправилось по отряду. Мероприятие проходило в центре поселка, поэтому перекрывали дорогу и присутствовала администрация. Кроме того, наши выступления смотрели ветераны.

То школьное мероприятие мне понравилось, да и военные песни всегда отзывались в моей душе. К тому же мы с мамой и бабушкой каждое 9 Мая ходили к мемориалу на поселковой площади и возлагали цветы, чтобы почтить память погибших.

Жители нашего поселка отмечали День Победы по-разному, но праздничная вакханалия была для многих чем-то обыденным. Например, часть отличников объединялась с двоечниками-полумаргиналами, которые носили «Адидас» и ездили на родительских машинах без прав. А после районного конкурса многие ребята ходили «под бугор» — пить пиво у спуска к речке.

Конкурс «Будущие воины». В нем участвовали только мальчики. Команды ребят со всего поселка и близлежащих деревень выступали в Доме культуры: отжимались, подтягивались, пели, отгадывали загадки. Однажды группа парней включила эротическую музыку и начала делать неприличные движения тазом, за что получила дисквалификацию.

Встречи с военными. Патриотическому воспитанию в нашей школе уделялось особое внимание: к нам приходили ветераны Афганской и Чеченской войн, пели, рассказывали про фронт. Несколько раз нас также навещали десантники из ВДВ — их много в области, где находится мой поселок.

Но на моих одноклассников это как будто никак не повлияло. Да и в целом, как мне кажется, такие мероприятия не подходят детям: им сложно понять всю серьезность темы войны. Помню, ребятам рассказывали, как кому-то оторвало ноги, а они смеялись.

День делового человека. Еще одно интересное мероприятие. Каждый класс представлял определенную сферу — общепит, торговлю, медицину — и открывал свое предприятие. Все они работали как настоящие: например, в кафе продавали булочки, которые ребята пекли сами или покупали в магазине. Расплачиваться нужно было нарисованными деньгами.

Цели такого дня я до сих пор не понимаю, но во всяком случае нам это нравилось. Тем более что ради него отменяли уроки.

КВН. Самый лютый движ был, когда мы покидали пределы школы и отправлялись в Дом культуры. В дни, когда проходил КВН, все красиво одевались и делали максимально важные лица, ведь туда приходили ребята из соседних школ. Каждый хотел себя показать и на других посмотреть.

Посещение игр было дорогим удовольствием, поэтому я предлагала бабушке проспонсировать меня 30 ₽. Сами билеты печатались на принтере на обычной бумаге.

На мероприятии выступали команды с веселыми и находчивыми мальчиками из соседних деревень, которые зализывали волосы. В этих ребят влюблялись все девочки и потом искали их во «Вконтакте». Шутки участников клуба были кринжовыми, но все умирали от смеха. Так, в моей любимой сценке мальчик вышел в белом покрывале со словами «У-у-у! Я призрак деда Хасана!»  . Это был примерно 2012 год, так что цензура отсутствовала: ребята шутили о людях с нетрадиционной ориентацией, политике, иностранцах.

Естественно, я тоже мечтала выступать, но мне веселости и находчивости для этого не хватало, поэтому довольствовалась ролью зрителя.

Летняя практика была ужасным мероприятием, в котором приходилось участвовать на каникулах. Тех, кто пытался откосить, все равно заставляли отрабатывать, но осенью и с другими классами.

Например, тебя могли поставить вместе со старшеклассниками. В этом было мало веселого: у ребят постарше были свои приколы, а те, кто помладше, их не интересовали. Или, наоборот, становились объектом для насмешек.

На практику требовали приходить к восьми утра — независимо от того, где ты живешь. Мне повезло, ведь я просто переходила через дорогу, а некоторые ребята ездили по десять километров в одну сторону. Школьного автобуса не было — все дети добирались своими силами.

Практика подразумевала, что дети будут работать на благо школы: сдирать обои, выбрасывать старые книги, полоть сорняки, сажать цветы. Помню, как мы с подругой целый день обрывали одуванчики и испачкали одежду — даже руки были коричневыми.

Мама и бабушка объясняли мне, что это мероприятие необходимо, ведь школе не хватает сотрудников, которые могли бы ухаживать за территорией. Например, за клумбами следили уборщицы — их еще называли техничками. А к облагораживанию школы привлекали не только детей, но и учителей — им, кстати, за это не доплачивали.

Девочкам нравилась летняя практика, потому что на нее разрешали приходить в модной одежде и даже брать с собой плееры. Во время учебы так делать запрещали.

Больше всего мы любили выносить мусор, потому что это был единственный момент, когда ты не работал. Самым ужасным занятием оказалось полоть сорняки, для чего все приносили с собой тяпки и перчатки.

Летняя практика мне не нравилась, но мама успокаивала, что нас хотя бы не отправляют на поля копать картошку. Правда, в восьмом классе туда все-таки предложили поехать. К счастью, участвовать было не обязательно, но многие согласились: за это им обещали заплатить по 300 ₽.

ОГЭ. К экзаменам в девятом классе нас не готовили. Тогда я еще была подающим надежды гуманитарием, так что по своему желанию писала историю. В будущем я мечтала стать библиотекарем, потому что романтизировала книги и тишину.

Мама настояла, чтобы я сдала еще и физику — с заделом на подготовку к поступлению в технический вуз. С таким образованием, по мнению мамы, я бы обязательно устроилась на хорошую работу. «Вот найдешь богатого мужа — будешь вольна за его деньги делать все, чего только твоей душе захочется», — отмечала она. А пока мне нужно было следовать ее инструкциям. Спорить с мамой я не стала: боялась принимать серьезные решения в столь раннем возрасте.

В ОГЭ по физике мне попались сложные вопросы. Среди заданий даже оказалась лабораторная работа. «Подключите амперметр…» — говорилось в условии, а я понятия не имела, что это. В нашем кабинете физики никакого оборудования не было, поэтому мы не знали, как выглядят приборы и как их подключать. Но поскольку за нами никто не следил, я успешно списала ответы.

Испытание по математике запомнилось мне легендарной историей. Мы с одноклассником отправились сдавать предмет в другую школу. Когда приехали на место, здание еще было опечатано — чтобы никто из учеников не зашел заранее и не подложил себе шпаргалки. Мы ждали на улице, пока нас впустят. Однокласснику от волнения захотелось в туалет. Учительница пошла просить, чтобы школу срочно распечатали, к счастью, это был вопрос нескольких минут. Все закончилось хорошо, но потом ученик рассказал, что в туалете не оказалось бумаги и ему пришлось использовать собственные шпоры, на которых были ответы.

Математику в итоге сдали все, даже тот одноклассник. Ему поставили хорошую оценку, хотя учился он на двойки. Может, у кого-то списал.

Что касается меня, то я сдала все экзамены на высокие баллы. Возможно, если бы писала ОГЭ в следующем году, результаты были бы другими. Причина в том, что в дальнейшем правила ужесточили — например, в аудиториях поставили камеры.

К сожалению для учителей, многие ребята остались в школе после девятого класса. Ушли в основном маргинальные личности — уже тогда они состояли на учете в полиции, а сегодня сидят в тюрьме или находятся под следствием. Некоторые поступили в колледжи или училища, чтобы обучиться на трактористов, поваров, сварщиков. Хотя даже в нашем поселке такие специальности не востребованы. На них идут, только если нужно убить время или не угодить в армию.

ЕГЭ. К экзаменам в одиннадцатом классе нас тоже готовили плохо. С десятого класса начались угрозы из серии «вы не сдадите». В аудитории невозможно было сконцентрироваться, потому что одноклассники часто пытались сорвать уроки. Пришлось дополнительно взять частные занятия.

Моим репетитором стала учительница физики. Она готовила меня и к физике, и к профильной математике. Я ходила к ней домой дважды в неделю, мы уделяли каждому предмету по часу. Час занятий стоил 400 ₽.

400 ₽

стоило частное занятие для подготовки к ЕГЭ по физике и математике

Готовясь к русскому языку, я делала задания из сборника ЕГЭ под редакцией И. П. Цыбулько. Еще у нас в школе были платные занятия — около 1500 ₽ в месяц. Они проходили то ли раз в неделю, то ли раз в две недели, уже и не помню. Их вела школьная учительница: мы сидели за большим круглым столом, решали задания из книжки и затем разбирали ошибки.

Когда мы сдавали ЕГЭ, учителя из нашей и двух соседних школ строго следили, чтобы никто не списывал. Но в нашем поселке все друг друга знают — это повлияло и на мои результаты, и на меня.

Так, наблюдателем на ЕГЭ по физике была женщина, которая почему-то невзлюбила мою маму. Предполагаю, именно поэтому она начала до меня докапываться. Когда я отпросилась в туалет, учительница пошла за мной и стала долбиться в мою кабинку — хотела уличить в списывании. Я испугалась и, естественно, в шпоры не посмотрела. Она кричала, что доложит на меня руководству, если я немедленно не выйду из туалета. В тот день домой я вернулась в слезах.

Насколько я знаю, мои одноклассники смело списывали, хоть в кабинете и были камеры. Так что, скорее всего, оборудование не работало. Телефоны тоже проносили — прятали их в трусах. Один мальчик и вовсе сфотографировал и отправил задания своему репетитору. Тому школьнику все решили, и в итоге он получил за ЕГЭ высокий балл.

Свои результаты мне бы озвучивать не хотелось. Скажу только, что они оказались средними, но их хватило для поступления в московский вуз на бюджет.

Выпускной стал важнейшим событием за 11 лет обучения. Он проходил на центральной площади и собрал всех ребят из нашей школы. Каждый знал, что его наряд еще долго будут обсуждать, поэтому считал своим долгом не ударить лицом в грязь.

Многим девочкам купили платья за 50 000 ₽, хотя средняя зарплата в нашем ПГТ тогда составляла 15 000 ₽. Моя семья год откладывала деньги, чтобы приобрести вещи, о которых я мечтала. В итоге бабушка сказала, что может выделить около 30 000 ₽ на туфли, а мама — 40 000 ₽ на платье.

Эти суммы казались мне баснословными, так как моя семья не самая богатая. Тем не менее родные делали все, чтобы я чувствовала себя счастливой и не ущемленной. Мне было ужасно стыдно: я понимала, с каким трудом они зарабатывают деньги. Но мама и бабушка запретили об этом думать.

В поселке продавали платья, но их качество и внешний вид меня совсем не радовали. Интернет-магазины тогда не были распространены, так что мы поехали покупать мне наряд в Москву. Идеальный вариант нашелся в торговом центре «Никольская Плаза».

Помню, в тот день на мне были рваные кеды. Мама сфотографировала меня в старой обуви с красивым пакетом в руках и сказала: «Запомни этот момент». Тогда я очень гордилась собой, моими мамой и бабушкой.

Платье обошлось в 10 000 ₽ со скидкой, поскольку это был последний размер. Но я говорила всем одноклассницам, что мы взяли его за 30 000 ₽ и это полная цена. Да, вот такое ужасное качество — желание казаться круче, чем ты есть, — бывает у людей, которые выросли в маленьких поселках.

10 000 ₽

стоило мое платье на выпускной в 2015 году

Прическу мне сделали в парикмахерской за 3000 ₽. Макияж выполнила знакомая за 300 ₽. Ногти бесплатно накрасила двоюродная сестра — она специально приехала из другого города на мой выпускной. Тем не менее чувствовала я себя так, будто готовлюсь к настоящему балу, куда пригласили знаменитостей.

В праздничный день возле Дома культуры постелили красную ковровую дорожку. В моем поселке провели официальную церемонию: по микрофону объявляли фамилии выпускников, каждый проходил 50 метров по дорожке вместе с родителями.

Честно говоря, я в тот момент ощутила себя неловко: почти у всех были большие семьи, а мне компанию составляла только мама. Бабушка уже плохо ходила и не смогла пройти по дорожке с нами — наблюдала в стороне.

Ведущая назвала мою маму великолепной, и мы вместе прошли по дорожке. Все на нас смотрели, и кто-то в толпе сказал, что я перележала в солярии. А я просто смуглая от природы, поэтому стало немного обидно.

На выпускном был также мальчик, ребенком потерявший родителей. Его вырастила бабушка — очень хорошая женщина. Тот парень намеренно пробежал так быстро, словно они не вместе, чтобы она, такая красивая и нарядная, не смогла его догнать. Это выглядело очень печально. Посмотрев на это, я испытала стыд: я роптала, что выросла в неполной семье, а на деле всегда лучше, когда есть хоть кто-то близкий, чем никого.

Дальше мы выслушали слезливые поздравления от учителей и станцевали вальс, который готовили год. Специально для этого номера вручную сшили голубые платья в пол. Правда, на мой взгляд, эти костюмы выглядели немного нелепо и напоминали наряд панночки из «Вия». Еще мы сами читали стихи и пели. Одна девочка из зала передразнивала меня, и я чуть не расплакалась прямо на сцене. Но потом подумала: «Это же мой праздник, так что пусть другие идут на фиг», — и продолжила улыбаться до ушей.

После торжественной части мы отправились в кафе в соседней деревне. Стол нам понравился: салаты, шашлыки, алкоголь. За еду и напитки платили родители, но уже никто не помнит, сколько именно. Само же застолье оказалось тухлым: ничего интересного и веселого не произошло.

Учиться в Москве было для меня мечтой, а остаться в поселке — страшным сном. Родные поддерживали мое желание отправиться в столицу, но платное обучение мы позволить себе не могли — только бюджет.

Мне очень хотелось вырваться на свободу. В десятом классе я купила леопардовую шубу и ловила на себя взгляды всех бабушек на улице. В тот момент поняла, что хочу ходить и никого не знать. Думала о том, как после переезда начну новую жизнь.

Когда пришли результаты ЕГЭ, я расстроилась: как я уже говорила, мои баллы оказались не слишком высокими. Но я все равно подала документы в московские вузы. В качестве запасного варианта выбрала ближайший к дому институт. Он находился примерно в часе езды на машине, и там я побывала лично. Помню приемную комиссию в каком-то обшарпанном спортзале и свою мысль: «Ни за что не хочу учиться здесь».

В конце лета мне позвонили из столичного института и обрадовали новостью: я поступила. На руку сыграло то, что я выбрала инженерную специальность, где было много бюджетных мест.

Учиться оказалось очень тяжело — по крайней мере, на первых порах. Я поняла, что в вузе придется много работать, а я к этому за годы обучения в школе не привыкла. Например, на парах матанализа сразу начали изучать пределы функций — многие ребята из группы говорили, что проходили эту тему в школе, а я сидела с открытым ртом и ничего не понимала. После пар плакала, потому что у меня из-за отсутствия пространственного мышления не получалось делать чертежи по начертательной геометрии и инженерной графике. Хотелось все бросить и убежать.

После второго курса я поняла, что к чему: где можно списать, какие пары прогулять. Учиться стало проще. В целом мне повезло с окружением: ребята из группы и соседки по общежитию пришли на помощь. Например, один парень стал безвозмездно читать мне лекции по пройденным темам, давать советы, объяснял материал, которого я не понимала. Очень благодарна ему и всем, кто не оставил меня с учебой один на один.

Это полностью заслуга моих мамы и бабушки: они много работали, чтобы помочь мне исполнить мечту о переезде в город. Родные оплачивали репетиторов, покупали пособия, всячески меня поддерживали.

Переезд в город дался тяжело. На тот момент я была не приспособленным к самостоятельной жизни человеком, который всегда находился под опекой мамы и бабушки. Я не умела готовить и мыть полы, так что всему училась с нуля в общежитии.

Отдельным открытием стала совместная жизнь с другими людьми: мне пришлось привыкать к распорядку выноса мусора и мытья унитазов. Грязные вещи я первое время возила в огромном чемодане обратно домой: не знала, что в Москве есть прачечные, а стиральной машины в общежитии почему-то не было.

После бакалавриата я окончила магистратуру того же вуза. Поступила туда на бюджет и примерно в то же время впервые устроилась на работу, близкую к моему направлению подготовки. Раньше я в основном трудилась продавцом, а потом решила быть понастойчивее и со временем получила интересный оффер. Совмещать работу с учебой оказалось легко — сначала из-за ковида и удаленки, а потом из-за гибридного графика.

Многие мои одноклассники сейчас приезжают в Москву на заработки: одни устроились на вахту, вторые удачно женились. Кто-то переехал в другие крупные города. Но почти никто не остался в поселке.

Я стараюсь навещать свою семью каждые три недели. Бабушка теперь совсем старенькая, да и маме нужна помощь. Я выполняю работу на огороде и по дому. Перевозить их в большой город не планирую: они деревенские жители и им самим было бы некомфортно менять образ жизни.

Сейчас я работаю продакт-менеджером. Компания, куда я устроилась, делает оборудование для автоматизации. Базовые технические знания, полученные в вузе, мне не раз помогли.

Параллельно обучаюсь маркетингу: думаю, это тоже может мне пригодиться. На работе есть программа стажировок с наставниками, откуда я почерпнула много новых знаний. Плюс у нас толковые руководители — они мотивируют развиваться. Приветствуется, когда сотрудники проходят курсы и сами изучают полезные ресурсы.

В свои будни я стараюсь добавлять и другие вещи, которые меня увлекают. Мне нравится ходить в театры и музеи, изучать искусство и культуру. С периодическим успехом самостоятельно учу английский.

Где бы я ни жила, мне бы не хотелось терять связь со своим родным поселком. Мне кажется, там я настоящая. Когда копаешься в огороде, идешь на речку — этого ощущения не передать словами. Еще мы с мамой вместе ухаживаем за могилами предков на кладбище: шкурим и красим оградки, полем сорняки, сажаем цветы. Такая работа помогает почувствовать свои корни. Не уверена, что москвичи смогут меня понять. Наверное, сельская душевная организация все-таки отличается от городской: немного тоньше, что ли.